Иванов и Рабинович, или «Ай гоу ту Хайфа!» - Кунин Владимир Владимирович. Страница 4

Участковый справился с недоумением и жестко проговорил:

— Тем более, граждане. Справочки мне ваши сегодня же до семнадцати ноль-ноль.

— Ну, я свою привезу, а Васькина-то вам зачем? Он в гараже не числится, мне помогает, пока ОВИР не даст разрешения на выезд.

— Рабинович у нас не числится!.. — радостно сказал председатель. — У нас по штату вообще один шиномонтажник! Он, так сказать, по договоренности с Ивановым, с Ароном Моисеевичем…

— Короче! — прервал его участковый. — Обе справки чтоб у меня были. Кто из вас «Рабинович», а кто «Иванов» — мне без разницы. Я должен знать, что происходит на моем участке. Социализм — это учет!

Когда у дома Василия они вылезли из своего жуткого «Москвича», там уже стоял роскошный иностранный автомобиль.

— Какая тачка! — восхитился Арон.

— Поедешь с нами в Израиль, и у тебя будет такая же.

— А пошел ты!.. При таких бабках, что мы сейчас с тобой зарабатываем — и здесь прожить можно. А там я пропаду.

Уже поднимаясь по лестнице, Василий говорил:

— Не пропадешь… В Советском Союзе живут двести восемьдесят миллионов человек, а во всем мире — около пяти миллиардов. Значит, четыре миллиарда семьсот двадцать миллионов как-то ведь обходятся без Советского Союза? Не пропадают?

— Я здесь родился и вырос, упрямо сказал Арон.

— Там ты хоть гарантирован, что тебе никто не скажет «жидовская морда»… — Вася открыл ключом свою дверь, из-за которой неслась громкая музыка, и нежно улыбнулся: — Тоскует моя лапочка.

Они с Ароном вошли в квартиру и захлопнули за собой дверь.

Спустя мгновение музыка оборвалась, раздался чей-то сдавленный крик, грохот… Было слышно, как разлетелось что-то стеклянное, какое-то рычание, и мягкие удары, сопровождавшиеся треском чего-то ломающегося…

А потом с шумом распахнулась дверь и на лестничную площадку голыми были выброшены учитель иврита со своим иноземным другом. Вслед им полетели части их одежды.

На ходу натягивая штаны, они в ужасе бросились вниз по лестнице, и уже через секунду было слышно, как взревел мощным двигателем замечательный заграничный автомобиль, взвизгнул покрышками и умчался…

Вечером Арон привез Василия к себе. Еще из «Москвича» оба они увидели, как от дома отъезжает грузовик, набитый мебелью, холодильником, телевизором, торшером, гитарой и фикусом.

В широкой кабине рядом с шофером, с видом оскорбленной невинности, сидели Клавка со вздутой губой и Ривка с подбитым глазом.

Вася и Арон переглянулись и стали разгружать «Москвич». На свет божий появился потертый Васин чемоданчик, с которым он вышел еще из лагеря, две стопки книг, увязанные бельевой веревкой, и один-единственный костюм на «плечиках», в прозрачном пластиковом чехле.

На этом разгрузка и закончилась.

— «Была без радости любовь, разлука будет без печали…» — продекламировал Арон и поволок Васины вещи в свою квартиру.

В полупустой квартире (Клавка умудрилась вывезти из нее все, что возможно!) на кухне шла Большая Мужская Пьянка.

Две бутылки из-под водки были уже пустыми, одна наполовину опорожненная и две целехонькие ждали своей очереди…

— Чего им не хватало?! Чего?! — негромко и отчаянно восклицал Вася. — Вламывали мы, как папы Карлы!.. От полтинника до стольника каждый день в дом волокли! По пятьдесят колес за смену. Причем, заметь, Арончик, мы же были связаны двойными родственными узами…

— Чем?

— «Узами». Ну, связями!..

— Как это?

— Объясняю. Клавка была тебе кто? Жена?

— Жена.

— А мне сестра. Твоя Ривка была мне кто?

— Жена…

— А тебе сестра! Двойная повязка!!! Мало того!.. Ривка хочет за бугор — нет вопросов! Клавочка хочет оставаться здесь, — да бога ради! Все! Все для них!.. И на тебе! За что?! Почему?!

— Ну, бляди они, Вася! Бляди! А волка сколько не корми… Ты, кстати, закусывай. Дай-ка, я тебе хлебца намажу…

— Погоди! Давай выпьем. Мы с тобой лагеря прошли… На одних нарах, из одной миски баланду хлебали… Не обижайся, Арон, но твоя сестра Ривка оказалась курвой. Не обижайся…

— И ты, Василий, не обижайся. Я тебя жутко уважаю!.. Я за тебя в зоне мазу держал и на воле никогда не брошу. Но твоя сестра Клава тоже порядочная сука! Извини.

— А я тебя, знаешь, как уважаю?! Но с сегодняшнего дня у меня нет жены Ривки и сестры Клавки! Я от них отрекаюсь!!! У меня есть только ты, Арончик, и больше мне ни хера не нужно!..

— Дай я тебя поцелую, прослезился Арон. — Век свободы не видать! И у меня теперь нету никого — только ты, бесценный мой друг Вася, и забил я болт на все на свете!.. Пьем стоя!

Оба с трудом поднялись из-за стола, выпили и немножко поплакали друг у друга на плече.

— Все! — сказал Вася. — Все!.. Жизнь продолжается! Надо смотреть в завтрашний день!

— Правильно! — закричал Арон. — Завтра же я приведу пару отличных профурсеток и мы с тобой такое устроим!..

— Я имею в виду глобальный момент нашего существования.

— Давай выпьем, — Арон открыл четвертую бутылку.

— Наливай. Хорош!.. — Вася поднял стопку. Теперь, Арон, когда тебя здесь больше ничего не удерживает, ты должен ехать со мной!

— Поехали, — с готовностью согласился Арон. — Шлепнем еще по стопарю и, поехали! Только переодеться надо…

— Ты не понял меня, Арон. Мы должны вместе уехать в Израиль.

Арон выпил водку, неторопливо закусил и тяжело посмотрел на Василия:

— Мне сорок семь, Вася…

— А мне сорок четыре! — прокричал Вася. — Я что?

— Мне сорок семь, упрямо повторил Арон. — Но начинать все сначала без языка, без крыши, без денег…

— Язык — дело наживное. Квартирой и небольшими деньгами обеспечивают всех эмигрантов.

— Да, на кой мне хрен эти эмигрантские подачки?! Я всю жизнь вот этими руками!.. И никому никогда обязан не был!

— Не ори. Мы с тобой оформим «статус беженцев»…

— Это еще что за хреновина?

— Ну, вроде мы пострадали от Советской власти. В тюрьме сидели…

— Васька! У тебя совесть есть?! Ты вспомни за что сидели. Я рыло трем дуракам начистил, ты — в своем магазине стройматерьялов крутил как хотел. Какие мы «беженцы»? Чего ты мелешь, страдалец?!

— Я все понял. Ты хочешь дождаться еврейского погрома!