Наш малыш соединит нас - Дэй Каролина. Страница 7

Черт! Откуда здесь пробка? Я же опоздаю на тренировку! Тренер не любит, когда мы задерживаемся непонятно где.

– Не ругайся и не бей руль, – замечает она, когда я обрушиваю кулак на кожаную баранку.

– Если бы ты опаздывала, я бы на тебя посмотрел.

– Я тоже опаздываю.

– Правда? Дома мне показалось иначе.

– Я просто не хочу идти на первую пару, – объясняет «сестренка», и мне почему-то становится интересно почему. Но какое мне дело?

– Ты не только нахалка, но ещё и прогульщица, – ухмыляюсь я.

– Я. Не. Нахалка.

Машины не двигаются на чертовом Рублево-Успенском шоссе. Пользуясь случаем, поворачиваюсь к девчонке. С виду она такая же отстраненная, как и раньше. Такое же кукольно-каменное лицо, аккуратные черты не двигаются, полные губы расслаблены, чуть приоткрыты, взгляд направлен на лобовое стекло, не глядит на меня. Но я замечаю, что ее белоснежные кулачки с силой сжимают легкую ветровку.

Почему из-за этого грудь стискивает, не позволяя до конца наполнить легкие кислородом?

– Пробка рассосалась, тебе надо ехать.

Действительно, передо мной полно свободного места. Еще немного, и сзади начнут сигналить. Кажется, я потерялся во времени, засмотрелся на эту белобрысую. Эльза, значит? Она и правда похожа на героиню из мультика, только взгляд совсем не веселый, а наоборот – отстранённый, будто она существует в другом измерении.

Ладно, черт с ней. Лучше бы подумал, что сказать тренеру в оправдание. «У нас была пробка», – не сработает от слова совсем. Заставит бежать лишний круг или даже два. Это только на пользу: хоть проснусь нормально и выкину из головы эту девицу.

Разве она находилась в моей голове? Нет. Никогда. Но после клуба я не мог не вспоминать ее испуганные глаза, которые моментально стали яростными.

– Зачем ты вчера вмешался? – внезапно нежный и тихий голос внедряется в сознание вместе с гитарной партией. Я едва слышу вопрос, даже звук убавляю, чтобы понять, что она говорит своим эльфийским голоском – настолько тихим он кажется.

– Потому что ты позорила нашу семью.

– Как? Появившись в клубе на встрече одноклассников?

Она не кричит, не обрушивает на меня тираду. Ее взгляд всё так же прикован к лобовому стеклу, а белоснежные ладони аккуратно сложены на коленях. Не смотрит на меня, словно говорит сама с собой, но я знаю, чувствую, что вопрос адресован мне.

Какая встреча одноклассников может быть в клубе в такой поздний час? Я не видел ни одного ее знакомого, ее никто не ринулся спасать, кроме меня. Врет. Нагло врет.

– Ты была одна.

– Не одна, – парирует она.

– Ах, да, ты стояла с тем пьяный придурком. В следующий раз я не приду на помощь, если тебе так хочется. Со своими проблемами будешь разбираться сама.

– Из-за тебя меня наказали, – теперь голос звучит подавленно, что на мгновение задевает что-то в груди. Расстроенную струну гитары, на которой давно не играли. М-да, тупое сравнение. – Если бы ты ничего не сказал родителям…

– То это сделали бы папарацци, – продолжаю за ней. – Скажи спасибо, что я вмешался и избавил нашу семью от нового скандала.

В ответ она молча отворачивается к окну. Отлично! Так даже лучше. Снова включаю музыку на полную громкость и еду в центр. Остальной путь проходит в тишине. Я не собираюсь выяснять отношения, а она не спешит снова завести беседу. Ну, может, что-то и говорит, но я не слышу этого за басами. Люблю слушать музыку по дороге. Она расслабляет, не напрягает, не заставляет задуматься о своем поступке.

К университету подъезжаю через полчаса. Останавливаюсь возле главного входа и жду, когда девчонка выйдет. Надеюсь, эта напряженная езда больше никогда на меня не свалится. Пусть папа сам возит любимую падчерицу, а меня оставит в покое, иначе я сойду с ума с этой белобрысой.

– Ты не сказала спасибо, – напоминаю я, когда она открывает дверь и выскальзывает из салона.

– Лучше бы ты молчал, – кидает она и хлопает дверью.

Резко выруливаю от университета с громким визгом потертых шин и всю дорогу до стадиона не могу выкинуть ее слова из головы.

Лучше бы ты молчал…

Глава 5. Другой он

– То есть твой сводный брат сначала тебя спас, затем накричал, а теперь подвозит до университета и обратно? – спрашивает Алена, округлив темные глаза до невероятных размеров.

– Наверное, да, – отвечаю, глотнув немного какао из чашки.

Сегодня совсем нет ветра, но дождь время от времени накрывает пригород Москвы. Но мне не холодно, свет не давит на глаза, а здесь очень уютно, и подруга тоже оценила. Главное, чтобы мама не узнала, что я вожу сюда Алену, пока ее и Григория Викторовича нет дома. Я наказана, запрещено даже общение с подругой вне университетских стен.

– Обалдеть. Ну, ты и попала. Я давно говорила, что тебе пора найти работу и жить отдельно.

– Ален, кому я нужна? – устало спрашиваю подругу. – С моим «идеальным» зрением, светочувствительностью и отсутствием высшего образования, максимум, я могу рассчитывать на подработку курьером. И то не факт, что меня возьмут. Мама не позволит…

– Опять ты за свое! Всё жизнь себе портишь! Я бы давно сбежала.

Знаю, подруга, но ты не я.

Я никогда не стану тобой, никогда не смогу противостоять обществу, родным, близким. Не в силах. Не выходит. Каждый раз, когда я чувствую хоть какое-то напряжение и несправедливость, тут же пытаюсь рассмотреть ситуацию с другой стороны.

Может, мама специально отправила меня учиться на юриста, чтобы у меня была подушка безопасности в будущем?

Может, мама специально наказала меня, чтобы я не влипла в неприятности снова?

Может, мне так будет лучше?

Эти вопросы я задавала много раз, но приходила к одному и тому же выводу. Так. Будет. Лучше.

Честно сказать, перемены за последний месяц меня не особо впечатлили. Складывается ощущение, что жизнь специально дает мне пинок под зад и отказывается протянуть руку помощи, даже когда я нахожусь на грани падения в пропасть. Ладно, я утрирую. Это всего лишь временные трудности, не более того.

Белые стены, наглый сводный брат, наказание…

Когда этот кошмар закончится?

Однажды я попросила у мамы разрешения пожить в старой квартире. Все-таки я взрослая, самостоятельная. Сама могу ухаживать за собой: готовить еду, покупать одежду, убираться в доме. Раньше меня это не останавливало. Зачем мне жить с ней и ее новым мужем? Но я получила категоричный ответ:

– Эльза, мы семья, а семья должна быть всегда вместе! Не нужно разрушать нашу идиллию.

– Мне некомфортно здесь. Мне слишком светло.

– Тогда попроси у Риты найти темную комнату в доме.

– Но…

– Нет! – строго чеканит мама. – Никаких переездов. К тому же эта квартира скоро отойдет Данечке, ему она нужнее.

Если идиллия – это завтраки без меня, белые стены в моей комнате при светобоязни и полное игнорирование со стороны нового «папочки», то вряд ли данное слово подходит. Спорить не стала, даже выпрашивать другую комнату не увидела смысла. Они все белые как мел и давят на глаза сильнее, чем моя, а перекрашивать стены мне запрещено. Я нашла другой выход: попросила нашу домработницу Риту найти темные шторы. Она лишь вежливо улыбнулась и к вечеру того же дня выполнила мою просьбу без лишних вопросов. Наверное, это единственный человек в доме, который меня понимает.

Через час темные шторы прикрыли белые стены комнаты. И знаете, мне стало намного легче. Белый цвет теперь не давит на глаза, а я могу спокойно находиться здесь. Жалко, что в ванной так нельзя сделать, а в гардеробной я спокойно себя ощущаю в бежевых оттенках.

Говорят, перемены всегда к лучшему, но сейчас мне кажется, что это не всегда так.

Этого «лучшего» больше никогда не будет.

– Эльза, ты опять спишь? – звонкий голос подруги вытаскивает меня из воспоминаний последних дней.

– Ты что-то говорила?

– Мне идти надо. Ватрушкин пригласил на свидание, – она мечтательно закатывает глаза.