Филарет – Патриарх Московский 2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич. Страница 11

Царь нахмурился.

— Очень хреновая. И это точно?

— Точно, государь. Не надо ходить ни к каким ведунам и волхвам. Я знаю будущее. И кое что в этом будущем можно и нужно поправить. Ты жуй-жуй, глотай, Иван Васильевич. Не всё так хреново в шахматах, когда знаешь, как будет ходить противник.

Царь недоверчиво покачал головой.

— С войной мне понятно, — сказал он. — Берём Полоцк, строим вокруг крепости и обороняемся. Раз Кетлер сдает земли ордена полякам, значит договариваемся в Данами и Шведами о разделе Ливонии и пусть они воюют между собой, а мы дальше уже захваченных городов не идём, а стараемся их укрепить и удержать.

— Правильно. Первейшая цель правителя — оборонить государство от захватчиков. Вот и обороняй. Не обращай внимание на тех, кто тебе говорит наступать. Заставляй перестраивать крепости чтобы можно было поставить большие пушки. И требуй исполнения своей воли. Не забывай ещё, что каждое поражение — это не только людские потери, но и утрата пушек и другого оружия. Что приводит к ослаблению твоей мощи. Сейчас англичане и через Архангельск, и через Нарову привозят тебе пушки, медь, олово и ты наделал пушек столько, сколько нет ни у Литвы, ни у Польши. Через Нарову ганзейцы тоже пока везут, медь, серу, свинец, оружие и провизию. Но поставки в любой момент могут прекратиться. Герцог Макленбургский уже в этом году введёт Эмбарго на такие поставки. Даны скоро станут нападать на английские корабли на севере. У тебя останется один поставщик стратегического сырья — Персия, но ей самой надо воевать с Султаном. А вот если ты не пойдёшь на конфронтацию со Швецией, купившей у Ордена Ревель, между прочим, который ты хочешь забрать себе, то Нарова принесёт тебе баснословные богатства.

Попаданец перевёл дух.

— Вот, как-то так…

Фёдор плеснул себе травяного чая и осушил кубок за один «присест».

— Так что делать со взятыми городами? Мы же уже половину Ливонии захватили, не отдавать же её назад?

— А нельзя продать её Шведам? — спросил Попаданец.

— Ка-ак продать? — сильно удивился Иван Васильевич.

— Эта земля станет Российской только через сто шестьдесят лет, государь. А ты сейчас там ничего не приобретёшь, а только оставишь всё своё могущество.

— Продать, то можно, — царь помял рано седеющую бороду. — Но потом будет сложно эти земли отвоевать. Получается, мы от них отказываемся.

— Э-э-э… Царь Пётр Алексеевич начнёт войну по надуманному предлогу, а земли потом выкупит аж за триста пятьдесят берковцев серебра2.

— Сколько? Триста пятьдесят берковцев⁈ Матерь Божья! Столько сейчас никто не даст.

— Нам бы хоть шерсти клок. Зато шведы сцепятся с Польшей и с Данией. Откроют порт в Ревеле и станут поставлять товары посуху даже если Нарову закроют.

— Дерпт жалко.

— Не отдавай если сможешь. Главное Шведов отодвинуть от Наровы.

— А не пойдут Шведы на Псков, Смоленск? На ту же Нарову?

— Запросто! Но тебе ведь есть, чем их встретить. Отведи войска на заранее подготовленные позиции и обороняйся. Сил у тебя сейчас очень много. А если Шведы не на тебя нападут, а на Польшу, начни отбирать у Сигизмунда-Августа с юга. Чернигов укрепи.

— Да, понял я, что всё укрепить надо, — уже устав от нотаций, произнёс Иван Васильевич.

— И главное — поставь туры для больших пушек. Это не дело отстреливаться со стен только с гаковниц3. Всё, хватит, наверное. Уморил я тебя! А! Нет! Ещё! Извини, государь. Не могу не сказать. Больно ты с королями Швеции и Дании спесив. Обижаешь их словесно, угрожаешь… Зачем в письмах поносить и насмехаться над их худым происхождением королей?

— Когда это я поносил и кого? — удивился царь, но покраснел.

— Так, Густава Васу, например. Папу нынешнего короля Эрика. Как там? — Фёдор закатил глаза к потолку, якобы вспоминая: Э-э-э… «Ты, мужичий род, а не государский. Когда же новгородские наместники великого государя — царя русского пошлют своего посла к королю Густаву, то Густав, король шведский и готский должен будет перед этим послом целовать крест. Тому быти невозможно, что тебе мимо наместников с нами ссылатися».

Иван Васильевич залился краской.

— А что не так? Мужицкого он рода. Скотиной торговал, а туда же — коро-о-оль.

— Понимаешь, государь, глумление — это гордыня, а гордыня — грех, а грех повторённый умышленно и многократно — прямой путь в гиену огненную. Да и мы ведь говорим не о твоей выгоде, а о выгоде государства. А какая выгода государству от того, что ты оскорбляешь властителей других стран и обзываешь их «жёлтыми земляными червями».

— Не обзывал я их червями, — насупился Иван Васильевич. — Но и им нечего передо мной нос задирать.

Фёдор растёр отошедшее от мороза и покрасневшее в тепле лицо.

— Кто послом в Швецию ездит? — спросил Попаданец.

— Какой посол? От меня? — удивился царь. — Никто. От Новгородского наместника бояре ездят. От шведского короля посольства мы в Москве не принимаем. Невмочно…

Царь снова покраснел.

— Надо идти с ними на сближение, великий государь. Шведов сейчас никто не любит, даже поляки, хотя у них король тоже выборный. Даны, — так как Швеция отделилась от неё, ты — не считаешь их за ровню. Даже родной брат Юхан свою политику продвигает, стараясь перехватить торговлю с тобой, государь. Они все хотят торговать с тобой и за это дерутся друг с другом.

— Так пусть все и торгуют. У нас товара на всех хватит, — разулыбался Иван Васильевич.

— Жадные они. Нужно устроить каждому по торговому порту. Ревель для шведов, Нарова для ганзы и Выборг для финов. Полоцк возьмём, будет выход к морю по реке Двине к Риге для поляков. Архангельск есть, как альтернативный путь для англичан и голландцев… Достаточно ведь для торговли.

— Не знаю, как можно с мужиком за одним столом сидеть? — задумчиво произнёс царь.

— Ты о короле шведском? А что тут такого? Между прочим, отец Густава Васы Эрик Йоханссон — шведский дворянин из знатного рода. А дед его Кнуд Тордссон Бунде, был двоюродным братом отца шведского короля Карла VIII Кнутссона Бунде, между прочим. В отличие от меня, — Попаданец вздохнул, — царей в родстве не имеющего, а царём ставшим, ибо все родовитые продадутся кто полякам, кто англичанам, кто османам, а кто татарам. Вот и думай, кто для государства лучше: родовитый предатель, или безродный патриот.

Иван Васильевич нахмурился.

— Не знаю я какой ты патриот… Кстати, что это означает? От Греческого «патриос»? Отеческий?

Попаданец грустно кивнул.

— Патриот… Хорошее слово. Так вот, вижу, что за отечество ты болеешь, больше, чем за свой живот. Мог ведь и сбежать. Нашли бы конечно, но не сразу.

Фёдор вынул из-за пазухи седой парик с бородой на верёвке, ловко надел на голову, расправил на лице и превратился в согнутого жизнью старичка. Он проковылял, прихрамывая на одну ногу и вроде как опираясь на невидимую палку.

Царь «ахнул», удивившись, рассмеялся, скривился от боли, захлопал в ладоши.

— Ах, шельмец! Ах, шельмец! Я ведь знал! Не зря ты про шпигунов английских говорил, в горбунов наряжающихся. И сам так можешь! Ах, шельмец!

— Говорил же, «хотел бы уйти — ушёл», да в твои руки отдался, ибо твоя жизнь и жизнь твоих детей мне дороже своей.

Иван Васильевич нахмурился, задумался. Потом сказал:

— Думать буду над твоими словами. А ты иди пиши свои предложения. Что это? — спросил царь, увидев, что Фёдор что-то достаёт из сумки.

— Это — спиритус простой. Ты его в любой взвар добавляй по чуть-чуть. А это спиритус чесночный4. Его тоже пить надо, но три раза в день. Можно тоже взваром разбавлять.

— Чеснок я люблю. Мы к чесноку привыкшие.

Чеснок, действительно, был той «специей», которую клали в любое блюдо, даже в пироги с мясом и рыбой. Иностранцы терпеть не могли русские пиры, ибо чесночно-луковый и черемшанный смрад на пиру стоял жуткий. Знали предки толк в еде, полезной для здоровья. Причём в черемше был антибиотик5, отличный от чесночного. А в луке, если его превратить в кашицу, тоже имелся антибиотик, такой же, как и в чесноке. Вообще-то, природных антибиотиков произрастало много и предки, к удивлению Попаданца, их активно использовали. Хорошо знал про них и Попаданец.