Баба Люба. Вернуть СССР (СИ) - Фонд А.. Страница 23
— Помогите, человек умирает! Нужно в больницу!
— Да алкаш это! — отмахнулся тот.
И второй отмахнулся.
И третий…
Я готова была зарыдать.
Что делать?
Человеку, как я видела, становилось всё хуже.
— Ыыыы… — простонал бедняга.
— Что?
— П-переверни, дышать не могу…
Я, плюнув на технику безопасности, как смогла, со всеми предосторожностями перевернула его на спину.
Это оказался очень старенький дедушка.
— Держитесь, — велела я.
— Я умираю, — пробормотал тот и зашелся в хрипе.
— Не умирайте! — сказала я, — вы не должны сейчас умирать! Держитесь! Ну сами подумайте, сейчас март, вся земля мёрзлая, подумайте, как вас будут работники кладбища проклинать!
— П-почему?
— Потому что мёрзлую землю копать очень трудно! Дождитесь хоть лета, а потом умирайте сколько душе угодно! А над людьми издеваться не надо!
Я что-то ещё говорила. Какую-то ерунду. Говорила, пыталась убедить дедка держаться.
Рядом притормозило такси. Я бросилась к нему.
— Помогите отвезти человека в больницу. Видимо инфаркт.
— Триста, — равнодушно сказал таксист и зевнул.
— Бога на тебя нету! — возмутилась я. — Там человек умирает. И больница на соседней улице.
— Триста, — повторил таксист и соизволил перевести на меня взгляд, — или платишь, мать, или я поехал.
— Плачу! — выдохнула я.
У меня были деньги Любаши. И хоть я планировала тратить их на другое. Но бросать человека было не в моей практике.
— Помоги занести, — сказала я таксисту.
— Я не грузчик.
— Да ты не человек, что ли? — возмутилась я. — А если с тобой завтра инфаркт случится? И всем насрать будет? Так и сдохнешь под забором! Пошли поможешь, говорю!
— А если он облюет мне сидения? — забеспокоился таксист.
— Я оплачу чистку, — успокоила его я. — Пошли говорю!
С помощью ругающегося таксиста удалось дотащить дедка в такси, и мы поехали в больницу.
Возле больницы, таксист помог перенести дедка на лавочку во дворе и торопливо укатил. Получив свои триста (пытался, гад, еще пятьдесят выклянчить «за транспортировку», но я сказала, что, если будет наглеть — пойду в церковь и за упокой на него свечку поставлю. Он испугался и свалил. Гад и жлобина!).
Я осмотрела — никакие бригады медиков не бежали навстречу. Никому никакого дела. А дедку было всё хуже. Лицо уже посинело, ещё не сильно, но заметно.
— Дедуля! Держись, я сказала! — рявкнула я, — ты обещал!
Дед что-то силился сообщить, но я побежала в приемную:
— Там человеку плохо! На лавочке! — сказала я дежурному человеку в белом халате.
— Женщина! Вон их у меня сколько! — человек в белом халате (я просто не знала, доктор это или санитар какой-то), равнодушно махнул рукой.
Я оглянулась и обомлела — в приёмной на скамейках. На стульях. И даже на полу, сидели. Лежали. Корчились от боли люди. Много людей. И многим было не просто плохо. А очень плохо.
— Воды! — прохрипела толстая тётка, скорчившись на лавочке буквой «зю».
— Она воды просит, — перевела я слова больной женщины человеку в белом халате.
— Они все постоянно что-то просят, — отмахнулся тот, — и так каждый день.
— Но ей плохо!
— Всем сейчас плохо. Время такое.
Я мысленно пожелала сучонку в белом халате такой же участи, обошла по большой дуге больную тётку, чтобы не встречаться с ней глазами, и вышла их приёмного покоя.
Что делать? Ясно, что ему не помогут. При таком равнодушии, я даже не знаю, как комментировать всё это.
В углу сиротливо стояло кресло на колёсиках. Я схватила его и покатила на улицу.
Деду явно стало ещё хуже.
Поймав какого-то человека, что пришел проведывать кого-то, я, грозя ему всеми карами небесными, с его помощью, подняла с лавочки и усадила дедка в кресло. Затем покатила его в приемный покой.
Ну а там всё та же картина. Мучающиеся, изнывающие от боли люди и равнодушный человек в белом халате над ними. Святая инквизиция в действии.
И что мне делать?
В приемный покой вошла группа людей в белых халатах. По всей видимости врачи.
Я подошла к одному, с самым важным видом и сказала:
— Вон в кресле сидит дед. У него или инфаркт, или инсульт. Посмотрите его, пожалуйста.
Врач гневно вскинулся, но увидев, как я сунула две купюры ему в карман, моментально переменил мнение и живо заинтересовался дедом.
Уже буквально через каких-то пару минут деда осмотрели, изучили и предварительно что-то там диагностировав, покатили куда-то вглубь больницы.
— Постойте! А что с ним?
— Вам сообщат, — отрывисто сказал врач.
Ну ладно.
Я еще немного постояла в приёмной палате. Среди океана боли и страданий. Никто меня ничего не спрашивал.
Ну ладно. Буду надеяться, дедок, что тебя в больнице не бросят. Что могла, я для тебя сделала.
Я глянула на часы и ахнула. Провозилась со всей этой историей почти два с половиной часа суммарно.
У меня же работы ужас сколько.
Я припустила на свой участок.
Но это только казалось, что всё рядом. Потому что мы ехали на машине. Учитывая, что совсем не рядом, плюс я дважды заблудилась, суммарно получилось, что я отсутствовала целых три часа с хвостиком.
Когда я добежала на свой участок, меня уже ждали:
— Любовь Васильевна, — Алексей Петрович вышел из машины и остановился напротив меня, демонстративно поглядывая на часы, — Вы опять полдня прогуляли.
— Извините, — пробормотала я, — так вышло. Обстоятельства.
— Какие опять обстоятельства?
— Шла по улице, и дед какой-то упал. Пока отвезла его в больницу, пока там сдала врачам, вот столько времени прошло.
— Ваши приключения меня мало интересуют. Ерунда какая-то. Кто будет план выполнять? Вы даже еще испытательный срок не прошли, а уже злоупотребляете!
— Извините…
— Никаких извинений! Нам такие сотрудники не нужны! Вы уволены!
— Как?…
— Советую вам написать по собственному желанию. Иначе придется мне акт составлять и статью для вас выдумывать. Подумайте, нужна ли вам такая запись в трудовой?
— Но я…
— Ваши причитания не помогут
— Это не причитания! — вспыхнула я, — а заявление на увольнение я с удовольствием напишу. Считаю ваше поведение — скотством!
— Любовь Васильевна! Ещё одно выражение в таком тоне и пойдете по статье!
Нужно ли говорить, что уже через час я опять была безработной?
Глава 12
Быть безработным, с одной стороны, тяжело. Особенно, если ты привыкла работать, и так много лет подряд. Привыкла жить в таком ритме. Но почти два ковидных года в самоизоляции сломали наше мышление. И то, что раньше казалось ужасным ужасом, нынче воспринимается с явным облегчением. Я свободу от работы имею в виду.
Поэтому если раньше я бы после увольнения, да ещё такого неприятного, была бы как минимум в депрессии, то сейчас я отнеслась к данному происшествию с известной долей пофигизма. Ну уволилась. Больно надо было. Чай не академиком я работала, чтобы убиваться. Тем более деньги, найденные в абонентском ящике, позволят какое-то время прожить и без работы.
Да, глупо и не хотелось бы проедать финансовую подушку, черный день всегда норовит нагрянуть внезапно, без предупреждения…
Мои мысли прервали какие-то звуки за стенкой.
Что такое?
Я чутко прислушалась. Так, сейчас девять тридцать. Сегодня я проснулась рано утречком, метнулась в соседний двор и купила свеженького молочка и творожку (одна хорошая женщина из села привозит), затем приготовила завтрак, разбудила и накормила детей, отправила их в школу, помыла посуду, а потом решила еще полчасика подремать, раз такая возможность появилась.
И теперь этот звук. Именно он разбудил меня.
Я опять прислушалась.
Точно, за стенкой. Кто-то гремел, звучала даже музыка.
С ума сойти! Там живёт уринолюбивая Ивановна. Которую накануне отвезли в больницу. Но звуки из-за стенки продолжаются. И ещё так громко.