Я. Не. Жертва (СИ) - Костадинова Весела. Страница 11

— Баш на баш: ты мне обед, я тебе урок физики, — голубые глаза откровенно смеялись.

— А если обед не понравится? — осторожененько уточнила я.

— На семинаре спрошу вдвойне, — беззаботно отозвался он, откидываясь на спинку дивана и прикрывая глаза.

Только сейчас я заметила, что он, похоже устал.

Геннадий Иванович, — осмелела я, — если хотите, можете отдохнуть до обеда в моей комнате. Там есть диван, книги, планшет.

— Настолько доверяешь мне, что не боишься проводить в свою комнату? — удивился он.

— Не вижу повода не доверять. К тому же, — я рассмеялась, — я вчера уборку сделала, так что в комнате даже не хаос.

В принципе, скрывать мне было действительно нечего в нашей большой трехкомнатной квартире. Я видела его любопытство, но он действительно не хотел казаться обременительным. Дочистив и порезав картофель ломтиками, я ловко поставила противень с курицей и гарниром в духовку.

— Пойдемте, покажу как я живу.

Отказываться он не стал и последовал за мной.

— Дальняя комната — мамы, — пояснила я и вздохнула — больная тема.

Мы прошли длинным коридором, который соединял между собой две комнаты с одной стороны и сан. узел с другой и я показала еще один, который завершался огромным стеллажом с книгами от потолка до пола и дверью в мамину комнату.

— Ого…. — искренне восхитился Пятницкий, — не плохая библиотека.

— Это еще не все, — да, библиотека была гордостью моей семьи, — ее собирал мои дед и мама, а потом и я продолжила. Здесь в основном фантастика и классика, хотя есть и социальная литература и приключенческие серии. Вторая часть нашей библиотеки здесь.

Я открыла дверь в свою не большую комнату-кабинет.

Выражение лица Пятницкого было бесценно. Его действительно покорило количество книг в моей сравнительно небольшой комнате. На самом деле книги занимали большую часть помещения, лишь у одной из стенок стоял мой учебный стол, кресло и не большой диван, на котором обычно я спала.

— Здесь вы можете отдохнуть, — улыбнулась я, кивая на диван. — Планшет, если он вам нужен, на столе, пароль от wi-fi на стене — это мой телефон.

— Я поражен, если честно, — признался мужчина, оборачиваясь ко мне, — не часто встретишь такую библиотеку.

— Спасибо, — пропела я, чувствуя как поет душа. Наконец-то мне удалось пронять каменного человека и по-хорошему удивить его.

— Вторая комната — моя рабочая мастеркая, — добавила я.

— Мастерская? — он отвлекся от изучения книг и удивленно посмотрел на меня.

— А вы думали я как зарабатываю? У мамы пенсия — крошечная, так что приходится работать.

— Покажешь?

— Конечно, — моя мастерская как и библиотека была моей гордостью. Я делала украшения с 14 лет, обожала работать с разными материалами и в разных техниках, доводя каждую до совершенства. Я любила свою работу, любила работать с дорогими материалами, но и цена моей работы была не мала. Выход на международный рынок был моей мечтой, осуществить которую я смогла лишь два года назад. Сейчас мои украшения разлетались по всему миру.

— Невероятно, — Геннадий Иванович держал в руках заколку-пион из витрали, — ощущение, что ты научилась играть со стеклом.

— Это всего лишь ювелирная смола, — заметила я, — кстати, куда более крепкая, чем стекло.

— Я первый раз вижу что-то подобное, — признался он, рассматривая цветок на свету. Тот играл своими гранями и прожилками, создавая впечатление воздушности и полной прозрачности.

Уже не один раз я видела в его глазах уважение и даже восхищение, и почему то его признание стало для меня самой большой наградой. Он был сильным и умным, судя по машине — и зарабатывал не слабо, но он признавал и мои заслуги. С удовольствием, внимательно слушал мои рассказы как пришла идея зарабатывать на хобби, как я развивала свой магазин, как училась работать с новыми программами и читала налоговое законодательство. Он много спрашивал, а я отвечала. Ближе к вечеру мы все-таки вернулись к физике и тут пришла моя очередь слушать. И то, что Ксюха не могла объяснить мне часами, у него я понимала за минуты. Все, что казалось чем-то непостижимым, сложным, непонятным, вдруг оказалось простым, чуть ли не элементарным. Задачи, после объяснений Пятницкого решались в течение считаных минут, цепи строились сами собой. У этого человека оказался удивительный дар преподавателя.

— Постарайся больше не пропускать лекции, Оль, — после занятия попросил он. — А если что-то пропустишь из-за мамы — просто подойди и я объясню.

— Спасибо, Геннадий Иванович, я очень постараюсь больше не пропускать. Не хочу вас разочаровывать.

— Ты меня не разочаруешь, — тихо ответил он, собираясь домой, и, помолчав, вдруг спросил, — ты хочешь заканчивать бакалавриат или специалиста?

— Подала документы на специалиста, — удивилась этому вопросу я.

— А ты…. — он вдруг замолчал, закусив губу, словно о чем-то раздумывая, — ты не думала закончить здесь бакалавриат, а магистратуру завершить в другой стране? — последний вопрос был произнесен очень быстро и очень странным тоном. — После бакалавриата больше возможностей…

— Если честно, я не думала над этим, — призналась я, подавая ему куртку. — Не рассматривала такую возможность. Да и куда мне… — последнее признание произнесла почти шепотом и опустила голову. Болезнь мамы висела надо мной дамокловым мечом.

Он протянул руку, обхватил меня за плечи и притянул к себе. Обнял крепко, но деликатно. Прижал, поглаживая по волосам. Я закрыла глаза, подчиняясь силе мужчины, вдыхая его запах, наслаждаясь чувством полной, абсолютной безопасности. Хотелось стоять и стоять, прижавшись к нему, никуда не двигаясь, ни о чем не думая.

Он ничего не говорил, но этого и не требовалось. В глубине души вдруг вспыхнуло яркое, обжигающее солнце, заливая все вокруг ярким светом, прогоняя тьму, бывшую моей спутницей последние два года. И когда он все-таки отстранил меня, это самое солнце никуда не ушло и не скрылось, оставаясь со мной, придавая сил и энергии, отгоняя страхи, пустоту и боль.

— Скоро увидимся, — тихо прошептал он на прощание, едва касаясь моих волос. — Пообещай подумать над моим вариантом.

— Да, — кивнула я, — подумаю.

6

Весна все увереннее вступала в свои права как на улице, так и в моей душе. Даже когда моросил дождь, мне он казался чем-то добрым и приятным. И мама заметила мое состояние, хоть ничего и не говорила по этому поводу, а лишь хитро улыбалась, глядя как расцветает мое лицо от очередного сообщения, желающего мне хорошего дня или утра, или напоминающего про домашнее задание, или просто спрашивающего, все ли у меня хорошо.

Ощущение незримой дружеской руки сопровождало меня сейчас повсюду. Я не боялась больше ни лекций, ни коллоквиумов, ни семинаров, ни лабораторных. В первое время опасалась, как бы не было неловкости нашего общения на занятиях, но Пятницкий умело и деликатно лавировал между дружбой и учебой, четко отделяя одно от другого. Я со своей стороны старалась ни взглядом, ни жестом не помешать ему, не позволяя себе ничего лишнего. И все же солнышко во мне светило все ярче и теплее, заставляя щеки покрыться румянцем, а глаза — блестеть.

— Леля, — пихнула меня локтем Ксюха на одной из лекций, — съешь лимон, что ли.

— Что? — не поняла я.

— Сияешь, точно плутоний на воздухе, — улыбаясь отметила подруга, — влюбилась?

Ее вопрос поставил меня в тупик. Влюбилась ли я? Неужели это и есть настоящая влюбленность?

Но ведь я не потеряла головы, не готова бросаться к человеку по первому зову. Но при этом, от одной мысли о том, что эта молчаливая дружба закончится, меня охватывала настоящая паника.

Можно ли влюбится в человека, практически ничего о нем не зная, довольствуясь лишь его добрым отношением? У нас ведь не было ни свиданий, ни тайных встреч, ни каких бы то ни было признаний. Я даже не знала, есть ли у него семья, друзья, кроме нашего декана. Я не знала ничего, абсолютно ничего о нем, а выяснять считала оскорбительным и для себя и в первую очередь — для него.