Ночь с Ангелом - Кунин Владимир Владимирович. Страница 44
Наверное, «тройка» решила, что я молчу, обалдев от счастья.
Красный Архангел торжественно встал из-за нашего колченогого обеденного стола, расправил свои могучие крылья, поднял указательный палец в потолок и веско произнес «специальным» голосом:
— ОН ПРОСТИЛ ТЕБЯ, МАЛЕНЬКИЙ АНГЕЛ.
А у меня в глазах — счастливая, красивая Лешкина физиономия, когда он махал мне рукой из окна белого длинного лимузина, даже не зная — кто я, что я…
Потом — дикий, ужасающий удар, невероятной силы взрыв, и над перекрестком безжалостный столб огня, рвущийся в Небо!!!
— Ты понял, малыш?.. — переспросил меня старый, уже никчемушный Ангел — бывший Хранитель. — ОН простил тебя…
И заискивающе улыбнулся всей «тройке» Особого Отдела. Это было каплей, переполнившей чашу моего смирения!
Кажется, я тогда совсем неплохо для тринадцатилетнего пацана разрушил весь этот многозначительный и фальшивый спектакль!
Я внимательно, совсем новыми глазами оглядел эту карнавальную «тройку», своего несчастного и жалкого Старика и твердо сказал:
— НО Я НЕ ПРОСТИЛ ЕГО. И НИКОГДА НЕ ПРОЩУ!
… Последнее, что я слышал и видел, — это жуткий раскат грома, потрясший стены нашей служебной квартиры, и бело-синий зигзаг молнии, яростно ворвавшийся в комнату…
… Когда я очнулся, выяснилось, что лежу я на нашем обеденном столе, за которым только что заседала судебная «тройка» Ангельского Особого Отдела Конфликтной Комиссии.
Лежу я под пледом, почему-то на животе, спиной вверх, прижавшись щекой к маленькой подушке-думочке, которую мой Старик-Ангел обожал просто до одури и даже никогда не давал мне до нее дотронуться. Говорил, что эта маленькая подушечка показывает ему замечательные, почти исчезнувшие из его стариковской памяти, молодые, полные сил и желаний, удивительные цветные сны!..
А тут — на тебе! Сам поправляет у меня под носом эту подушечку, гладит меня по затылку и причитает:
— Ах ты, мой маленький героический мальчик… Да как же это тебя угораздило?.. Ну зачем, зачем ты с ними вот так — в открытую?!
Нет никакой «тройки» Особого Отдела. Только мы со Стариком в квартире. Да еще запах такой благовонно-противноватый. Как в дешевой парикмахерской.
Но Старик все равно трусит, наклоняется ко мне совсем-совсем близко, еле слышно шепчет мне в ухо:
— Думаешь, я со всем согласен?.. Думаешь, мне все так уж нравится в нашем Мире? Но ведь молчу. А когда-то по молодости тоже хотелось высказаться… Последний раз в тыща девятьсот семнадцатом на Высшем Ангельском Совете попытался выступить — как, дескать, можно допустить, чтобы такой страной, как Россия, кухарки управляли?! Так Всевышний на меня так раскричался, что даже выстрела «Авроры» никто не услышал! Да еще и в Германию сослали, как мальчишку. А мне тогда уже за сотенку лет перевалило… Думаешь, не обидно?
Я его не слушаю, лежу на животе и пошевелиться не могу. Такая слабость по всему телу, и спина ужасно чешется! Зудит, будто пo мне муравьи ползают…
— Вы не могли бы мне спину почесать? — спрашиваю.
— Нельзя. Потерпи, деточка. Скоро пройдет, — говорит мне Старик и смотрит на меня так жалостливо. — Я тебе сейчас ложечку амброзии сотворю, оно и успокоится.
— Ну уж нет! — заявляю я так мятежно, а сам пошевелиться не могу. — Хватит с меня этих «Даров Неба». Я сосиску хочу!
— Что ты, что ты?! Сам подумай — откуда в Ангельской резиденции могут быть эти… Как их?..
— Сосиски, — подсказываю я ему.
— Да, — говорит Старик. — Вот именно! — Подумал, пожал плечами и говорит мне так смущенно: — Хотя теперь, после того, что с тобой сделали…
— А что со мной сделали? — испугался я.
Старик присел на стул возле меня, поправил на мне плед и давай рассказывать…
… Оказывается, Гром и Молнию на меня наслал САМ. Услышал, что я обвинил его в убийстве Лешки и Гриши, узнал, что перестал в Него Верить, вот и решил показать себя Всеслышащим, Всевидящим и Всесильным. В смысле — ВСЕВЫШНИМ. Обиделся и шарахнул по мне со всей силой!
Этот Знак Божий был воспринят «тройкой» АООКаКа как «Перст Указующий» на мягкость приговора.
«Тройка» нашего Особого Отдела чуть не обгадилась от страха и тут же хором предала и нарушила все статьи и законы Небесного Кодекса — лишь бы умилостивить Небо! Ну и выдала мне по полной программе:
1. Исключили из Школы Ангелов-Хранителей.
2. Отобрали крылья.
3. Лишили меня Ангельского чина.
Начали было отбирать у меня Ангельскую возможность «Ухода в Невидимость», но в самом начале этого карающего процесса Сверху вдруг неожиданно поступил приказ — всей «тройке» АООКаКа мгновенно вылететь в Соединенные Штаты Америки, в Лас-Вегас, где местный Представитель Неба на Земле, Ангел-Хранитель с солидным стажем и великолепным послужным списком за последние полтораста лет, не выдержал сумасшедшего напряжения этого города, проиграл какие-то Священные ценности в казино, да еще и совершенно по-человечески спутался с роскошной темнокожей танцовщицей из постоянной концертной группы отеля «Мираж»!..
В панике и лихорадочной спешке Архангел напрочь позабыл, чем еще меня наказать и чего лишить в угоду Всевышнему, и все трое моментально умчались в Лас-Вегас вершить Божий Суд над «наперсником разврата», оставив мне весь набор моих ученических, немудрящих трюков. Часть из которых вы уже наблюдали, Владим Владимыч. Я имею в виду джин, чай, невидимую перегородку купе от дыма вашей сигареты, ну и так далее…
К концу рассказа старого Ангела спина у меня действительно перестала чесаться. А еще через десять минут я уже сам, без малейшей помощи сумел слезть со стола, взял у Старика несколько марок и отправился в ближайший магазин «Альди» за сосисками…
— И началась новая жизнь! — воскликнул я. — Да, Ангел?
— Если иметь в виду сосиски — да. Во всем остальном — нет. Началось томительное ожидание документов, которые Старик заказал мне в наших «кадрах». А этот процесс, к сожалению, обычно бывал затяжным… Однако чтобы вам все не показалось в таком уж черно-бюрократическом свете, справедливости ради следует заметить, что вместе с документами, без которых Человечество обойтись не может, Небо предоставляло отлученным и уволенным Ангелам так называемую «способность натурализации». То есть легальное и беспрепятственное внедрение в Человеческое общество без каких-либо проверок — кто ты, что ты и откуда. Такое своеобразное «выходное пособие», что ли…
— Но об этом же можно только мечтать, Ангел! Это я вам говорю, как бывший советский, а ныне российский гражданин, к тому же проживающий за границей! — искренне восхитился я. — Если бы вы знали, сколько сотен анкет я заполнил в своей жизни!.. На сколько тысяч дурацких вопросов я должен был в них ответить разборчивым почерком!..
— Да, я много слышал об этом. Но к сожалению, даже такая редкая светлая сторона нашего Небесного делопроизводства обязательно омрачалась какой-нибудь путаницей или невероятно долгим оформлением, — грустно проговорил Ангел. — Два месяца я ждал документы на имя Ангела Алешина и не мог тронуться без них с места. Хотя мне так нужно было в это время быть в Ленинграде! Около Самошниковых…
— Как им сообщили о гибели Леши? — спросил я.
— В том-то и дело, что никак!.. Они сами узнали об этом. Сначала из «Комсомолки», а потом из молодежной ленинградской газетки «Смена».
— Как?!
— А вот очень просто. Вам рассказать или вы сами посмотрите?
— Если вас не затруднит — начните рассказывать. Когда я захочу что-то увидеть своими глазами, я прерву вас. Хорошо?
— Договорились. Тогда — протокольно. Советского консульства в городе не было, и криминальная полиция сообщила о смерти гражданина Советского Союза герра Алекса Самошникова, временно находящегося на территории ФРГ, прямо в Бонн — в посольство СССР.
Обычно такие сообщения регистрировались и ложились на стол не настоящим дипломатам, а представителям «инспекции» посольств — негласным, но штатным сотрудникам Комитета государственной безопасности.
Стол, на который легло это полицейское сообщение, принадлежал именно тому «инспектору», который так хотел получить десять тысяч западных марок за вызволение Леши Самошникова и возвращение его домой в Ленинград…