За точкой невозврата. Вечер Победы - Михайловский Александр. Страница 8

6 января 1943 года. Полдень. Турция. Анкара. Площадь Кызылай. Дворец президента Турции «Чанкая»

Президент Турецкой республики Исмет Инёню, урожденный Мустафа Исмет-паша

Президент Иненю молча смотрел на пылающий в камине огонь, и мнилось ему, что это пламя пожара, в котором сейчас сгорает Турецкая республика. Большевистский падишах Сталин не ограничился наступлением на Стамбульском и Кавказском направлении, у него нашлись ресурсы для того, чтобы поджечь государство осман буквально со всех четырех сторон, и даже мерзавец Роммель не остался в стороне от этого дела. Прогулявшись по британским владениям непринужденной походкой разбойника с большой дороги, Лис Пустыни вышел в Сирию, и уже оттуда, со стороны Алеппо, совершенно беспрепятственно вцепился острыми зубами в турецкий зад. У этого нового кондотьера имеется прекрасно вышколенное и вооруженное войско, которому разрозненные подразделения жандармерии не в состоянии оказать никакого сопротивления.

И что хуже всего, вооруженное вторжение со стороны Сирии и оккупированного советскими войсками северного Ирана спровоцировало массовое восстание на всех курдских территориях. В настоящий момент у Турецкой республики для подавления этого восстания нет ни одного лишнего солдата или жандарма, и курдские вожди об этом знают. В воздухе над приграничными районами, которые вдруг разом стали прифронтовыми, господствуют советские и роммелевские самолеты, с особым азартом охотящиеся за грузовым и даже легковым автотранспортом. В этих нищих краях автомобиль может принадлежать либо армии с жандармерией, либо иным государственным службам, а местные жители, вне зависимости от их достатка, обходятся гужевым транспортом, в основном арбами, запряженными парой неприхотливых осликов. Поэтому русские, немецкие и итальянские пилоты, атакуя передвигающиеся по дорогам автомашины, не боятся ошибиться и поразить непричастных ни к чему гражданских лиц.

Потери страшные: прошел всего один день, а Турецкая республика уже истекает кровью. При этом президент Иненю понимал, что его слова о том, что пусть сначала русские возьмут Стамбул, и только потом можно вести с ними переговоры, были довольно глупыми и самонадеянными. Практически сразу, как Нуман Меменчиоглы передал в Москву ноту с отказом от выдвинутого Сталиным ультиматума, генерала Рокоссовского на Фракийском направлении сменили на генерала Жукова, в германском генералитете имеющего неофициальное прозвище «Смоленский мясник». Этот генерал, талантливый выученик «марсиан», отличается особым пристрастием к уничтожающей огневой мощи тяжелой артиллерии и считается мастером проведения операций на полное уничтожение войск противника. Была группа армий «Центр» – и вот ее уже нет нигде, а есть бесчисленные ряды березовых крестов в русских полях.

Уже в тот момент, когда Иненю узнал об этой подмене, в душу ему закралось нехорошее подозрение, но он старался гнать его подальше. Впечатляло и то, как Сталин готовился к этой операции – обстоятельно и не спеша, собирая со всех Балкан всех тех, кто хотел бы отомстить туркам за былые страдания и унижения. И не только с Балкан. Роммель привел с собой отряды арабских удальцов, желающих покуражиться над турками за былое угнетение и пренебрежение, и уже в Сирии к нему присоединились курдские головорезы. А в составе советского Кавказского фронта имеется большое количество армянских добровольцев, не забывших про пятнадцатый год. Не стало для турецкой разведки тайной и прибытие к Эдирне артиллерийских полков особой мощности, включая трофейные германские образцы. «Смоленского мясника» снабдили всем необходимым инструментарием для того, чтобы не только по всем правилам забить турецкого быка, но и разделать тушу на порционные куски.

Но телеграфировать в Москву о том, что он передумал и готов согласиться на все выдвинутые условия, для Иненю тоже было немыслимо, хотя бы потому, что в таком случае неизбежен военный переворот. Какие-нибудь молодые и прогрессивные офицеры с европейским образованием свергнут и расстреляют нынешнюю власть – только для того, чтобы все так же втравить Турцию в войну, которую ей не пережить. С законным президентом, в последний момент взмолившимся о пощаде, русский падишах разговаривать, возможно, будет, а с главарями хунты уже точно нет.

Фельдмаршал Фавзи Чекмак бесследно сгинул в Эдирне; в настоящий момент известно только, что город окружен советскими и болгарскими войсками, и там днем и ночью идут бои, сопровождающиеся канонадой орудий особо крупного калибра, что слышна издалека. Бронетанковая бригада, попытавшаяся из Люлебугаза прорваться на выручку осажденной в Эдирне группировке, в полном составе сгорела на большевистском заслоне, расстрелянная мощным и дальнобойным «марсианским» оружием. На южном направлении наступающая от Ипсалы группировка русских еще вчера вечером овладела населенным пунктом Кешан, расположенным в тридцати километрах от границы, и выдвинула авангарды еще на десять-двенадцать километров дальше к востоку. А еще президента Иненю интересовало, каким образом врагу удалось взять под контроль заминированный пограничный мост через Мерич – была это работа тюркоязычных диверсантов, одетых в турецкую военную форму, или же банальный бакшиш в руки пограничному начальнику.

Впрочем, о том, что Стамбул обречен, Иненю знал с самого начала. Слишком уж несопоставимы были силы сторон, численность войск, качество вооружения и боевой опыт. И даже неважно, сколько времени понадобится войскам генерала Жукова для завершения операции – месяц или всего неделя. При султанах утрата Стамбула была бы для турецкого государства катастрофой, а сейчас этот город уже потерял свое сакральное значение. Гораздо хуже то, что происходит на востоке. Там почти половина страны находится под угрозой восстания курдов, и, что хуже всего, и русские комиссары, и Роммель эти настроения поощряют.

Нуман Меменчиоглы, прибывший по вызову в президентский дворец, подтвердил эти подозрения.

– Скорее всего, – сказал он, – после нашего отказа подчиниться господин Сталин решил полностью стереть турецкое государство с лица Земли. Все имеет свою цену, и излишнее упрямство тоже. Если первоначальный план нашего добровольного перевоспитания предусматривал, что мы войдем в состав советской системы целиком, то теперь, когда уже пролилась кровь, нас будут нарезать на куски, возвращая болгар во Фракию, армян – в Западную Армению, и греков – в Измир. А курдов и возвращать никуда не надо – они и так занимают почти половину нашей территории. Скорее всего, турецкими останутся только окрестности Анкары, и не более. Не стоит опасаться только уничтожения нашего народа или его изгнания с родной земли. Первое вообще не в стиле русских, а для второго тут у нас совершенно недостаточная степень ожесточения. Вот если даже после военного разгрома мы продолжим упрямиться и будем оказывать подпольное вооруженное сопротивление, тогда турецкую нацию могут разбросать по необъятной России, по одной семье на деревню, с приказом выучить русский язык, принять большевистскую веру и жить как все. Да вы и сами знаете, что любой султан времен расцвета Османской империи поступил бы точно так же с непокорным народом, и только в крайнем случае приказал бы истребить упрямцев до последнего человека. Чем больше я думаю об этом, тем сильнее уверяюсь в том, что первоначальный план господина Сталина был пределом человеческой доброты и гуманизма, и с каждым днем войны условия, которые он предъявляет потомкам осман, будут становиться только хуже.

– И что же, – спросил президент Иненю, – вы считаете, что мы должны просить пощады у красного падишаха прямо сейчас?

– Сейчас рано, – покачал головой Нуман Меменчиоглы. – Господин Сталин от нашей капитуляции, конечно, смягчится, а вот наш буйный и, прямо сказать, кровожадный народ такого не поймет, свергнет нас и убьёт. А в результате будет то же самое, от чего мы стремились убежать. А в тот момент, когда наши люди поймут, что взвалили на себя ношу не по силам, никаких просьб с нашей стороны уже не потребуется, потому что все свершится само собой, и всякое подобие организованного сопротивления будет сломлено. В лучшем случае от нас с вами потребуются только подписи на акте безоговорочной капитуляции, который потом можно будет сдать в музей русских побед. Чакмак-паша ведь не просто так отправился в войска на самое горячее направление – во Фракию. Если он падет в бою с неверными, то сразу попадет в рай к гуриям как борец за веру. Чик – и уже там, в окружении вечных девственниц, в то время как мы с вами тут будем мучиться, пытаясь совершить невозможное.