Его искали, а он нашелся (СИ) - Kadavra Avada. Страница 416

Площадь Поэтов превратилась в нечто даже более раздолбанное, чем просто руины, став натурально супом, кашей из каменной крошки, медовой гнили расползающейся материи Пекла и все прибывающих и прибывающих через установленные разрезы Теней. В последние моменты своего бытия Господин, да будет ему Тень пыточной камерой, пытался то ли переделать себя прямо на ходу, то ли отбросить пораженные участки, будто ящерица сбрасывает хвост, но распидорасило его просто хрестоматийно. Уж на что погибающий Косновение разбух и вывернулся наизнанку, вывалив наружу спрятанные в многомерности потроха свои, но останки господина были размерами как бы ни больше всей площади, даже если не считать его гибнущих лепестков. Вот уверен на все сто сорок шесть из ста, что эти херотени тоже были его частью, отдельным органом, как панцирь у черепахи - может, немного чуждые основному телу, но по-прежнему неотъемлемые.

Вокруг натуральное месиво, одно нахождение в эпицентре которого станет билетом на тот свет для кого угодно. Уж на что я обладаю неплохой сопротивляемостью, но без защиты даже минуты в таком фоне из флера и энергетического шторма не проживу. Защита есть, работает в фоновом режиме, являя собою идеальную сферу монохромности в три с половиной метра радиусом, кусок мира, на который кое-кто проявил законы Тени. Кому-то такая капсула спасения покажется недостаточно могучим рубежом, но я знал, понимал, насколько это надежная броня - пока я не отдаю оторванное у реальности обратно, никакая мощь в сыром своем виде эту сферу не продавит. Способов противодействия хватает, мне, вон, совсем недавно покойный говнюк эти способы раз за разом демонстрировал, но вот продавить подобный трюк просто увеличивая количество вложенной энергии не выйдет.

Голова отнюдь не сразу вспоминает, как именно нужно думать в обычном состоянии - полная сосредоточенность на сражении привела к тому, что когда вражина таки подохла, я непозволительно долго протупил, смотря на то место, где совсем недавно расползался на ломтики воплощенный сосуд изверга, выворачивая многомерное вместилище наружу в удивительно омерзительном зрелище. Я бы так просидел, наверное, не один час, отходя от пережитого, но тут сработала интуиция, все сильнее и назойливее указывая мне, насколько необдуманное это решение - сидеть и ждать погоды у моря.

Намек на мысль, еще только начатое принятие решения, но даже этого колебания, едва заметного сокращения мышц в отходящем от шока и перегрузки теле, хватило, чтобы согнуться в жесточайшем спазме. Кашель и даже не рвота, а настоящий припадок, будто сейчас выблюешь собственный желудок, не говоря о его содержимом. В общем-то, не сильное преувеличение вышло, ведь первым делом наружу пошла не перевариваемая пища, которой после стольких смен Формы и перехода от энергетического до материального состояния в кишках не оставалось. Потоки черной и нездраво шипящей, бурлящей от злой мощи, крови полились из меня таким фонтаном, будто выпил колы и заел ментоловым драже, заставляя замершее тело содрогаться от режущей до самого нутра боли.

Кусочки столь же черного стекла, осколки сожранных зеркал, что растратили все свои отражения до конца и еще сверху за тем пределом, в этом месиве почти незаметны. Стекло режет глотку, царапает небо, но простые раны полная хрень на фоне последствий моей авантюры. Использование эссенциальной оболочки, что покрыла зеркальные заготовки подобно слою карамели мягкую начинку, дало возможность не разорвать себя планарным смещением, но это ведь только полдела. В состоянии Формы Тени, как и просто при слишком активном использовании планарной напитки, алхимические навыки если не отключаются, то слабеют до неприличия, вынуждая не просто делать карамельки из зеркальца, но еще и заранее создавать карамель в таком состоянии, чтобы ею можно было управлять даже без доступа к алхимии или сосуду эссенции.

При всех своих качествах, сосуд является привязанной к человеческому телу структурой, а в форме вечноголодного страхоебища он, конечно, остается доступен, ощущается так же, как и раньше, но тех участков сущности, которые отвечают за работу с хранилищем эссенций у тебя уже нет. Вернее, опять не так говорю. Они есть, но они совсем другие, каждый раз иные, свои для любой Формы. С такими вводными очень тяжело взаимодействовать с карамелью сколь-либо полноценно, оставались только простейшие манипуляции.

Сложнее всего было активировать заготовленные зеркала, вложенную в них Грезу, не прекращая при этом сражения и находясь в состоянии "больше Тень, чем Костя". Без прослойки из эссенций любая активация тут же меня бы и активировала, и стал бы из меня активированный попаданец, по аналогии с активированным углем. Такой же шипящий и на пыль распадающийся прямо на глазах. Использование высшей алхимии, как амортизационной прослойки между двух планарных техник, конечно, тянет на аналог местной Нобелевки, но я точно уверен, что даже если мне бы ее выдали, то только ухерачив ею же по голове.

Чувство скорых тумаков начало из шепота переходить на уже весьма громкие подсказки, а то и на вопли строящего своих подопечных вертухая, надсмотрщика концентрационного лагеря или воспитательницы детского сада, намекая поскорее уходить подальше. Провожу осоловелым взглядом по уже почти черным лепесткам, что сейчас так похожи на тающие восковые небоскребы, постепенно падающие в ту камне-гнойную жижу, какой стала площадь и прилегающая к ней территория. А надо мною загорается багровым украденное небо, будто кто-то вливает в него не ядовитую страсть фиолетового и пурпурного, но кровавый дождь первородного гнева. И присутствует в этом дожде нечто неправильное, не такое, каким должно быть Пекло!

В этом кровавом цвете чувствовался звон оружия, бьющего в подставленные щиты, давка пехотного строя, грязь, крики, вопли, и реки крови, которые проливались и будут проливаться бесконечное количество лет спустя. Кто-то овеществлял свое Чудо прямо в пределах Пекла и все пороки скопом отступали, не готовые к подобному противостоянию. Что-то мне очень не хочется дожидаться того момента, когда тот, кто так сюда рвется, доберется до Вечного, а то у меня репутация не прокачана и вообще, алайнмент совсем не тот, какой нужно. Умственное окоченение уже успело рассеяться, новые задачи и цели усваивались, мозги снова запускались, но при этом было слишком много тех вещей, какие я должен был успеть до момента побега.

Проще всего получилось с призванной Армадой, прямо сейчас жрущей свой самый обалденный шведский стол, какой только можно накрыть и сервировать. Даже не особо прислушиваясь, я чувствовал, как то, что осталось от домена погибшей твари пытается если не отбросить пораженные участки, так хотя бы не дать разрастись разрезам в саму Тень, коих было ровно по количеству лепестков покойного изверга. Как ни странно, но я, в целом, желал дьяволам удачи - очень мне не хотелось дожидаться того момента, когда пришедшие покушать сволоты доедят самые лакомые куски и перейдут на корм попроще. Да, гроздья беззащитных и уже готовых к употреблению душ для них самая сладкая пища, того не отнять, но и от попавших под руку смертных они тоже не откажутся.

Механизм созданного мною пролома-призыва таков, что я могу относительно четко знать, кого именно и в каком количестве эти проломы пропустили сквозь себя. Оценив же это количество, как и качество, могу сказать только несколько злых матов, потом еще немного мата и задушенный писк, в котором с трудом можно опознать фразу "горшочек не вари". Одних только Высших пролезло уже больше двух десятков и потихоньку продавливалось в реальность нечто куда более сильное, злое и Древнее, аж в трех экземплярах. Если бы я изначально создал один мегаразлом, то даже мифик вполз бы в такую дырень в одну секунду, но благодаря тому, что разлом Армады был разделен на несколько хирургически точных разрезов, количество сравнительно слабых тварей выросло лавинообразно, зато действительно могучие Тени пролезают неохотно, очень неохотно, отчего бесятся еще сильнее обычного.