Филарет – Патриарх Московский 2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич. Страница 37

— А поехали вместе? — вдруг возбудился царь. — Я тоже что-то в Москве засиделся.

— Так у тебя послов скопилось… И шведский, и польский, и датский, и от Тевтонского ордена. Все прибыли на разведку.

— Твои сыскари блюдут посольский люд?

— Да как же их блюсти, великий государь, когда их тысячи и расквартированы они по чужим дворам, а моих всего двадцать. Заставы усилены, так они и пешком уйдут с донесением. Лесами и полями. Смоленская дорога перекрыта, а вот на Новгород, ходи не тужи. Торговцы ездят. Вот с ними они донесения и пересылают, а потом морем. Одной рукой не закроешь голову и жопу, да и надо ли? Не наберёшь же «тайных» много тысяч, чтобы за каждым немцем поставить? Никакая казна не осилит. Пусть слухи передают, куда надо. И так все знают, что мы на войну готовимся. Только никто не знает, какая она будет и куда пойдёт твоя армия.

— А куда она пойдёт? — спросил царь Фёдора.

— Да ну тебя, государь. Не пугай меня. Ведь сговорились уже.

— Да ладно-ладно. Шуткую я. Надоело на твою постную физиономию смотреть и твои умные словеса слушать.

Царь высунул язык, скосил глаза и растопырил ладонями уши. Фёдор рассмеялся.

— Вот и ладно, — бодрым тоном сказал царь. — Значит порешали. Вместе поедем по весям.

День весеннего равноденствия праздновался в Москве бурно и назывался «Зимобором» и «Благовещением». По улицам дудели в дудки, бродили вприпрыжку размалёванные и ряженные скоморохи, водили медведя и торговали срезанным с него волосом, вещали о приходе весны и восхваляли Божью Матерь Открывающую землю.

По народным верованиям в этот день выходят из земли все укрывшиеся на зиму обитатели, все гады земные — змеи, лягушки, насекомые и т.п., а «щука хвостом лёд разбивает». Все они должны будут снова скрыться на Воздвижение1 или Усекновение.

В отличие от весеннего праздника на Воздвижение происходит битва между «честью» и «нечестью», поднимаются («воздвигаются») одни на другую две силы: правда и кривда, «свято» и «не свято». Побеждает Тьма, но гонит тьму Божий Крест. И в закрома, и в сусеки, и корове в ясли кладут крестьяне кресты, вырезанные из дерева, а то и просто ветки рябины крест-накрест. В старину на дверной притолоке, на воротах амбарных выжигали крестьяне кресты. Чтобы охранить и свой дом, и скотину, и собранный урожай от бед.

Всё это Попаданец узнал от царя, который, по просьбе «советника», издал специальный указ: «На день Благовещения скоморохов и медведеводителей не бити и из Москвы не гнати, шерстью медвежьей торговати разрешити, дудки не отбирати, медведям плясати и поминальные костры жечи не претити».

Эти «ати» и «ити» просто измучили Попаданца. Вот ведь какая удивительная ситуация: когда он был погружён в тело Фёдора без контроля его разума, Фёдор всё воспринимал как естественно, без неприятия. Сейчас же изо дня в день, с той весны, сознание Михаила Трубецкого «прорастало» в теле Фёдора Никитича Захарьина всё больше и больше. Он стал совсем по-взрослому смотреть на мир, по-взрослому оценивать свои и чужие поступки и мысли у него стали взрослыми. А со всеми этими изменениями, Фёдор стал и телом, и внешностью всё больше походить даже не на юношу, а на взрослого парня.

Внешнему преобразованию вероятно способствовало то, что он очень много тренировался в военном искусстве, работал в мастерских, изготавливая себе лично доспехи, оружие, сбрую, шил сапоги, одежду шапки. «Мастрячил» Фёдор не постоянно, а по необходимости. Придумает что-то и закрывается где-нибудь с мастерами и мастерицами.

Таким образом Фёдор нашёл себе лазейку и оправдание перед царём, что не появляется у него во дворе. Фёдор говорил царю, что придумал новинку и отпрашивался её изготовить.

В основном новшества относились к одежде. У Фёдора образовалось несколько «линеек» новой одежды в разрядах: «парадная», «домашняя», «повседневная», «военная», «зимняя», «летняя». Короче, Михаил «отжигал по полной». Сначала на него показывали пальцем, потом стали пытаться подражать, потом стали покупать.

Что самое интересное, это то, что Михаил не особо то и выдумывал. Всё, что он делал сам или отдавал в руки своих мастеров и мастериц, уже делалось им когда-то в своём времени для фанатов исторической реконструкции. Единственным отличием от прошлых моделей, было очень высокое качество шва и навыки работы с настоящим золотом и драгоценными каменьями.

Сейчас они с царём уже пятый день ездили по Москве и Подмосковью, наблюдая не только за народными гуляниями, но и за похоронами, и поминанием ранее усопших. Всё смешалось в эти дни. Особенно Михаила поразил тот факт, что многие подгадывали похороны родных на этот день, оставляя покойника лежать не захороненным и месяц, и более. Благо, что март в это время теплом не радовал. Стояли довольно приличные морозы, лежал снег и реки стояли, скованные льдом.

Поминки сопровождались кулачными боями. Среди персонажей «поминок» обязательно были: предки («старцы», «покойник»), чужаки («нищие»). Именно они «отпевали покойника», которого изображал кто-нибудь из мужчин. Всех девушек заставляли целовать его в губы. Это отпевание очень часто выражалось в самой изощренной «матерной» ругани, которая, как оказалось, была ритуальной и, как считалось, способствовала плодородию. Вообще, все мероприятия Благовещения посвящались просыпанию земли и будущему плодородию.

Царь не только глазел на сие безумство и вакханалию, но и с удовольствием участвовал. У них в нескольких санях были маскарадные костюмы: волка, медведя, какой-то немыслимо птицы с толстым клювом, похожей на какаду. Фёдор «прикололся» и из телячей кожи сделал слона с хоботом и большими ушами. Именно этот костюм, хоть и был изрядно тяжёл, нравился царю больше всего.

1 — Белое духовенство (также приходское духовенство) — неформальное общее название для немонашествующих христианских священнослужителей и церковнослужителей. Священников-монахов (иногда всех монахов) называют чёрным духовенством.

2 — Диархия — добровольное соподчинение «священства» и «царства».

3 — Воздви́женье (Воздви́жение) — день народного календаря славян, приходящийся на 14 (27) сентября.

Глава 21

— А ты читал Макиавели? — спросил Фёдора царь, снимая с себя с помощью рынд обличие слона.

У Попаданца от такого вопроса «отпала челюсть», которую Фёдор придержал рукой, спрятанной в расшитой золотыми нитями рукавицу. Ему народные игрища уже надоели, в карнавальные костюмы он не переодевался и потому смотрелся на фоне ряженных Иваном-царевичем, окружённым чудищами из русской сказки, прыгающими друг через друга в чехарде и скачущими на ухватах, коромыслах и мётлах вокруг царского, разукрашенного лентами и колокольцами обоза, в ожидании очередного «денежного вброса».

Стрельцы с бердышами и саблями, одетые в красные кафтаны, не допускали ряженных к обозу, но те попыток прорваться ближе к царю не прекращали. Немецкая сторона тоже гуляла. Оказывается у них тоже и почти так же отмечался праздник весеннего равноденствия, бывший когда-то русским Новым годом. Немцы: шведы, голландцы, германцы — тоже наряжались в самодельные раскрашенные маски, или мазали краской лица, колпаки и вывернутые на изнанку кафтаны и шубы.

— Читать — читал, но не особо вникал и то только его «Государя».

— А есть и другие его книги? — заинтересовался царь.

— Вроде есть, — пожал плечами Фёдор.

— Что скажешь?

— Про «Государя»?

Царь кивнул. На него накинули соболью шубу, специально для Масляницы сшитую мехом наружу в мастерской «конторы». Так сейчас богатые люди шубы не носили, покрывая шкуру дорогой материей и всякими «украшательствами», а Фёдор сшил, сделав, наоборот, дорогой красной шёлковой вышитой золотыми нитями подкладкой вовнутрь.

Шуба получилась гораздо легче «обычных», так как для их покрова бралось плотное сукно, которого уходило на много больше, чем для подкладки. И подкладка могла быть тонкой. Ивану Васильевичу понравилась шуба ещё и тем, что рукава у неё были нормальной длинны, а не до земли, как у его прежних шуб и шуб боярских.