Неведомые тени (СИ) - Волков Игорь Владимирович. Страница 23

— А космопорт старта еще не объявили? Я успею метнуться в Питер?

— Калужский, скорее всего. Успеешь. Даты начала предполетной еще не объявляли. Но из Калуги вертикальный старт с трехкратными перегрузками, гонять на подготовке будут жестко. Готовься морально.

Ух, как интересно. В бытность свою Алексеем, я взлетал с классическим вертикальным стартом всего раза четыре, во время обучения в академии. На пассажирских и даже грузовых челноках к тому времени от него уже отказались, перейдя на горизонтальный старт с аэродинамическим набором высоты и более мягкими перегрузками.

— Да скорее физически, — рассмеялся я.

— Где Ольга? — перевел он тему.

— Шла сюда.

— Опять поругались? — недовольно сморщил веснушчатый нос Антон.

— Да, опять взялась за свое…

— Может она права, Тём? С управлением установкой на станции справятся и другие ребята.

— Если ты сейчас добавишь «помоложе», я вспомню уроки бокса, которые брал в школе, — сухо прервал его я.

— Ты плохо себя чувствуешь, — мягко продолжал настаивать Антон. — То кровь из носа, то сознание теряешь. Полет в космос — это риск. Если с тобой что-то случится, для нас это станет серьезной потерей. С программной частью управления импульсами g-поля, так как ты, никто не справится.

— Боровский справится.

— Нет. Боровский математик. Формулы он напишет, и в код их ребята как-нибудь переведут. Но вы же непрерывно взаимодействуете в процессе, дорабатывая формулы под код, а код под новые формулы. Может, без тебя работа и не остановится, но замедлится сильно. Так что зря ты игнорируешь проблемы со здоровьем.

— Кстати, — развернулся я к нему. — Ты не выяснил, Виктор Анисимов закончил ординатуру? Помнишь, я просил?

— Еще год проходить будет. Но даже если бы закончил, чем он лучше других? Молодой врач, к тому же ортопед, а не терапевт.

В последнее время эпизоды моих «распадов» участились, и полностью скрывать их от окружающих стало невозможно.

К счастью, предполетную медкомиссию я прошел без проблем. От распадов удалось удержаться, а в остальном со здоровьем все у меня было в порядке. Еще и Боровский по своим каналам подсуетился, так что в состав экспедиции меня включили.

Но вот Ольга с Антоном мозги клевали зачетно, а объяснить им я ничего не мог. Приходилось регулярно отбиваться от попыток отправить меня лечиться.

Конечно, лететь было страшновато. Что, если в космосе распады усилятся, и я не смогу с ними справиться? Но на другой чаше весов был сам космос, тянуло меня туда неудержимо. К тому же, что бы ни говорила Ольга, объективные причины лететь тоже имелись. Во время экспериментов придется разбираться с возникающими проблемами и дорабатывать как программу расчета параметров импульсов g-поля, так и саму установку. Причем делать это оперативно. С программной частью никто лучше меня не справится, но если вносить правки с Земли, ни о какой оперативности не может быть и речи. Задержка сигнала, при связи с Сатурном, больше двух часов, да и ширина канала меньше мегабита.

Пока я размышлял, в лабораторию вошла Ольга. Демонстративно игнорируя меня, перебросилась несколькими словами с Антоном и стала строить техников. Я смотрел на ее растрепанные волосы, напряженную позу, плохо скрываемые попытки бросить на меня взгляд, и раздражение от нашей ссоры уходило.

Вспомнилось, как в прошлом году мы доказали возможность перемещения на сверхсветовой скорости. Статьи, интервью, новые гранты. Я думал, что это все вскружит Ольге голову, но удивительное дело — она осталась твердо стоять на ногах. Причем открытие отдала команде: Ивану, Антону, даже меня куда-то там вписали. А сама осталась в тени. Я же сейчас ее подрезал, не дав попасть в состав космической экспедиции.

Вздохнув, я потер переносицу. Мы больше месяца обсуждали, что будем делать дальше. Доказательство возможности сверхсветового перемещения, конечно, и само по себе прорыв в науке. Но для практического его применения нужно уметь перемещать не только отдельные частицы, но и макрообъекты. В качестве опытного образца решили использовать обычную пятимиллиметровую гайку. У нее удобный размер и по резьбе можно быстро понять, повредилась она при перемещении или нет. Но на Земле проводить такие эксперименты нельзя. Мало ли, что-то пойдет не так и гайка прилетит кому-нибудь в голову. Мы и фотоны-то направить в нужную точку смогли далеко не с первого раза.

Космическое управление России поддержало выданные нам гранты и выделило на одной из станций секцию для проведения опасных экспериментов. К несчастью, станция находилась на орбите Сатурна. И хотя умом я понимал, что сейчас он находится в сотнях миллионов километров от места, где Ольга толкнула меня в воронку от корабля, при мысли, что мы снова вдвоем окажемся у Сатурна, меня прошибал холодный пот. Да и участившиеся распады нам обоим нервотрепки добавят. Поэтому я постарался сделать так, чтобы Ольга руководила экспериментом с Земли.

Закончив отчитывать техников, Ольга, с кислым лицом, подошла ко мне.

— Антон говорит, тебе еще в Питер надо ехать?

— Надо.

— Давай тогда еще раз проговорим схему эксперимента и пройдемся по формулам.

Я смерил ее взглядом от макушки до кроссовок и обратно.

— Да ну к черту, Оля.

Забрав планшет из рук, отложил его в сторону, подхватил Ольгу за плечи и подтолкнул к выходу.

— Пойдем, вдоль «моря» погуляем, смотри какой сентябрь за окном.

— Тём! — вырвалась Ольга. — Ты можешь серьезнее относиться к происходящему? Тебе до вылета пара недель осталась. А с Сатурном задержка связи больше двух часов, нормально разговаривать не получится.

— Вот, — кивнул я. — А если сейчас погулять не получится, то потом осень накатит дождями и тебя никуда не вытащишь. Пошли.

Антон хихикнул нам вслед и показал мне большой палец.

* * *

Максима Геннадьевича я нашел в его кабинете. Выглядел он раздраженным, видимо, до моего прихода тут происходило что-то неприятное. Но увидев меня, Боровский улыбнулся и поднялся навстречу.

— Хорошо, что смогли выбраться до вылета, Артем. Пойдемте в лабораторию, покажу вам кое-что.

В коридоре мы чуть не столкнулись с вынырнувшим откуда-то сбоку Ярославом.

— Почему ты еще здесь? — рявкнул Максим Геннадьевич.

— Ушел уже, — процедил Ярослав, увеличивая скорость.

— Не учится совсем, — пожаловался Боровский-старший, когда сын скрылся за поворотом коридора. — Одна дурь в голове. Приходится заставлять приезжать сюда после школы, чтобы хотя бы часть домашки за ним проверить. Вечером не успеваю.

— И что, эксперименты, ученые, исследования его не зажигают? — удивился я.

Вообще не представляю, как можно оставаться равнодушным к науке, когда ежедневно погружаешься в эту атмосферу.

— Ничего его не зажигает. У него на все одни и те же слова — что мы прожигаем бюджет, реализуя свои хотелки, а для людей ничего полезного не делаем. Не помогает моя математика бедным и никаких социальных проблем не решает.

— Ух ты, — я еле сдержал смех. — Сильно.

— Да, считать должны компьютеры, работать роботы, причем сами. А люди — заниматься творчеством и помогать нуждающимся, — Максим Геннадьевич тяжело вздохнул.

Мы дошли до лаборатории. К моему удивлению, привычных мне столов, мониторов, приборов тут не было. Всю комнату занимали передвижные интерактивные доски, исписанные формулами. Не поместившиеся на досках выкладки и схемы ровным слоем покрывали стены, делая комнату похожей на инсталляцию какого-нибудь экстравагантного художника.

— Понятно, о чем речь? — спросил Максим Геннадьевич, махнув рукой в сторону одной из досок, с обведенной красным кругом группой уравнений.

— Сейчас, минуту.

Пройдясь по соседним доскам, я установил порядок вывода. Ход рассуждений был ясен, хотя, на мой взгляд, в ряде мест Боровский слишком вольно обращался с формулами.

— В целом, понятно, — наконец, кивнул я. — Но, вот, например, здесь, — я ткнул в финальную строчку на стоящей слева от нас доске, — мы теряем целую группу параметров.