Ты — моя мечта (СИ) - Максимова София. Страница 15
— Странно... Алина всегда мне казалась благоразумной девочкой.
— А потом она мне припомнила все грехи молодости, так сказать… И мне стало так тошно, ты ведь знаешь, сколько я этого дерьма съел. Всё давно в прошлом, но нет... Эта святоша, видно, решила, что я для нее недостаточно хорош, блядь.
— Ладно, забей. Ты ее знаешь от силы пару дней. Ты даже еще не со всеми девочками курса познакомился, найдем мы тебе получше.
Рома молчал.
— Так это правда? Он сам так и сказал? — на другом конце города Марина по телефону пыталась подбодрить подругу и разобраться в том, что же произошло между ней и Воронцовым, которого хотелось задушить голыми руками.
— Да... Я спросила, правда ли, что дочка ректора беременна от него, и он это подтвердил. А потом обозвал девушку мразью, представляешь, — Алина уже не плакала, но голос дрожал и звучал надломлено. — Марин, как же можно так говорить? Что он за человек такой? Как я вообще могла увидеть в нем что-то хорошее? Похоже моя интуиция ни на что не годится...
— Не ожидала от него, если честно… Выходит и моя интуиция в отношении него ошиблась, — грустно ответила собеседница.
— А потом он подтвердил все слова Егора и про школы, и про драки, и про наркотики, про то, как папа разбирался с потерпевшими ...— Алина всхлипнула. — Теперь я понимаю, почему он так беспечно говорил о своей аварии. Ему, наверное, и человека переехать ничего не стоит...
— Не горячись. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, но всё-таки, каким бы засранцем не был Воронцов, ты не должна переносить на него грехи других...
Девушки еще долго обсуждали события сегодняшнего дня, и распрощались, только когда стрелка часов перевалила за полночь.
Глава 9. Неожиданный визит в гости
Воронцов не появился ни на следующий день, ни через день, ни через неделю. Потом до Алины дошел слух, что парень получил освобождение в деканате по состоянию здоровья, и, как думала девушка, сейчас отдыхал дома под наблюдением врача или расслаблялся где-то на берегу ласкового моря.
Сама Алина изо всех сил пыталась вернуть себе душевное равновесие. Она постаралась с головой погрузиться в учебу, взялась за написание нескольких рефератов, заказ на которые нашла в интернете, обработала фотографии питомцев из приюта и начала готовить анкеты для каждого из них, несколько раз в день звонила бабушке и, конечно, занималась репетицией танца с Егором.
К большому огорчению девушки, ее партнер по танцу, взявший на себя функции тренера и наставника, с каждой новой тренировкой добавлял в номер все больше чувственных элементов и поддержек, в результате чего танец получался очень страстным и откровенным. Поначалу Алина протестовала, но Егор сказал, что они взрослые люди, и он не собирается, как сопливый школьник, водить с Алиной хороводы, невинно держась на сцене за ручки. Время летело незаметно, так прошла вторая неделя, приближалась середина октября и День первокурсника.
Алина всё чаще ловила себя на мысли, что скучает по Воронцову, и просто не представляет, как изгнать его из своих мыслей. Думать и скучать по такому эгоистичному и подлому человеку, было очень унизительно. Алина ощущала себя предательницей. Казалось, что жизнь послала ей испытание, чтобы проверить на прочность твердость ее убеждений и принципов, но она не справилась, повелась на красивую физиономию и розовые мечты о вечной любви с первого взгляда. А хуже было то, что в минуты душевной слабости и тоски, она всё чаще искала оправдание для слов и поступков Романа, и чувствовала себя после таких мыслей особенно опустошенной. Она измоталась, много плакала, часто вспоминала семейную трагедию. Она была на грани срыва, а необходимость улыбаться подруге, быть приветливой с Егором и выкладываться на репетициях, демонстрируя страсть и всплеск энергии, делали ее и без такого непростое душевное состояние ещё тяжелее.
Рома тоже так и не смог забыть девушку. Загруженный поручениями отца, он все равно то и дело вспоминал ее и их последний день, проведенный вместе. Сейчас, когда эмоции улеглись, он понял, что вел себя как придурок. Вместо того, чтобы спокойно все рассказать и объяснить девушке, ответить на ее вопросы, пусть и неприятные, он вспылил и позорно сбежал, как будто ему и правда есть чего стыдиться. Теперь он осознал, что Алина с ее добрым отзывчивым сердцем, смогла бы понять его, если бы он только честно рассказал о своем детстве. Уж если она по каким-то причинам нашла в себе сочувствие для Милы, то вряд ли бы к нему отнеслась по-другому.
Но как только отец выхлопотал для него две недели больничного, несмотря на все его возражения, Роману пришлось днями пропадать в офисе Воронцова-старшего к огромному неудовольствию брата. Парень знакомился с ключевыми сотрудниками на предприятиях отца, чтобы «знать свою команду в лицо», с самыми крупными клиентами, сначала на бумаге и по рассказам начальника отдела безопасности, а уже потом при личных встречах, несколько раз бывал на стройплощадках с отцом, вникал в секреты участия их организаций в тендерах, знакомился с бизнесом конкурентов.
Романа забавляло, как на все его движения, реагировал Александр. Он то и дело спрашивал отца, зачем тот привлекает еще сопливого младшего сына к участию в таких серьезных делах, предлагал старику немного отдохнуть, оставив бизнес под его руководством, и даже пристроил под его бок свою смазливую протеже, обладающую внушительными достоинствами, надеясь переключить внимание.
Роман часто виделся с Артемом и постоянно расспрашивал его об Алине, но друг мало, что мог рассказать о девушке, кроме того, что она с усердием учится, а после занятий уходит или уезжает вместе с Егором Колосовым. Воронцов очень надеялся, что у этой парочки всё по-прежнему ограничивается только репетицией танца, и после выступления он уже не увидит их вместе.
День первокурсника начался для Алины с неприятностей. После первой пары ее пригласили в деканат, и девушка терялась в догадках, что же могло потребоваться от неё.
Когда студентка зашла в кабинет декана, и Нина Степановна Николаева, пожилая женщина в строгом темном костюме, дружелюбно улыбнулась ей, Алина отпустила все тревоги и, воспользовавшись приглашением, удобно устроилась в кресле напротив письменного стола.
— Алина, я давно наблюдаю за тобой. Как в прочем, и за каждым из студентов, обучающимся в стенах этого факультета, которым я руковожу с момента его основания. Ты очень прилежная девочка, активистка и добрый отзывчивый человек. Ты у меня на хорошем счету, и я надеюсь, что в будущем ты сможешь стать гордостью нашего ВУЗа. Я знаю о твоей личной трагедии, и очень тебе сочувствую. И, конечно, я понимаю, твою ситуацию, твою мотивацию: непросто молодой девочке, без семьи и поддержки, самой подняться на ноги. И то, что ты сама зарабатываешь себе на жизнь очень похвально, но, к сожалению, учитывая всё, я не могу оставить без внимания способ, которым ты это делаешь.
Алина почувствовала, как кровь прилила к щекам, а ладошки стали холодными и влажными.
— Дорогая, — Нина Степановна чуть наклонилась вперед, от чего её внушительный бюст занял четверть зеркальной поверхности письменного стола. — Я не хочу показаться лицемерной. Не думай, будто я делаю вид, что не знаю, про купленные оценки и экзамены, курсовые и дипломные работы, не знаю, про преподавателей, которые шабашат репетиторством среди студентов, или студентов, которые, как и ты, пишут на заказ научные работы. В каждом случае свои обстоятельства, и я их, конечно, учитываю.
Но, к сожалению, твои обстоятельства на данный момент осложнились тем, что кто-то узнал про твою ... деятельность и на тебя поступила жалоба. В этом пасквиле тебя обвиняют чуть ли не в государственном шпионаже в пользу иностранных агентов.. — женщина грустно улыбнулась. — Высказываются предположения, что ты работаешь в доле с некоторыми преподавателями, которые специально нагружают бедных студентов дополнительными рефератами и докладами за малейшую провинность. Я не хочу пересказывать тебе все домыслы и обвинения, всю грязь, что вывалили на тебя в этом письме, думаю, ты и так поняла его суть.