Его искали, а он нашелся (СИ) - Kadavra Avada. Страница 374

Наконец-то приведя голема в относительную боеготовность, став на колоннообразные ноги уже без риска пораскинуть ими в комическом падении, Барай оценивает окружение. Прямо под ним осталось токсичное и дымящееся пятно раздавленной твари - даже в падении он заметил, на кого именно то падение пришлось, немножко скорректировав приземление амулетами контроля веса. Ювелирная работа, амулетчик, прямо хоть сейчас сдавай зачет в позабытом Ставроске, если его там не прибьют быстрее визга. Семейка того шакала, который когда-то и вынудил его отправиться в добровольную ссылку, просиживать штаны в Каменной, до сих пор не против пустить Бараю кровь. А ведь он совершенно невиноватый, ничего не совершивший толком!

Вокруг хватает тварей помельче, но они сейчас бьются в агонии и пускают медового цвета пену вместе с культистами. Не иначе, поймали откат от общих чар, которыми управлял раздавленный или что-то в этом роде. Нечто похожее он слышал и раньше, мол, поэтому и стоит быть осторожным с телепатической и симпатической связью, а также созданием незащищенных магических кругов - если выбить основу, то упадут все опоры. Надо же, как удачно он приземлил свою задницу, просто образцово. Сейчас бы еще раздавить не пришедших в себя засранцев, найти на шакалов силы, а потом хоть немножечко отдохнуть - он уже чувствовал, осознавал и знал, насколько близко подошел к тому краю, после пересечения которого из ушей потекут сгоревшие мозги.

Сейчас, еще немного.

И отдохнуть.

Отдохнуть...

Тварь могла появиться совершенно бесшумно, как уже демонстрировала ранее, но предпочла дать ему знать о своем прибытии звуком лопнувшего мыльного пузыря. Очень большого мыльного пузыря, хлопок которого оказался услышан сквозь все преграды и собственное тяжелое дыхание, будто въедаясь в и без того усталый разум. Тварь, трупоедское отродье пещерного слизняка, тягучая и гибкая, словно нахерник из обработанной алхимией кишки овцы, улыбается так радостно, что прямо хочется порадоваться вместе с ней.

Неловкий взмах сжимающей молот рукой заканчивается хлестким, будто плеткой, ударом удлинившейся донельзя руки. Конечность обмоталась вокруг оружия, вокруг скрипящего неисправными механизмами сустава голема, рывком лишив Молот Империи кисти на единственной оставшейся руке и легендарного оружия сразу. Хваталка твари дымит и пузырится, будто нагретый каучук, но стремительно восстанавливается снова, принимая вид яркий и нелепый. Столько красок, столько цветных линий, что от них рябит в глазах, а разум не успевает за действиями уже один раз победившей его Легенды. Тогда у Барая был исправный и почти не поврежденный Молот и некое прикрытие под боком, а сейчас нет ничего, только желание закончить все побыстрее, как и осознание тщетности всей этой битвы.

Второй удар, третий, четвертый и вот голем уже не шевелится вообще, лишившись всех конечностей. Вернее, ноги-то остались, но шагательные шарниры сломаны, повернуты в неправильные стороны, центр массы смещен, все амулеты безнадежно разрядились, а сам пилот не способен даже заставить эту рухлядь хотя бы дернуться. Рухлядь, которая была шедевром механистики всего-то несколько долгих часов тому назад.

Неслышно напевая себе под нос какую-то мелодию, тварь переводит фокус внимания на только-только осознавших дважды сменившуюся ситуацию смертных. Эта тварь занята, очень занята, у нее свои важные поручения, но секунду для решения ситуации на этом участке она выделить может. Переступив ногами по влажной от близости к озеру земле, едва заметно проваливаясь в эту землю, изверг атакует, вкладываясь в ту самую секунду, какую он может уделить на эту задачу.

Шлепок, словно влажной тканью о каменную стену, а следом за ним гаснут жизни самого центра человеческого строя - их гидромант и друид падают замертво, лишь у самой земли распадаясь на сотни аккуратненьких кубиков. Работа с пространством стала коньком Растяжения Близости, ведь с самого своего зарождения ему удавалось получать те души, какие были с метрикой и положением связаны. Собранный им сонм дает невероятную мобильность, ставит сего дьявола на роль того, кто может непременно догнать и взять, гарантированно отступить со взятым, избежать кары и ударить снова, в самый удобный момент.

Хлопок, будто ладошкой по вязкой глине, а следом за ним прямо посреди строя еще не осознавших опасность обороняющихся возникают десятки ярких-ярких огоньков, захватывая взгляды и погружая людей в сладкий сон, наполняя сновидения нежнейшей лаской Похоти, чтобы проснувшись смертные сразу же пошли следом за новыми хозяевами. Такой контроль ненадежен, может не сработать до конца, но несколько часов, а то и сутки влажных снов гарантированно позволят выжившим культистам и штурмовикам прийти в себя после отката и закончить начатое.

Покончив с мимолетным делом, изверг неспешно, но вместе с тем укладываясь в десяток секунд, вскрывает защиту на поверженном големе, раскрывая управляющую клеть и лежащего в ней человека, скрюченного, искалеченного, такого смешного в своем отчаянии. Пожалуй, Растяжение возьмется за него лично, утешив и показав новую правду, но при этом не исцеляя и не приделывая вместо отсутствующих конечностей планарных симбиотов, нет. Он покажет калеке, насколько приятно калекой быть, насколько бессилие может превратиться в наслаждение, после чего поможет, в ответ на просьбы и мольбы помочь, окончательно лишит дерзкого беглеца, за которым пришлось шагать через половину Вечного, всех конечностей, лишит глаз и слуха, лишит тактильных ощущений и запахов. И лишь когда от него останется только кусок блуждающих в своих желаниях и страстях плоти, лишенный всего и все обретящий, он посчитает смертного рассчитавшимся за свершенную дерзость.

Да, так будет лучше.

Правильнее.

Изящно.

Сначала лишь несколько касаний, переплавить отчаяние в интерес, злость в задумчивость, пустоту на месте отсутствующих частей в гордость их отсутствием. Затем распространить ту гордость, сменить ее тональность, возбудить желание, послать нескольких слуг, что только распалят страсть, превратить увечье в исток похоти, зародить мысль, намерение изувечить тело еще сильнее, ради страсти умственной и духовной. Какая песня, какая милость с его стороны, ради этого даже стоит потратить несколько душ, стоит дать поручение ближайшим слугам. Тем более что здесь эти слуги есть, еще не вставшие на ноги после отката, можно оплести их флером, ведь прошлый пастырь их уже нашел свою последнюю усладу, а значит не спросит за взятое, даже если бы решился перечить Растяжению ранее.

Наклониться, вставая на корточки, дать ногам подогнуться, сложиться кольцами в две напряженные пружины, подготовить принявший форму, овеществивший намерение флер...

Человек смотрит прямо в лицо Легенде, глаза его краснеют от лопающихся сосудов, зрелище покрывающих тело Растяжения Близости лент и узоров слепит, сводит с ума. Человек хрипит, теряет последние остатки самообладания, смертный еще не ведает счастья своего, еще смеет опасаться, смеет не желать того, что его Легенда счастьем нарекла.

- Я иду к тэбэ... Хэстия... - Почему-то глупый и такой наивный калека верит, что сейчас умрет, будто что-то в глубине его разума запрещает даже подумать о том, что изверги в любой ситуации предпочтут взять его в плен.

- Нет, дорогуша. - Сахарной нитью растягивает слова изверг, наклоняясь так низко, что почти готов поцеловать свою жертву, упираясь одной рукой во влажную и зыбкую грязь вокруг места их битвы. - Ты идешь ко мне.

Тварь движется не только быстро, но еще и внезапно, совершенно непредсказуемо как для глаза, так и для чьих-либо предчувствий. Вот она склонилась над своей жертвой, а миг спустя тягучее тело расправляется, словно гиганская лягушка на пружинах вместо ног отскакивая от жертвы подальше.

Мгновенно, стремительно, непредсказуемо... и бесполезно.

Действие это было исключительно физическим, без волшебной подоплеки или воздействия на пространство, поскольку изверг был уверен - этого хватит, чтобы избежать чего-то, о чем резко всхлипнули томящиеся в сонме души-интуиты, прервавшие ради этого всхлипа свою вечную оргию. Изверг был кругом прав, ведь мало было вещей, что заставили бы его ошибиться. Его действий с головой хватало, чтобы избежать опасности, многократно отработанным движением разрывая дистанцию.