Под скорбной луной - Одден Карен. Страница 20

— Таков порядок. Мы обязаны собрать показания с как можно большего количества свидетелей, чтобы получить ясную картину. Не могли бы вы рассказать о том, что происходило, начиная с доков Миллуолла? Похоже, вы там задержались?

— Так и было. Черт, не повезло! Не стукни мы проклятую баржу, не было бы никакой задержки, и ничего не случилось бы…

Баржу? Хм…

Белдинг заметил мое удивление и нахмурился, выпятив нижнюю губу.

— Ах, зачем я вообще об этом сказал… Никакого отношения к катастрофе тот случай не имеет.

— Скорее всего, тем более что произошла она через несколько часов и совсем в другом месте. И все же мне хотелось бы послушать ваш рассказ.

Он вытер руки о колени.

— Рассказывать особо и нечего. Мы выходили из внешнего дока, а баржа пересекла нам путь. Кроме нее, никто не виноват, да и «Замок» повреждений не получил. Через некоторое время нам позволили продолжить плавание.

Баржа явно меньше и маневренней углевоза, так что ей следовало уступить дорогу большому кораблю. Тут не поспоришь. Однако почему промолчал Гаррисон?

— Сколько подобных происшествий случилось с «Замком Байуэлл» на протяжении, скажем, последних нескольких лет?

— Ни одного! — задрал подбородок Белдинг. — То-то и странно! У нас один из лучших капитанов на моей памяти. Как-то в Александрии он причалил, имея всего пару футов свободного места. Мистер Гаррисон очень осторожен. Видите ли, у него есть собственный интерес.

— Вы имеете в виду — к судну?

— Капитану принадлежит его доля, — кивнул мой собеседник.

— Это из-за баржи вы пропустили начало благоприятного течения?

— Ну да, к тому же нам еще пришлось ждать лоцмана. Тот, кого мы наняли, не появился, так что капитан нашел другого.

— Джона Конвея?

— Имени не помню.

— Впередсмотрящий у вас был? — небрежно спросил я.

Капитан вроде бы на этот вопрос ответил утвердительно, однако следовало перепроверить его слова. На углевозе подобный человек точно требовался, поскольку бак корабля задран вверх и у рулевого не самый хороший обзор.

Похоже, мои сомнения оскорбили Белдинга.

— А как же! Парень по фамилии Харди.

— Из тех, кто по краткосрочному найму?

— Да, но человек он хороший, — кивнул старший помощник.

— А где был капитан?

— Стоял на мостике, как полагается.

— Значит, лоцман был у штурвала, а мистер Гаррисон отдавал ему команды? — Дождавшись кивка Белдинга, я продолжил: — Можете его описать?

— Огненно-рыжие волосы, синие глаза. Примерно моего роста, лет сорока.

Должно быть, выражение моего лица изменилось, потому что Белдинг, покосившись на меня, осведомился:

— А что вы так напряглись? Ну да, ирландец, и что с того? Дело он знает. И капитан ничего против ирландцев не имеет! Кстати, к чему все эти вопросы насчет нашего экипажа? Виноваты в крушении не мы. Мы имели право находиться там, где шли, и скорость никто не превышал! — Он бросил раздраженный взгляд на газету. — А вот «Принцесса» шла там, где ей быть не положено!

— На «Принцессе» тоже служат достойные люди, — возразил я. — Знаете, что их капитан утонул, спасая пассажиров?

Мой выпад произвел желаемый эффект: Белдинг опечалился.

— Да, я слышал. Чертовски жаль… — Он опустил взгляд на свои тяжело лежащие на коленях руки и, прищурившись, посмотрел на меня. — Я вчера был на газовом заводе, помогал раскладывать тела.

— Это добрый поступок.

— Знаете, останки уже начали попахивать. — Старший помощник поморщился. — Некоторые жертвы почти без одежды… Нехорошо, что женщины смотрят на них в таком виде… Знаю, что комитет по крушениям предлагал поместить тела в закрытые гробы, чтобы родственники опознавали их по драгоценностям и так далее.

Хм, а мысль недурна. С подобной процедурой опознания мне сталкиваться до сих пор не доводилось, хотя и катастрофы такого масштаба я припомнить не мог.

Дальнейший наш разговор полностью подтвердил рассказ капитана Гаррисона, однако по пути в Уоппинг я вновь запнулся о важное несоответствие. Возможно, Гаррисон и впрямь не придал значения инциденту с баржей; в конце концов, он действительно не имел отношения к тому, что произошло позже. Хотя задержка-то произошла, почему «Замок Байуэлл» и подвергся риску столкновения с «Принцессой Алисой». На его пути встретилось еще полдюжины коварных мест, где эта вероятность увеличивалась. Впрочем, Гаррисон вполне мог просто забыть о мелкой неприятности. До того ли ему было после катастрофы…

Интересно, в какое время по плану должен был «Замок Байуэлл» миновать Трипкок-пойнт? Из-за двух непредвиденных задержек он выбился из графика. Фредерик Бонси винил в крушении именно углевоз, утверждая, что тот превысил разумную скорость. Возможно, Гаррисон торопился, пытаясь нагнать упущенное время, не пропустить вечерний отлив? Надо бы расспросить капитана более подробно. Впрочем, были к нему и другие вопросы.

Получив показания Гаррисона и Белдинга, я все же желал услышать рассказ лоцмана с «Замка Байуэлл» и надеялся, что Джон Конвей в ближайшее время объявится.

Вернувшись на Уоппинг-стрит, я сразу спросил Трента насчет Конвея, но тот лишь помотал головой.

— Не появлялся. Зато пришли два других человека, уже давно вас ждут. Мистер Эйрс в первой комнате, а мистер Ротерли — в вашем кабинете. — Трент запнулся. — Мистер Эйрс сидит здесь уже почти два часа.

Искушение поговорить сперва с Эйрсом было велико, однако я не сомневался, что Ротерли воспримет подобный шаг как личное оскорбление. Обязательно нажалуется своему начальнику, Куо-термену. Поблагодарив сержанта и собравшись с духом, я перешагнул порог своего кабинета.

Уинторп Ротерли, долговязый мужчина тщедушного сложения с выставленной вперед — совершенно по-птичьи — головой и вечно прищуренными серыми глазами, был членом парламентского наблюдательного комитета. Обязанностью этой структуры являлась оценка деятельности Ярда после скандала со взятками. Ротерли использовал свою должность для удовлетворения собственных политических амбиций и, словно попугай, повторял каждое слово Куотермена. Твердил, что стоит за полное закрытие Скотланд-Ярда и увольнение детективов в штатском из всех полицейских подразделений.

В прошлом году я провел в его обществе мучительных два часа. Ротерли несколько раз заявил, что нет смысла рассчитывать на человека, «выросшего в определенном квартале Лондона и не получившего должного образования». Говорил, что я никогда не смогу работать в цивилизованной манере, и выразил сомнение в моей профессиональной пригодности. Я с удовольствием сделал вид, что не понимаю таких сложных выражений.

— Наконец-то, Корраван!

Судя по тону, Ротерли предполагал, что я спал допоздна, затем неторопливо откушал, после чего прогулялся пешочком на службу. Тем не менее он поприветствовал меня чопорным кивком, показывая, что уж ему-то цивилизованные манеры не чужды, а вот мне следует стыдиться своего поведения.

— Добрый день, мистер Ротерли.

Я не спеша расстегнул пальто. Дух противоречия заставил меня тщательно повесить его на плечики вместо того, чтобы поспешно накинуть на крючок, как я обычно и делал.

— Готовы отчитаться? — осведомился Ротерли.

— Нет. Торопиться не следует, — ответил я, усевшись и сложив руки на груди.

Ротерли, уставившись на меня, остался стоять.

— Корраван, парламентский комитет имеет право точно знать, что случилось и кто виноват.

Бедняга Ротерли… На этот раз мальчиком для битья в парламенте будешь именно ты. Доволен?

Он вытащил из кармана свернутый листок бумаги и швырнул его на стол.

— Вот такое сообщение я получил сегодня утром.

Развернув записку, я прочел:

— О господи…

— Вам известно, что анонимные обвинения не могут быть использованы в качестве улики, — заявил я. — Ярд получает подобные записки десятками, и, как правило, почти все они лишь вводят нас в заблуждение.