Толчок восемь баллов - Кунин Владимир Владимирович. Страница 31
— Человек, который почувствовал ветер перемен, должен строить не щит от ветра, а ветряную мельницу!
Английский пароход пришел в Петербург прямо к стрелке Васильевского острова. Он уже был прикручен толстыми канатами к чугунным кнехтам, уже был спущен трап, по которому поднимался таможенный чиновник, у трапа внизу уже стояли два солдата-пограничника. Играл военный оркестр.
Пассажирам еще не разрешили сойти на берег, и они сбились у борта, перекрикивались со встречавшими их на причале.
Герстнер, Маша и Родик радостно махали руками Пиранделло, Зайцеву и Фросе.
Федор и Тихон с цветами в руках были разодеты во все самое лучшее. Фрося, в новом австрийском ошейнике, с веночком на рогах, восторженно блеяла, задрав голову.
— Ой, у нас тут чего было!.. — кричал Тихон.
— У Фроси даже молоко пропало на нервной почве!..
— Мы там тоже не скучали!.. — крикнула им в ответ Маша.
— Помещение для сборки машин построили? — крикнул Герстнер.
— А как же? — ответили Пиранделло и Зайцев. — А вы привезли?
— А как же?! — крикнул Родик. — А на чем перевозить — вы подумали?
— А это вам что?.. — И Федор, и Тихон показали на длиннющую вереницу телег с лошадьми и возницами.
— Мо-лод-цы!!! Мо-лод-цы!!! — хором прокричали Герстнер, Маша и Родик. — Завтра же начинаем сборку!..
В огромном, наспех сколоченном помещении наши герои и несколько английских механиков с завода Стефенсона собирали паровозы.
Было очень жарко. Все работали по пояс голыми. Тела лоснились от пота и мазута черными блестящими пятнами, руки по локоть выпачканы, лиц от грязи не узнать. Один Пиранделло выделялся ростом и мощью.
Маша переводила не умолкая. Тесное общение с иноземцами уже давало свои неожиданные плоды. То и дело было слышно, как Тихон кому-нибудь говорил:
— Гив ми, плиз, вот эту хреновину…
Или Федор перед кем-то извинялся:
— Айм сори… Ну вери сори, тебе же говорят! Нечаянно я…
— Кип раит! — кричал Родик. — А теперь немножко лефт!.. О'кей!
Англичане тоже оказались способными ребятами.
— Доунт тач ит, мать твою, Тихон! — кричал один, а второй переводил:
— Не трогай это, гоод дем, ай фак ю, Тихон!
Вокруг собралась огромная толпа зевак — слушала нерусские выкрики, глазела на заморские диковинные штуки…
Прискакал блестящий офицер на коне, заорал:
— Господин Герстнер!!! Господин Герстнер!..
Все во главе с Герстнером выскочили из помещения. Офицер растерянно оглядел полтора десятка грязных полуголых человек с инструментами в руках и приказал:
— Немедленно позовите мне господина Герстнера!
— Я — Герстнер!
— Боже мой! В каком вы виде?! Через полчаса здесь будет государь-император! Его величество пожелали лично проверить ход работ!.. Немедленно приведите все в порядок! У вас всего полчаса! Немедленно!.. — И ускакал.
Через полчаса все огромное помещение снаружи было выкрашено в чудовищный розовый цвет. Над входом висел большой белый транспарант:
ОТКРОЕМ ПЕРВУЮ В РОССИИ
ЦАРСКОСЕЛЬСКУЮ ЖЕЛЕЗНУЮ ДОРОГУ
ДОСРОЧНО!
Из-за угла показалось множество черных карет с черными лошадьми. Первая карета сильно опередила остальные и остановилась напротив помещения для сборки паровозов.
Дверцы кареты распахнулись, и оттуда стали выскакивать люди, одинаково одетые в штатское. Выскочило их оттуда человек сто!..
Они быстро и умело потеснили толпу, оцепили розовое помещение и встали лицом к народу, спиной — к очищенной площади.
— Наши ребята!.. — гордо улыбнулся Тихон и даже кому-то помахал рукой. — Спецслужба охраны двора.
Подоспели и остальные черные экипажи. Из кареты с царским гербом вышел Николай в сопровождении Бенкендорфа. Из остальных карет — министры, особы, приближенные к императору, генералы…
Четверо молодцов из спецслужбы сразу же взяли царя в охранительное кольцо и направились вместе с ним к Герстнеру, стоявшему во главе толпы мастеровых.
Царь осматривал полусобранный паровоз, улыбался народу, что-то говорил. Придворные подхватывали каждую улыбку царя смехом, преувеличенно вслушивались в каждое его слово.
Герстнер, Родик, Пиранделло и кучка русских и английских механиков мрачно и настороженно следили за царем и его свитой. И только Тихон Зайцев смотрел восхищенно на Бенкендорфа и Николая, и в голове его рождались строки донесения: «Совершенно секретно! Его превосходительству графу Александру Христофоровичу Бенкендорфу. Сегодня мастерские для собирания паровых машин изволили посетить их величество в сопровождении вашего сиятельства, чему впечатлением были слезы восторженных русских чувств. Их величество произнесли речь, в коей особенно отметили двусмысленные и извилистые действия Соединенных Штатов. Далее государь милостиво расспрашивал мастеровых, на что ответы были самые благоприятные…»
— А ты что делаешь, братец? — спросил Николай.
— Колеса ставлю, ваше величество.
— Превосходно! — обрадовался царь. — Я вижу, они круглые?
— Так точно, ваше величество.
— И железные?
— Какие дают, такие и ставлю…
— Но деревянных колес ты не ставишь?
— Никак нет, ваше величество.
— Очень интересно!.. — По этому поводу Николай решил поделиться уже государственными соображениями: — Давно, давно пора переходить на железные колеса! Я бы только посоветовал делать их как можно круглее! Но железные.
На помощь царю поспешил Бенкендорф:
— Господин Герстнер, соблаговолите дать пояснения.
Герстнер незаметно пожал плечами и нарисовал мелом на стене круг:
— Ваше величество, существует формула пи эр квадрат, где число «пи» можно приближенно принять за…
И Герстнер начал писать на стене «3,145926536…»
— Безумно, безумно интересно! — восхищенно прервал его Николай. — Просто замечательно!.. — Тут он, к счастью своему, заметил Машу: — Мари!.. Здравствуйте, дитя мое! Куда вы пропали? Что же вы не заходите? Посидели бы, музыку послушали…
Герстнер, Родик, Пиранделло и Тихон раздули ноздри, заиграли желваками.
— Все некогда, ваше величество, — мягко сказала Маша. — Вот откроем дорогу…
— А кстати! — встрепенулся царь. — Господин Герстнер! Когда же вы намерены открыть мою дорогу?
— Тридцатого числа, ваше величество. Через пять дней…
Был уже поздний вечер, когда наши измученные герои садились в линейку, чтобы ехать домой. Ждали только Родика.
Он вышел из «бытовки» — старой кареты без колес, которая служила им верой и правдой еще с начала строительства, и устало сказал:
— Поезжайте без меня. Я переночую здесь.
— Почему? — удивился Герстнер. — Завтра же…
— Тебе нужно отдохнуть, Родик, — сказала Маша. — Завтра открытие и…
— Именно потому, что завтра открытие, я останусь здесь. Я к пяти утра вызвал декораторов из Александрийского театра… К шести прибудут будочники и лоточники… К семи — кассиры и кондукторы. Оркестр Преображенского полка… За всем нужно проследить, проинструктировать, расставить по местам. Поезжайте, отоспитесь, отдохните, и к девяти я жду вас здесь. Ладно?
— Ну что ж… — неуверенно пожал плечами Герстнер.
Линейка тронулась. Маша обернулась, долго смотрела на Родика у кареты без колес…
Ночью небо было ясным и чистым. Лунный свет струился в окна бывшей кареты. Забывшись в тяжелом сне, разметался Родион Иванович Кирюхин — отставной корнет двадцати семи лет от роду…
Тихо скрипнула дверца кареты. Родик всхрапнул, почмокал губами, перевернулся на другой бок. Дверца заскрипела громче и стала открываться сама по себе. Откуда-то подул ветер…
Родик приподнял взлохмаченную голову, с трудом открыл сонные глаза. В проеме дверей вдруг возникло дивное свечение…
— Кто?.. Что?.. — Ошеломленный Родик затряс головой, стараясь стряхнуть с себя это наваждение.