Девушка с характером (СИ) - Якобс Анне. Страница 29

– Необъятная тишина… Только бубенцы звенят, – заметила Мари, и фрейлейн Катарина расхохоталась.

– Ты права. А представляешь, мы видели оленя. Стоял на лугу совершенно неподвижно, смотрел, как мы приближаемся, и когда в до наших саней оставалось всего несколько метров, широко, грациозно побежал в лес. Ах, нам четверым нужно больше бывать среди природы, эта искусственная городская жизнь, жизнь в четырех стенах – какое же это все ненастоящее. Я слышала, в Вене есть секта, они строят в лесу хижины и нагишом купаются в реках…

– Китти, прошу тебя! – покраснев, прикрикнула фрейлейн Элизабет.

Но фрейлейн Катарина лишь рассмеялась. На ней была белая шуба, ворот высоко поднят, а широкополую шляпу она повязалась шерстяным шарфом. Щеки нежно розовели, глаза горели – она была красивее, чем когда-либо.

– Прокати нас еще разок по парку! – крикнула она. – Люблю старые деревья под снегом. Они словно из другого мира, словно гиганты и лесные эльфы.

Мари увидела, как Элизабет закатила глаза, но ничего не сказала. Видимо, понимала, что бесполезно отговаривать, потому что молодой господин тоже хотел сделать Мари приятное. А Альфонс не посмел бы высказывать недовольство в адрес своей возлюбленной.

– Смотри, Мари. Разве не чудо скользить вот так на санях? О, господи, солнце садится. Закатывается прямо в розовые облака!

Заходящее солнце действительно придало серым облакам у горизонта красноватый оттенок, они стали прозрачными, то тут, то там за ними угадывался красный огненный шар, опускавшийся все ниже. Но вот облака вдруг раздвинулись, и сверкающий красный поток пролился над парком.

– Как же красиво! – прошептала фрейлейн Катарина.

Даже фрейлейн Элизабет была потрясена и обернулась, чтобы увидеть это небесное представление. Пауль Мельцер придержал лошадь, на какое-то мгновение все замерли и восхищенно смотрели на горящий зимний закат и сверкающий красноватый снег преобразившегося парка.

– Как будто коронация, – восторгалась фрейлейн Катарина. – Никогда еще я не видела такого заката. Ах, дорогой господин Бройер, я так благодарна, что вы убедили нас совершить эту прогулку!

– А я как же? – засмеялся ее брат. – Ведь это я предложил погулять, не так ли?

– Вы оба получите от меня орден!

Свернули к вилле, и Роберт остановил сани аккурат напротив входа, чтобы дамы сразу поднимались в дом. Только теперь фрейлейн Катарина заметила, что Мари плачет.

– Что случилось? Ты заболела? Кто-то тебя обидел? Скажи мне, Мари…

– Я… я сама не знаю, – пробормотала Мари, а слезы так и текли по щекам.

Молодой господин подал ей руку. Его серые глаза были полны беспокойства и сострадания.

– Это я виноват? – тихо спросил он. – Я не хотел посмеяться над тобой. Совсем нет. Я просто хотел, чтобы ты разделила с нами радость.

– Нет-нет, – испуганно произнесла Мари. – Вы тут ни при чем. Это… наверное, просто нервы.

– Нервы? – бесцеремонно вмешалась фрейлейн Элизабет. – Я и не знала, что у кухарки есть нервы.

Мари натянула на плечи платок, присела перед господами в книксене и убежала в кухню. В надежде, что никто ничего не заметил.

18

– Добрый вечер, Роберт.

– Добрый вечер, господин директор. Со светлым праздником Рождества вас.

– Не суетись, Роберт. Торжества еще не начались. Однако спасибо.

Роберт чуть смущенно кивнул. Он подождал, пока хозяин устроится в лимузине, и как можно тише закрыл за ним дверь. Затем обошел автомобиль и сел за руль. Мельцер бросил взгляд на часы на здании фабрики – огромный круглый циферблат висел на фасаде административного здания и был виден издалека. Через пять минут закончится рабочий день, сегодня, в сочельник, на час раньше обычного. Широкая дорога к воротам заполнится черной толпой людей, рабочие будут спешить домой.

– Чего мы ждем? Поехали!

– Да, господин директор.

Привратник тоже сорвался с места и открыл перед ними ворота. Мельцер опустил стекло, чтобы пожелать мужчине счастливого Рождества. Тот стащил с головы шапку и что-то ответил, но Мельцер не разобрал слов из-за гудения мотора, однако был уверен, что слова были приятными. Снаружи стояли женщины с детьми, они почтительно расступились перед автомобилем директора. Мельцер знал, что их сюда привело. В сочельник выдавали небольшую надбавку, и женщины опасались, что мужья прямо с фабрики отправятся в пивную.

Мельцер откинулся на мягком сиденье. Он чувствовал себя крайне неловко. Обычно домой он ходил пешком, двадцать минут бодрым шагом, глубоко дыша и насыщая легкие кислородом. В такой изумительный зимний вечер он еще позволил бы себе завернуть в свой любимый парк, но сегодня времени на это не было. Загудел фабричный гудок, и Алисия дома наверняка нетерпеливо посмотрела на часы.

Он не любил пышных празднеств. Причиной тому, возможно, были детские воспоминания: в его семье, где детей было много, а денег мало, не устраивали больших праздников. У Алисии совсем другие привычки. В их померанском имении знали толк в торжествах, почитали старинные рождественские обычаи, обильно ели и пили, приглашали гостей, организовывали веселые конные поездки в лес и в поля, даже если на письменном столе отца громоздились неоплаченные счета.

Иоганн призвал себя подумать о другом, потому что не хотел сердиться на Алисию. В конце концов, страсть сорить деньгами в его семействе шла не от нее. Он посмотрел мимо Роберта на освещенную улицу и порадовался новым фонарям, которые наконец удалось выбить у городского начальства. Смеркалось, огни вдали мерцали едва-едва. Были различимы некоторые силуэты, луковичный купол Перлахтурм возле ратуши, абрис базилики Святых Ульриха и Афры, об остальном можно было лишь догадываться. По другую сторону горел свет фабричных цехов, на соседних предприятиях тоже скоро закончится смена. Завтра Рождество, станки работают вполсилы.

Вилла вся была освещена, горели не только уличные электрические лампы по сторонам от парадного входа, но дополнительно в снег были воткнуты факелы. Завтра перед приездом гостей садовник всю подъездную дорожку уставит этими факелами. Так хотела Алисия, и Иоганн не вмешивался. Во всем, что делалось Алисией, был стиль, это производило впечатление на гостей, и Мельцер получал в свой адрес множество комплиментов. В сущности, он был благодарен супруге, поскольку сам в таких делах не разбирался. Алисия долгие годы была ему верной помощницей, всегда принимала его сторону, он мог на нее положиться.

Еще бы с детьми держала себя построже. Китти, по мнению Иоганна, было предоставлено чересчур много свободы. Но прежде всего его беспокоил Пауль. Тот вечно попадал в истории, и мать всегда вступалась за сыночка. Мельцер глубоко вздохнул. К своему неудовольствию, мыслями он опять вернулся к Алисии.

– Прошу вас, господин директор.

Роберт припарковал машину прямо у крыльца и открыл перед хозяином дверь. Мельцер вышел и еще раз приветливо кивнул водителю. Смышленый паренек этот Роберт. Он не только водил, но и разбирался в машине, уже несколько раз ремонтировал ее. И дома им были вполне довольны, даже Алисия настаивала на том, чтобы оставить его на службе и через несколько лет заменить им Шмальцлер. У Роберта были все задатки стать хорошим домоправителем, или как сейчас говорят – дворецким. Дворецкий, несомненно, добавляет дому солидности.

В холле господина директора уже ждали. Отдав Августе шляпу и перчатки, а Эльзе – пальто, он на секунду остановился полюбоваться огромной елью. Зажгли свечи и для большего эффекта выключили электричество, атмосфера и в самом деле получилась торжественно-таинственной. Все дело было в мерцании свечей, отражавшихся в блестящих шарах, что создавало золотистое сияние вокруг дерева.

– Не правда ли изумительно, Иоганн?

Алисия подошла с радостной улыбкой, и у него не хватило духу сказать, что, на его вкус, в этом году чересчур помпезно. Он только кивнул и пробормотал, что все как всегда идеально. Супруга оперлась на его руку, и они рядышком пошли к сияющей красным с золотым елке, возле которой по традиции собралась вся прислуга.