Привал - Кунин Владимир Владимирович. Страница 13

Валера захлопнул капот «виллиса», вытер грязные руки тряпкой и достал из кузова свой автомат ППШ. Он сунул его капралу в руки и приказал:

— Тшимай пистолет машиновы, курча печена! Усендь с тылу, и жебы жаднего джьвеньку от чебэ не слышалэм. Разуметь? [2]

Капрал взял автомат с тем же отсутствующим видом, влез в машину и еще долго мостился на заднем сиденье, что-то бормоча.

— Что случилось? — спросил Станишевский.

— Слухай, Анджей! — возмутился Валера Зайцев. — Тен вузек в таким холерным стане... Цощ окропнего! И то го вина... [3]

— Со мной можешь говорить по-русски.

— Ах да!.. — спохватился Зайцев. — Этот жлоб довел машину до такого состояния, что хочется ему рыло начистить!

— Давай своего водителя.

— Да на кой нам хрен вообще водитель?! Я в Москве на такси работал. Что я, здесь не потрафлю?

— Тогда гони его ко всем чертям. Что ты его на заднее сиденье запихал?

— Пусть сидит, раздолбай несчастный. Будет у нас заместо Санчо Пансы, — рассмеялся Валера и сел за руль. — Нам еще медперсонал санбата расквартировать надо. А то они уже вкалывают, а жить им пока еще негде. — И добавил по-польски: — Сядай, сядай, проше те упшейме! [4]

Станишевский сел в машину, взревел двигатель, и Валера рванул «виллис» вперед.

— Учись, деревня! — сказал Зайцев капралу и лихо выехал со двора комендатуры.

Текст приказа быстро согласовали с замполитом польской дивизии и командиром советской. По указанию полковника Сергеева текст был переведен еще и на немецкий язык. С величайшим трудом был разыскан начальник дивизионной походной типографии.

Станишевский приказал немедленно, в течение двух часов, отпечатать на трех языках приказ в количестве двухсот пятидесяти штук. Зайцев настаивал на тысяче экземпляров, и ни одним экземпляром меньше!

— Ты что, Берлин взял? — спрашивал его Станишевский. — Где ты в этом клоповнике собираешься развесить тысячу экземпляров? В тебе говорит ваша обычная российская гигантомания...

— Ну и пусть! — стоял на своем Зайцев. — Мы действительно привыкли мыслить масштабно. «От Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей...» А тебе не хватает широты — вот ты и жмешься...

Сторговались на пятистах экземплярах. Растолкали успевшего задремать начальника типографии, пригрозили ему всем, чем можно, — от кар небесных до военного трибунала — и поехали разыскивать начальника медслужбы советской дивизии, которому непосредственно был подчинен медсанбат.

Когда они вчетвером — Станишевский, Зайцев, начальник медслужбы и Санчо Панса с автоматом на заднем сиденье «виллиса» — подъехали к бывшему зданию городской больнички, из окна второго этажа выглянула старшая сестра Зинка и крикнула им:

— Стойте, стойте! Не поднимайтесь. Товарищ майор сами к вам идут!

Васильева вышла в сопровождении Зинки и старшины Невинного. Она была подтянута, одета по всей форме. Чуточку коротковатая шинель плотно стягивала талию, открывала красивые ноги. Ресницы были подмазаны, на губах — легкий, почти прозрачный слой хорошей, неяркой губной помады. Начмед тоскливо отвел глаза в сторону, Станишевский ласково улыбнулся, приложил руку к козырьку, а Зайцев даже рот раскрыл от удивления.

Васильева незаметно подмигнула ему и четко доложила начальнику медслужбы, что место для размещения личного состава уже найдено старшиной Невинным, — если начальник медицинской службы дивизии, а с ним и представители польско-советской комендатуры не возражают, они могли бы сейчас же осмотреть этот дом. Тем более что он находится в пятидесяти метрах отсюда. Достаточно перейти улицу.

— Так точно, — подтвердил Невинный. — Вот видите огрудек за воротами? А в нем такой домик — будьте-нате, товарищ подполковник! Воздушку протянем, телефончик поставим и... Вот пойдемте, я вам покажу. Там комнат пятнадцать, и всего один старик живет. Все и разместимся. Не строевой ведь батальон, а медицинский...

И Невинный повел всех через мощенную диабазом уличку к высоким железным, несколько вычурным воротам в середине длинного, во весь квартал, красивого каменного забора, из-за которого торчали густо посаженные деревья с еще голыми безлистными ветвями...

Они долго рассматривали старинный роскошный особняк с огромной кухней внизу, узкими лестницами из черного дерева, ведущими на второй этаж, анфиладами комнат с дополнительными отдельными входами и общим залом в первом этаже.

В доме было почти все цело, и только легкие следы поспешного бегства напоминали о том, что хозяев тут нет, а сопровождающий медицинско-комендантскую группу старик — не более чем служащий в этом доме.

Зайцев перекинулся парой слов с этим стариком и уже чувствовал себя хозяином положения, предлагая свои варианты расселения медперсонала.

— Кому принадлежал дом? — спросил Станишевский у старика.

— Отставному генералу барону фон Бризену, пан капитан, — коротко поклонившись Анджею, ответил старик.

Он был высок, сухощав, и в его манере коротко, не сгибая спины, кланяться, отвечая на вопрос, чувствовалось достоинство старого военного служаки. Ему было не менее семидесяти лет.

Станишевский вгляделся в лицо старика и подумал о том, что этого человека он где-то совсем недавно видел. Они встретились глазами, и старик снова легко наклонил голову, отвечая на незаданный вопрос Стапишевского.

— Пан капитан видел меня в офлаге три часа тому назад. Я переводил речь вашего генерала на итальянский язык.

— Ну что ж... — кисло проговорил начмед, — я думаю, что вам здесь будет удобно.

— Обратно же комендатура недалеко, — пропела Зинка.

— Уймись! — одернула ее Васильева.

— Старика этого можете держать при себе, — сказал Валера. — Он и по-немецки шпрехает.

Зайцев по-свойски хлопнул старика по спине и крикнул ему по-польски:

— Пан добже разуме по-немецку? [5]

— Так ест, проше пана [6], — поклонился старик.

— Он тут на них лет двадцать вкалывал, — объяснил всем Валера нормальным голосом и снова закричал старику, который стоял к нему ближе всех остальных: — Иле пан працевалось в немчех? [7]

— Кавал часу... Двадесча тши лята, проше пана [8], — ответил старик и вдруг сказал неожиданно на превосходном русском языке: — И не кричите так, пожалуйста. Я прекрасно слышу.

На секунду все опешили. Валера Зайцев первым пришел в себя и железной хваткой сгреб старика за отвороты куртки.

— Ты мне тут спектакли не разыгрывай! Фамилия?

Но этого старика испугать, видимо, было трудно. Не сопротивляясь, он просто поморщился от неудобства.

— По-немецки или по-польски?

— А у вас две фамилии? — немедленно спросил Анджей.

— Да, — ответил старик. — Отпустите меня, пожалуйста. Вы делаете мне больно.

— Отпусти его, — сказал Станишевский Зайцеву.

Валера нехотя выпустил старика. Тот спокойно одернул на себе помятую куртку.

— Здесь все, даже исконно польское, имело немецкие названия. По-польски я — Збигнев Дмоховский.

— Ну а кто ты был по-немецки, мы еще выясним, — пообещал ему Зайцев. — Через особый отдел, а еще лучше — через контрразведку крутанем...

Начмед дивизии был не на шутку испуган. Но Васильева отодвинула Валеру в сторону и неприязненно сказала ему:

— Да погоди ты, Зайцев... Что это у вас, у мужиков, одна и та же болезнь на всех?! Как власть дадут вам в руки, так вы дуреете прямо. Мне вот, например, переводчик нужен. У меня четырнадцать раненых фрицев лежат. Из них — шесть тяжелых... Час тому назад один кончился. Не могли понять, что он там бормочет. Я с ними без переводчика как без рук...