Мика и Альфред - Кунин Владимир Владимирович. Страница 34

После того допроса Мику дней на десять оставили в покое.

Только перевели из общей камеры в одиночную. То есть она была двухместная, но Мика сидел там один. Вторые нары были подняты и наглухо пристегнуты к бетонной стенке большим висячим замком.

Хотя Мике и в общей камере было неплохо. Все знали, что этот угрюмый и молчаливый пацан — уркаган, каких свет не видел! Фантастический «гастролер», вор-скокарь по кличке Мишка-художник. Знали, что ни один его «скок» не доказан, что его кровный корешок и подельничек — легендарный Лаврик — был застрелен, когда их брали по наводке какой-то сучары, и что за Лаврика Мишка-художник «положил» чуть ли не взвод мусоров!

Но вот как он это сделал, никому не известно: валяются дохлые менты вокруг, а живой и невредимый Мишка-художник закрывает глаза своему мертвому корефану Лаврику…

Вот такие воровские и блатняковые горделиво-жалостливые сказки витали вокруг Микиной личности в общей камере. Но уж когда в камеру пихнули двух залетных саратовских, и они сразу объявили себя «в законе», и попытались «качнуть права», начав с самого младшего — с Мишки-художника, вся камера им такой «укорот» сотворила, что они еще долго искали себе место под нарами!

Кто-то из «ссучившихся» сявок шепнул надзирателю, тот доложил выше, и тогда тот самый начальник без правой кисти (правда, ворье утверждало, что он и с левой стреляет как бог!) и перевел Мику в одиночку. От греха подальше. Как говорится, от лишних трупов.

Потому что странная смерть его подчиненного в Талгаре на чердаке у планакеша еще два месяца тому назад навела начальника на одну диковатую на первый взгляд мысль: а уж не действительно ли его убил Мишка-художник?

Но как?! Каким образом? Бред какой-то…

Начальник хоть и был без правой кисти руки, но с головой. Не то что его молодой и инициативный, но уже покойный товарищ. И был ужасно любопытным типом, как и положено, наверное, быть начальнику уголовного розыска.

Он начал копать. В смысле — отматывать время назад. Как кинопленку. И достаточно скоро наткнулся на странную смерть Генки Оноприенко и на «особо тяжелую форму мозгового кровоизлияния» Маратика Семенова, двух молодых и здоровых артистов ЦОКСа, где когда-то работал и подследственный Михаил Поляков.

Мало того, начальник выяснил, что смерть Г. Оноприенко и инсульт М. Семенова, впоследствии приведший к кончине последнего от «необратимых поражений и изменений головного мозга», произошли во время кражи, которую М. Семенов и Г. Оноприенко совершили больше года тому назад в камере хранения общежития киностудии в помещении бывшего кинотеатра «Алатау». Где когда-то проживал и М. Поляков.

Было выяснено, что все предыдущие кражи в гостинице «Дом Советов», а также неоднократные кражи в вышеупомянутом общежитии совершались именно Г. Оноприенко и М. Семеновым, а не подозревавшимся во всех этих кражах М. Поляковым.

И снова та же картинка маслом! Здоровенные бугаи вроде последнего трупа — молодого и инициативного — погибают без малейших следов насильственной смерти. Мало того, от причин, которые в большинстве случаев проявляются в пожилом возрасте с достаточно изношенным организмом!..

Значит, на этих здоровяков было оказано какое-то постороннее стрессовое воздействие. Так? Но какое, мать вашу в душу?! Кто-нибудь может мне ответить?!

От смертей в «Алатау» отматываем еще примерно на полгода…

Каскелен. Детский дом для трудновоспитуемых подростков, где по неясной причине содержался вышеупомянутый М. Поляков.

Гибель двух почти взрослых «беспредельщиков» в фургоне детдомовского грузовика!

Во время гибели этих двух негодяйцев в фургоне находились М. Поляков и малолетний В. Катин.

Настоящая фамилия Валерия Катина неизвестна. Зарегистрирован по имени поварихи детдома.

В. Катин под страшнейшим секретом потом намекал своим друзьям-малолеткам на то, что четырнадцатилетний Мишка-художник при нем убил двух девятнадцатилетних, сильных, вооруженных опасной бритвой и кастетом фактических «хозяев» Каскеленского детского дома для т/в подростков…

Может, кто-нибудь подскажет — как это могло произойти?

Еще отматываем!..

Откуда этот Поляков поступил в Каскелен? Подняли старые документы — из детприемника Алма-Атинского отделения железнодорожной милиции.

Как он туда попал? А хрен его знает!.. Разве всех упомнишь? Приехал откуда-то… Откуда? Откуда, черт бы вас всех побрал!..

Слава Богу, разыскали запись протокола досмотра задержанного: «…у Полякова М. С. изъята поддельная „Справка личности", якобы выданная ему Джамбульским райотделом ж/д милиции взамен утраченного „Свидетельства о рождении"…»

Однолапый начальник не поленился, связался с Джамбульским райотделом по своей селекторной связи. Там, в Джамбуле, главным теперь оказался тот самый пожилой, толстый казах-милиционер, который подтвердил, что все документы у М. Полякова были подлинными. Справку он сам выписывал, а продаттестат — его приятель, военный комендант ж/д станции Джамбул.

И рассказал алма-атинскому начальнику УГРО, как М. Поляков ходил с ними по вагонам на предмет опознания убийц сопровождающего его гражданина — не помнит фамилии, а архив заперт. Сотрудница пошла ребенка кормить.

Так вот, во время обхода вагонов произошло следующее…

Вот те раз! Снова — труп!!! Труп бандита и убийцы без каких-либо признаков насильственной смерти. Дескать, только он собирался выстрелить, бандит этот, как и окочурился!..

Но кто же его убил?! Кто, я вас спрашиваю?! Тринадцатилетний ребенок? Ему еще тогда тринадцать было! Вы в своем уме?!

Но почему же ВСЕ ЭТИ СМЕРТИ так похожи друг на друга? И во время каждой смерти ТАМ ПРИСУТСТВОВАЛ М. ПОЛЯКОВ…

И вы хотите сказать мне, что это «случайное совпадение»?

Тогда начальник уголовного розыска поехал в нервную клинику к своему дружку детства профессору Эйгинсону. Рассказал ему все без утайки и спросил:

— Вадик, скажи, такое может быть?

Профессор Вадик запер двери своего кабинета на ключ, из одного шкафа достал стеклянную банку из-под маринованных огуриов, больше чем наполовину заполненную спиртом, из другого шкафчика — прозрачный и тягучий раствор глюкозы в специальной фармацевтической упаковке, в третьей посудине смешал спирт с глюкозой равными частями и разлил в два граненых стакана. До краев.

Затем достал из кармана халата одну большую конфетину «Мишка на Севере», честно разделил ее пополам, поднял свой стакан и сказал одну-единственную фразу:

— Видишь ли, Петюня, биомеханические, так же как и биоэнергетические, возможности человека неограниченны…

— Ты — малолетка, — когда-то говорил ему Лаврик. — И пока тебе нет шестнадцати, ты будешь числиться малолеткой. Даже если у тебя обнаружится мотовило больше, чем у ишака. Одно слово — малолетка, и тебе могут только соли на хвост насыпать. Самое большее — опять в Каскелен. И все! А мне лично «пятера» корячится, как «по предварительному сговору»…

— По какому еще «сговору»? — не понял тогда Мика.

— По «сговору» с тобой, чудик! — рассмеялся Лаврик. — Но учти, если когда-нибудь нас и возьмут, ты хоть и малолетка — веди себя как взрослый: ни хера им не подписывай и лишнего не трекай. Лучше вообще молчать в тряпочку. Там тоже сидят не пальцем деланные. Попадаются такие ушлые, что поймать тебя на слове им ничего не стоит! Они на это будьте-нате как натасканы… Одно неосторожное словечко, и… Не захочешь, а вломишь. И потянулась ниточка. Нас, как подельников, конечное дело, по разным камерам бросят… Так ты в камере ни с кем не корешись. За полпайки заложат. Там «ссучившихся» как вшей на нищем. И блатных не слушай — «Я на Колыме сидел!..», «Я в Коми лес валил!..», «Я на Беломоре чалился…», «Я на рудниках срок мотал…». Не слушай. Половина врут как нанятые, а вторая половина — долбоёбы безмозглые. Чем хвалиться-то? Тем, что влетел, как мудак? Ты гордись тем, что на канале не чалился, в Коми лес не валил и на рудниках срок не мотал. А когда тебя берут только по подозрению и против тебя у них ни хрена нету, одни их фантазии, то они ждут, что ты сам расколешься. «Привод» называется. Это ты уже проходил. Будешь умненьким — будешь на воле… Хотя всякое случается. Мы с тобой еще от нашей «клиентуры» в выигрыше. У нас такая «клиентура»… Как бы сказать? Стыдливая, что ли… Мы «обнесем» его хатку, а он заяву писать стесняется. Потому как он сам вор — не нам чета!