В шаге от славы (СИ) - Кас Оксана. Страница 57

Но говорил Минсок с заметным акцентом. Для американских хореографов это не было большой проблемой – в США вообще к плохому английскому отношение спокойное, он у половины населения в этой стране такой отвратный, что больше похож на испанский. Но все же иногда они переставали друг друга понимать… что не мешало Минсоку общаться. Он даже не пытался обратиться к Дану, чтобы тот перевел: прямо в процессе, пантомимами и отдельными терминами, он что-то доказывал двум приезжим американцем.

– Социофобия его однозначно боится, – завороженно шепнул Инсон, когда процесс разучивания снова застопорился.

– Мне кажется, что он вообще не знает, что такое стеснение, – добавил Юджин.

Дан хихикнул. Разумеется, Минсок, как и все люди, тоже иногда боится что-то сказать… но точно не в танцах. У этого есть свои плюсы. Хореограф со стороны не может знать их сильные и слабые стороны, а вот Минсок – вполне. Поэтому при разучивании каждой новой хореографии он просит внести правки. Иногда едва заметные, иногда крупные. Он примерно знает, кто и сколько выдержит во время танца, поэтому иногда просто просит упростить что-то, чтобы хватило дыхания для исполнения песни вживую. И это классно – так они могут делать яркую хореографию без жертв в исполнении… но как же долго длится первый день разучивания хорео.

Как и многие представители творческих профессий, хореографы не видели ничего ужасного в том, чтобы задержаться допоздна. Их оплата труда не почасовая, а за хореографию плюс трансфер. То есть Person оплатило их перелет и отель, а деньги они получили фиксированной суммой, за факт создания хореографии.

И эти двое явно не видели ничего дурного в том, что пришлось задержаться до часа ночи. Дан вызвал им такси, а сами пошли в общежитие пешком. Заодно голову проветрят.

– А можно я завтра не пойду в школу? – спросил Хэвон.

– Нет. Тебе осталось учиться четыре дня, – устало ответил Минсок.

– Вот именно. Мы все равно нормально не учимся уже. Какой смысл? А тут я нужнее…

– Неизвестно сколько дней ты пропустишь после дебюта. Если их наберется слишком много – у агентства будут проблемы, – напомнил Минсок.

Это правда – для школьников-айдолов есть условия по количеству пропусков.. Насколько Дан помнил, там чуть ли не половину года можно пропустить, если вовремя сдавать экзамены. Но и Минсок прав – они не знают, насколько заняты будут после дебюта. А эти несколько часов по утрам пока что мало что им дадут.

Но Хэвон все равно недовольно надул губы – словно ребенок… впрочем, он и есть ребенок.

***

Следующие дни слились во что-то вроде дня сурка: работа над песнями, обед, сон, запись песен, танцевальные репетиции. Когда Дан закончил с музыкой для их альбома, он стал по несколько часов до обеда тратить на личные танцевальные тренировки.

Вокал тренировать проще: у них сложные песни, ежедневные разминки и распевки перед началом записи песен. У него уже неплохой уровень владения голосом и, хотя пределу совершенству нет, ничего принципиально новое ему учить уже не нужно. Сейчас лучшее, что он может сделать для своего вокала – ежедневно работать над расширением диапазона, повторять то, что уже умеет, беречь связки от перенапряжения.

А вот с танцами все несколько иначе. Того, что он делает как айдол, недостаточно для развития танцевальных навыков. Он не прогрессирует, а скорее даже наоборот – стал хуже, чем был в Нью-Йорке. В школе искусств он постоянно учил что-то новое, потому что там регулярно меняли стили танца: то джаз, то хаус, то поппинг. Везде давали лишь основы, но мешанина жанров позволяла быстро прогрессировать в принципе. Но в Корее Дан если чему новому и учился, то только брейк дансу с Минсоком. Это, конечно, неплохо, и в паре они смотрятся круто, но ему самому вообще-то давно ближе модерн, мешанина жанров и отточенный контроль над телом… чего сейчас у него нет. Поэтому он уже записался на несколько частных уроков, а пока что просто много репетировал.

Минсок назвал это жадностью. Говорил, что Дану, с его ярким голосом, не обязательно на сцене быть идеальным танцором. Но Дан считал, что это не так. Центр группы – это не просто позиция, это еще и ответственность. Танец привлекает больше внимания, чем вокал, а уж для центра этот навык самый важный.

До недавнего времени Дан думал, что у них есть время на вдумчивую раскрутку: дебютируют может и в спешке, но потом будут делать все основательно и вдумчиво. Но по косвенным признакам он понимает, что это не так. Скорее всего, после дебюта будет жарко… Особенно жарко будет в отношении мнения публики: их навыки будут рассматривать под микроскопом, придираясь к любой мелочи. Уже понятно, что времени на самосовершенствование не будет как минимум до 2020 года. И до этого момента нужно еще как-то дожить.

Дожить под прицелом фотокамер, под критикой навыков и творчества, под насмешками коллег-айдолов, под криками о продажности, под обвинениями в покупке наград… просто выжить и сохранить себя, своих друзей и их ментальное здоровье.

Эти мысли крутились в голове Дана с той вечеринки Mnet. Он чувствовал это: их дебют многие расценивают как что-то вроде оружия, а не творческий процесс.

– Хватит, Дан! – сердито дернул его за плечо Минсок. – Что с тобой? Ты обычно больше всех ворчишь о безопасности, а сейчас падаешь уже четвертый раз!

Дан вздрогнул. Они вдвоем в танцклассе в это время, но каждый работал над своим.

– Прости… задумался.

– Задумался? О чем можно так задуматься, чтобы не чувствовать боли?

Дан неуверенно потер плечо. Не так уж и болит. Максимум – ушиб. Он же тхэквондист, умеет падать.

– С тобой что-то не так в последнее время, – Минсок силком потянул его к дивану и усадил рядом с собой, приобняв за плечи. Чем ты опять загрузился, генерал наш?

Дан криво усмехнулся. Врать Минсоку не хотелось. Да и смысл?

– Будет сложнее, чем я думал, – сказал он. – После дебюта. Канджи-ним не говорит, но… это прям ощущается…

– Мы стали пешками в игре богатых дядь? – печально уточнил Минсок.

Дан вздрогнул и повернулся к нему. Минсок усмехнулся и взлохматил ему и без того растрепанные волосы:

– Мы же не слепые. И не глухие. Мы тоже все это видим и чувствуем. Может не настолько хорошо и четко, как ты, но даже Хэвон недавно сказал, что начал работать с психологом над принятием критики. Поверь, мы все в курсе, что хейтить нас будут много и с огоньком. И Канджи-ним ничего не сможет с этим сделать.

Дан мог только удивленно моргать в ответ.

– И самое печальное, что еще и наши фанаты будут винить Канджи-нима за то, что он ничего не делает с хейтом в нашу сторону, – закончил Минсок. – Последнее особенно огорчает.

– Как… вы что, обсуждали возможный хейт после дебюта? – удивился Дан.

Минсок тепло ему улыбнулся, но отрицательно покачал головой.

– Не совсем. Я говорил примерно об этом с Хэвоном и Джинхо, в разное время – они оба это чувствуют. Джинхо рассказал, что Юджин тоже говорил об этом с ним и Инсоном. Так что – может, мы и не разговаривали об этом как группа, но все прекрасно понимают, что ради высоких целей придется пройти тот еще социальный ад. Но… Дан, ты забываешь одну важную деталь…

Минсок сделал паузу, а Дан выжидающе на него посмотрел.

– Не один ты шел в эту индустрию с осознанием того, насколько сложно это будет, – широко улыбнулся Минсок. – Не пытайся защищать нас, как детей, только потому что ты известнее и кое-что знаешь о мире больших денег. Мы все это знаем. И мы готовы. А ты не сверни шею, пожалуйста. Знаешь ли, будет сложно стать Beatles, если мы на старте потеряем Пола Маккартни.

Дан не выдержал, засмеялся.

– Из меня херовый Маккартни, – честно признался он.

– Да ладно, его бы в наше время уже нашли за что отменить, – махнул рукой Минсок. – Мы все равно херовые Beatles, потому что вообще ни разу не рок-группа. Плечо не болит?

– Нет, – махнул головой Дан. – Я умею падать.

– Ну ладно. Но падай поменьше, пожалуйста. Ты мне живой нужен…