Сепар - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 15

Это пока всё, больше особо новостей нет и рассказывать нечего. Хотя нет, до того, как я получил приказ прекратить отбирать деньги со счетов нациков, то закончил со всеми теми картами, что принесли нам всем немалые суммы. Я честно летунам на счета перевёл, хотя мы уже попрощались, обнявшись. Это я к тому, что мой счёт увеличился на пять миллионов, теперь одиннадцать с половиной там. Для жизни хватит, пусть лежат. После войны я планировал выйти в отставку, будет на что жить. А что, война закончится, я как агенты Моссада планировал работать по тем странам, где будут скрываться нацики, и чистить их. Доставлять на суд в республику никого не буду, зачистка на месте. Планы у меня такие. А потом был приказ, письменный, так что всё, прекратил это дело. Всё, что хотел успел, дальше не важно. Да, с летунами перед расставанием я поговорил, как и с обоими членами своего экипажа. Намекнул, что возможно волнение рубля, пока деньги есть, пусть вкладывают в недвижимость. А то сейчас десять миллионов это деньги, а через год месячная зарплата. Они серьёзно задумались. Вот пусть и думают, а то не хорошо будет, если потеряют свои доли. Даже штурману, что часть средств потратил на закрытие долгов, хватало на три-четыре квартиры в родной Самаре или на две в Москве. Что уж про остальных говорить?

Вообще нацики сами, похоже, не поняли ещё, как попали. Я у них в тылу – и полная свобода действий. То есть дали мне шанс повеселиться с ними до окончания войны. Причём было у меня недели две, пока не восстановлю себя. Не хочу, чтобы мне задавали вопросы, почему зубы сами отросли, переломы зажили и гематомы вдруг рассосались куда быстрее, чем должно быть. Вот на это всё я и рассчитывал, прикидывая шансы. Я где-то в тылу, тут нацистов множество, знай работай. Главное выяснить, что за город. Планы неплохие, но пока я на восстановлении. Я ощупал себя, благо в камере были микрофоны, но не было видеокамер наблюдения, поэтому, пока не шумлю, вряд ли ко мне кто зайдёт.

Набрав полный источник, я всё так же слил в голову. Сознание совсем прояснилось, и волна боли накрыла, хорошо со мной поработали. Пришлось волевым усилием отделиться от боли, поставив барьер, и продолжить медитации. Снова заполнив, левой рукой вправил нос и заживил его, убрав кровавые сгустки из ноздрей. Телекинезом вырвал обломки зубов, новые выращу, и снова медитация. До половины источник успел наполнить, как Видение показало, кормёжка началась, обходят всех, так и до меня добрались. Открыли дверь, перед этим глянув в глазок, но моя поза не изменилась, как лежал, так и лежу, вот без страха и зашли двое с тележкой еды. Интересно, как меня кормить собрались? Оказалось, всё отработано. Достали пакет, и воткнув в вену иглу, подвесили его, на внутривенном я был, получается. Это хорошо, я лечусь, нужен материал для восстановления, оба вышли, а я продолжил делом заниматься. Следующие пси-силы тратил на диагностику тела, по очереди от головы и ниже до кончиков пальцев ног. Закончил за полночь, но хоть теперь знаю, что со мной. Не так и плохо, как я думал, но и хорошего мало.

Значит так, по переломам, сломана кисть правой руки, со смещением, сильно опухло место, пальцы почти не чувствую, потом челюсть и два ребра с левой стороны груди, там же у ещё двух трещины, но тут переломы ровные, без смещения. А так потроха отбиты, да и вообще сплошная гематома. Нос всмятку, но я его выправил, скоро выровняю. Пришлось трижды источник до полного путем медитации заполнять, но зато всю диагностику провёл, тело, сильно опухшее от травм и гематом, и судя по времени, в коме я был два-три дня, не больше. Так что сегодня или семнадцатое, или восемнадцатое марта. В плен попал пятнадцатого. Из темницы нужно валить, я это сделать смогу даже в таком состоянии, ноги целы, поэтому ждём, когда будет следующая кормёжка, валим нациков и уходим. Желательно ночью, тогда все шансы на побег повышаются в разы. Мне вот не понравилось обращение тех двоих, так один пнул по ноге, выругавшись по-нацистски. Ну или по-украински, для меня это одно и то же. Удавлю обоих. Если бы те не торопились, было видно по движениям, быть бы мне мальчиком для битья. Жалеть тут никого не буду, все кандидаты на уничтожение. Я не спал, до утра так и занимался лечением, голову больше не трогал, сознание ясное, пока хватит, потроха лечил, чуть-чуть кости на местах переломов. Телекинезом вправил перелом на руке, приживив. Это всё что смог, всё же «Д-5» – это довольно мало.

Утром снова кормёжка, ко мне зашли, забрали пустой пакет, там давно перестало капать, но воздух не пошёл, новый пакет ставить не стали, снова пнули по ноге с садистским удовольствием, сильный удар, могли и сломать что-нибудь, но я не отреагировал, ждём ночи. Они вышли. Ну а я продолжал медитации, приживлял кости, потроха лечил. При этом Видением изучал здание, где камеры стоят, где силовые линии, коммутационные блоки, прикинул маршрут, как покину подвалы и здание. Также изучал, что там с другими бедолагами, что сидели в соседних камерах, за сутки с момента, как я очнулся, порядка двадцати человек прошли через костоломов СБУ, двоих забили насмерть. Причём отметил, что похоже я не один тут из наших. Большинство гражданские были, однако восьмерых обнаружил в российской форме. На мне такая же цифра была. Есть тут наши из республик, или только из России, не знаю, но уходя хотелось бы вытащить всех, не обещаю, состояние тяжёлое, но постараюсь. Своих бросать грех, да и подло. Сможешь – сделай. И я сделаю, сам себе дал обещание, а я их держу.

Вот так и два полных источника на кости пустил, один на потроха, постепенно заживляя разрывы, гематомы внутренние, последствия избиения. Когда был ужин, снова раздача еды, зашла ко мне эта парочка, источник был уже полон, так что сначала один шеей хрустнул, что ближе стоял, наклонившись надо мной, потом второй. Те и не поняли, как умерли. Я телекинезом сжал их воротники и дёрнул в сторону, ломая шейные позвонки. Половины резерва как не бывало, но два трупа рядом, и это радует. Аккуратно сев, я уже вставал пару раз, ходил по камере, по мокрому ледяному полу, разминал тело, готовясь к рывку. Потом лёг на место, приняв ту же позу. Вот и тут, морщась от болей, сел и, спустив ноги на пол, встал, присев у первого. Наклоняться мне слишком больно, а вот так на корточках ещё ничего, действуя больше левой рукой, правая пока травмирована, и дней пять пользоваться ею я не буду. Через две недели я восстановлюсь, через три и следа на внешности не останется о моём пребывании в застенках этой нацистской организации, пока же действуем тихонько и осторожно.

Я развязал шнурки на жёлтых армейских ботинках с высокими голенищами и двумя рывками снял их. Сырники тоже снял. Из этой парочки обувь по моей ноге была только у одного, сорок второй размер, у второго сорок третий. Вот так надел обувь, чуть ношенная, но ничего, подходят. После этого снял вторую пару, остальных бедолаг тоже держат без обуви, местные правила, ну и всю мелочовку по карманам прибрал, прошёлся. Ключ от двери нашёл, это главное. Причём ключ электронный, на кредитку похожий. Американские инструкторы и тут всё по-своему сделали.

Ремень застегнул, продев его в проушины, подтянул. Форму снимать не стал, перелом шей сказался, освободились кишечники, я сам грязный, но своё это своё. А вот мокрую куртку одного из охранников накинул. Мелочовки по карманам хватало, даже одна кредитка была, у того, что мне обувь свою подарил. Телефонов не имелось, только сигареты, зажигалки, у одного портмоне с гривнами. Часы на руках у обоих, без телефонов тут в подземельях только с помощью них можно за временем следить. Снял оба, одни застегнул на своей левой руке. Что делать давно всё спланировано. Покинув камеру, я прожёг кабель в короб-канале, и камеры на этаже выключились, а я стал открывать ключом камеры, двенадцать открыл, пока мне дистанционно ключ не заблокировали. Для того и пользовался им, что экономил пси-силу, дальше открывал двери уже ею. На этом этаже было двадцать камер, с левой стороны только одиночки, одну из них я и занимал, третью, с другой на десятерых. Пустых не было, открывая говорил, что у нас побег, пусть не разбегаются, выведу. Пообщался с теми, что в российской форме были, я один тут из республик, один подполковник, лётчик, он самый старший по званию, младший рядовой, танкист.