Роковое дерево Книга пятая (ЛП) - Лоухед Стивен Рэй. Страница 8
— Думаете, нам позволят войти в город? — вслух подумал Джайлз.
— Надеюсь, — ответила Хейвен, не отрывая глаз от великолепного зрелища перед ней. Город манил ее к себе, как манит оазис путника в пустыне, и Хейвен знала, что не успокоится, пока не напьется досыта.
— Вот они, — сказал Джайлз. Хейвен посмотрела туда, куда он показывал. Внизу, по мощеной дороге, двигался отряд блестящих воинов. Вскоре они услышали ритмичный топот марширующих людей. Двое всадников сопровождали передовой отряд. Они поскакали вперед, чтобы доложить о своем прибытии.
Задачей передового отряда было провести царя Симеона к месту переговоров. Император Лев со своими советниками должен был выслушать условия и добиться мирной сдачи города.
— А потом что? — спросила Хейвен у Петара, пока они смотрели за четкими перестроениями телохранителей царя Симеона перед последним походом во дворец.
— Император согласится на условия нашего благословенного царя, — ответил главный советник.
— Вы так в этом уверены?
— Завтра взойдет солнце. В этом я уверен. А император согласится на наши условия. В этом я тоже уверен. — Советник развернулся и начал спускать с холма.
Джайлз подождал, пока Петар не отойдет подальше, и жадно спросил:
— Что он сказал?
— Сказал, что император примет условия Симеона.
— А потом?
— Он сказал, что завтра взойдет солнце.
Джайлз нахмурился.
— Что он имел в виду?
— Подождем. Увидим.
Ждать пришлось три дня. Три дня и три ночи булгарское воинство стояло в пределах видимости городских стен. Сначала Хейвен радовалась: после долгого безостановочного пути стоять на месте казалось роскошью. Они с Джайлзом сидели у себя в палатке, бродили по лагерю, помогая с мелкими домашними делами. Немедленно вокруг собиралась стайка булгарских детей, привлеченных рыжими волосам и бледной кожей Хейвен. Внушительный рост Джайлза вызывал громкий смех. Однако эти простые удовольствия скоро приелись. Как-то обидно было стоять совсем рядом с великолепным городом, не входя в него. Время от времени появлялся всадник с посланием от короля, тут же возникали самые нелепые слухи. Впрочем, в отсутствии новой информации слухи умирали так же быстро, как и возникали. На четвертый день около полудня городские ворота открылись, и появилась процессия. Впереди, в окружении священников и музыкантов, на троне восседал царь. Трон несли на плечах нубийские рабы. Сопровождали царя воины императора.
Отовсюду сбегался народ. Все хотели услышать слова царя. Люди толкались, пытаясь занять местечко получше. Взревела труба. Люди затихли. Симеон встал, поднял руки и внятно крикнул:
— Бог и Святые Угодники даровали нам победу, к которой мы так стремились. Император Византии признал право наших народов жить в мире на своих землях.
Царь подождал, пока его слова переведут на разные диалекты его народа, поскольку на латыни говорили далеко не все его подданные. Хейвен перевела слова царя Джайлзу. Тот одобрительно кивнул.
— Значит, Петар прав, — заметил он. — Царь получил все, что хотел.
Симеон заговорил снова.
— Завтра в честь подписания договора состоится праздник. Сегодняшний день проведем в молитве и подготовке к завтрашним увеселениям. — Он сделал паузу и, позволив себе широкую улыбку, заявил: — Это великий день в истории нашего народа. Я приглашаю всех принять участие в нашем триумфе, который вы заслужили вашей кровью и вашими жертвами.
После этого вождь говорил что-то еще — о подготовке к празднованию, — но Джайлзу хотелось поскорее услышать, о чем шла речь.
— Будет праздник в честь победы, — сказала Хейвен. — У нас есть день на подготовку.
— Да я и так готов, — сказал Джайлз. — Истина в том, миледи, что мне страсть как хочется войти в город. Издали я уже насмотрелся за эти четыре дня.
— Терпение, мистер Стэндфаст, твои мучения завтра закончатся.
Через пару часов из города начали прибывать первые повозки — длинная вереница запряженных мулами телег, каждая из которых была доверху набита товарами и припасами: громоздкие вязанки дров и корзины с углем, огромные котлы, железные треножники, вертелы и другие кухонные принадлежности; мешки с мукой и корзины с продуктами для праздника, их сопровождали бригады поваров, пекарей и помощников. В центре лагеря расчистили место для большого навеса, служившего импровизированной кухней. Разложили множество костров. Потом пошли телеги с пивом в деревянных бочках и вином в огромных амфорах; подъезжали все новые фургоны с длинными, похожими на корыта емкостями со свежей водой. Вода предназначалась не для питья, а для купания — чтобы каждый мог помыться и привести себя в надлежащий вид к празднику. Наконец, в загоны на окраине лагеря пригнали волов, коз и овец — мясо к празднику.
Императорские повара и пекари тотчас же принялись за работу. Булгарские дети, как зачарованные, следили за тем, как строили печи, копали ямы для костров, устанавливали треножники и вертела для жарки мяса. Царские священники бродили по лагерю, звонили в колокола, призывая людей к благодарственной службе. Хейвен и Джайлз вместе с остальными потянулись на поле сразу за последним рядом палаток. Там воздвигли походный алтарь.
Для армии на марше церковные службы на открытом воздухе были обычным делом. Хейвен быстро к ним привыкла. Она многого не понимала — служба велась на греческом языке — но пение от этого не становилось менее проникновенным. Голоса поющих поднимались и опускались в такт, переплетаясь и смешиваясь, и ее сердце взлетало и падало вместе с ними, иногда заставляя почти задыхаться от непонятной тоски. Она старалась постичь то, что ее мучает, но ей не удавалось, зато сами попытки понимания приносили удовлетворение, как будто какое-то вознаграждение они все же давали.
Но сегодня на закате в дыму от костров служба не захватила ее. Когда, наконец, все закончилось, они с Джайлзом вернулись в центр лагеря и остановились понаблюдать за поварами.
— Они замечательно работают, — сказал Джайлз. — Да только с чего бы им тут стараться? Видно, пир решили устроить здесь, а не в городе.
— Да. Наверное, так, — согласилась Хейвен, наблюдая за слаженной деятельностью поваров. — Бедный Джайлз, если бы от меня зависело…
— Да ладно, — пробормотал он разочарованным тоном. — Что я, других городов не видел?
Они направились к своим палаткам и тут их перехватил один из слуг хана в желтой одежде.
— Идите за мной, — коротко распорядился он.
Хейвен знала, что в таких случаях лучше ни о чем не спрашивать, поэтому просто пошла за слугой к королевскому шатру.
— Ждите здесь, — сказал он, исчезая внутри шатра. Впрочем, совсем ненадолго. Очень скоро он появился с двумя свертками ткани: белым и красным. — Ваша праздничная одежда, — сказал он, передавая Джайлзу белый сверток, а Хейвен — красный. — Надеть на праздник.
Хейвен поблагодарила и спросила:
— Мы будем вместе с ханом?
— Вы будете в его свите. — Слуга критически оглядел их с ног до головы, а затем сказал: — Советую помыться. Потом одевайтесь и возвращайтесь сюда.
Джайлз вопросительно посмотрел на Хейвен.
— Он сказал, чтобы мы помылись и переоделись, — пояснила она, указывая на свертки. — Почему-то это надо сделать сейчас.
Они разошлись по своим палаткам, помылись и надели выданную одежду. Джайлзу достался халат из тонкого льна, конечно, лучше, чем тот шерстяной, который он носил до этого; Хейвен получила шелковое прекрасно сшитое платье. К обоим предметам одежды полагались богато вышитые пояса, а также новые туфли из войлока, расшитые бисером. В таком виде они и вернулись к царскому шатру. Хейвен пока не понимала, какова будет их роль.
Возле шатра их уже поджидал главный советник царя с кислым выражением лица. Он быстро осмотрел их, поправил пояса и объявил, что они готовы.
— А к чему готовы, Петар?
— К пиру, — ответил он. — Ждите здесь.
— Но пир назначен на завтра, — удивилась Хейвен, — нам что, целый день здесь стоять?