Операция «Минотавр» - Кунтс Стивен. Страница 74

Возникли кое-какие проблемы с оснащением. Техники «Консолидейтед» всю ночь будут устранять их, а флотские специалисты по техническому обслуживанию наблюдать и все записывать. Самым серьезным затруднением оказался грохот в воздухозаборниках при посадке, и Адель Де Крешентис больше часа обсуждала это по телефону со специалистами на заводе «Консолидейтед» в Бербанке.

Как бы там ни было, день прошел замечательно. Рита и Бабун мысленно все еще были в полете, когда Джейк в девять вечера усадил всех в фургоны и повез за три километра в офицерскую гостиницу.

Вечером Джейк собрал в своей комнате ведущих специалистов группы. Кто-то принес упаковку пива, и каждый взял по банке.

– Послезавтра все решится, – сказал собравшимся Лес Ричардс, штурман А-6. – Послезавтра мы дадим перегрузки, и я не думаю, что нас устроит предел в пять «же». Флоту не нужен штурмовик, у которого на малой высоте такие ограничения по перегрузкам. Он не сможет резко маневрировать у земли, а если истребитель заметит его или кто-то пустит ракету с инфракрасным наведением, эта штука мгновенно превратится в мертвое мясо.

– А если они укрепят его? – спросил кто-то. – Усилят лонжероны и прочее?

– Ухудшатся боевые характеристики. Лишний вес. Мы сильно потеряем в дальности и нагрузке. А если компрессоры будут захлебываться?

– Может, увеличить заслонки на воздухозаборниках, чтобы они автоматически раскрывались и пропускали больше воздуха, когда он нужен?

– Этот воздух сильно завихренный. Мы сегодня выяснили, что эти двигатели гурманы, они любят спокойный воздух, без турбулентности.

– С чего вы это взяли?

И дальше в таком же духе. В полночь Джейк разогнал всех и без сил рухнул в постель.

На следующий день продолжалось тщательное изучение видеопленок и данных телеметрии и планирование второго полета.

Шли ожесточенные споры. Согласно обычным нормам испытаний, изготовитель сам определял, какие элементы программы должны выполнить флотские испытатели в каждом полете. Рита хотела проверить, как ведет себя самолет на малой скорости, прежде чем приступать к маневрам на высоких углах атаки с большими перегрузками. Главный инженер «Консолидейтед» требовал, чтобы она держала скорость не ниже трехсот шестидесяти на высоте и трехсот у земли.

Когда появился Джейк, Рита доказывала:

– Я вчера шла на трехстах двух при угле атаки на три часа. Разве это не превышает в 1,3 раза скорость сваливания? Как нам проверить скорость сваливания, если вы не даете лететь на ней?

Джейк молча прислушивался.

– Мы же вам дали величину скорости сваливания, – терпеливо объяснял инженер, – для каждого значения полетного веса, высоты и для каждого режима. Эти скорости получены заводскими испытателями.

– Слушайте, я пилот-инженер – на флоте все испытатели имеют инженерное образование, но что-то никак не пойму, как мы можем оценить вашу машину в действии, выполнив только половину программы.

Штатский воззвал к Джейку:

– Послушайте, капитан. У нас всего лишь прототип. Если она проделает в нем большую дырку, нам придется туго. Очень трудно будет продать самолет, когда от него останутся одни обломки.

– На каком основании вы полагаете, – спросил Джейк, – что она не сможет справиться со сваливанием?

– Я этого не говорил. Это вы мне приписываете.

– Позовите Де Крешентис.

Главный инженер пошел за ней.

– Нам обязательно нужно завалить эту машину на крыло, капитан, – заявила Рита. – Если вчерашний грохот при посадке действительно вызван помпажом входного компрессора, то на малой скорости может быть очень плохо. Наверное, поэтому «Консолидейтед» не дает нам испробовать этот режим.

Адель Де Крешентис поддержала своего инженера. Джейк выслушал ее, затем сказал:

– Я вижу, вы, ребята, не хотите продать этот самолет флоту.

Вице-президент холодно возразила:

– Мы хотим, чтобы он остался цел, иначе мы не продадим его даже дьяволу.

– Так вот, послушайте. Мы будем облетывать его так, как я считаю нужным, или немедленно прекратим этот цирк. Флот не может тратить десять миллионов долларов на каждый полет, если вы нам разрешаете только гонять эту чертову штуку по гладкому шоссе с ограниченной скоростью. Мы хотим узнать, годится ли этот самолет для боя, мисс Де Крешентис. У нас тут не Парижский авиационный салон.

Она раскрыла рот, но Джейк не дал ей возразить.

– Я именно это имею в виду! Либо мы облетаем его так, как мы считаем нужным, либо прекратим полеты. Выбирайте.

Она посмотрела по сторонам, раскрыла было рот, потом сжала губы. Наконец сказала:

– Мне нужно подумать.

Вице-президент повернулась и направилась к телефонам. Главный инженер вприпрыжку бежал за ней.

– Может, вам тоже стоит позвонить, – предложила Рита.

– Нет уж. – Он посмотрел на Риту и усмехнулся. – Капитаны, конечно, должны подчиняться приказам, но Джордж Ладлоу и Ройс Каплинджер выставили меня, как прикрытие. Они хотят, чтобы я выбрал изготовителя и принял удар на себя, поэтому как бы негласно развязали мне руки. – Он пожал плечами. – Вообще-то поступать по-своему – не лучший способ делать карьеру, но я уже далеко не в первый раз вынужден идти на такое. Потому мне и поручили эту работу. Ладлоу прекрасный военно-морской министр. Он понимает, что нужно флоту, и знает людей. Он не пошлет парня на заклание в Конгресс без крайней необходимости.

Рита, видимо, не очень в это верила.

– Считаете, вы правы в данном случае, мисс Моравиа?

– Да, сэр. Я уверена в своей правоте.

– Я тоже. Значит, мы так и поступим. По крайней мере, пока я здесь командую.

Вернувшись, Адель Де Крешентис согласилась с Джейком. Очевидно, президент компании тоже умел гадать по чайным листьям.

– Найдите испытателя «Консолидейтед», – сказал Джейк Рите, когда они остались одни. – Сводите его в клуб и поставьте выпивку. Узнайте все, что ему известно о заваливании этого самолета-невидимки, неофициально.

– Слушаюсь, сэр, – ответила Рита и удалилась.

Кучевая облачность и шедший с запада шквал не позволили совершить полет на следующий день, но, оказавшись в конце концов в воздухе, Рита энергично занялась программой испытаний, пока Чад Джуди на F-14 висел у нее на хвосте, словно приклеенный, то с одной стороны, то с другой.

Прежде всего заваливание. Задрав нос на десять градусов к горизонту и имея семьдесят процентов мощности, она пустила машину по инерции, но тут в воздухозаборниках послышалось пыхтение, быстро перешедшее в громкий беспорядочный стук – словно пьяный стучал в барабан. Температура выхлопных газов резко повысилась, обороты на обоих двигателях упали. Она ощущала, как дрожит кресло и педали, передавая вибрацию самолета.

Помпаж компрессора! Значит, этот противный, похожий на крысу, испытатель «Консолидейтед» врал ей. Она скабрировала, отчего стук за кабиной сделался еще громче, и держала нос самолета кверху, пока скорость не возросла и шум, наконец, не затих; при этом Рита все время зачитывала по радио показания приборов.

Когда восстановился нормальный режим работы двигателей, ей пришла в голову другая мысль. Если пилот чуть замешкается и потеряет мощность на заключительном этапе посадки, эта штука парашютирует в землю перед самым началом полосы. На корабле это называют «удариться о форштевень».

Она осторожно подняла нос на двадцать градусов над горизонтом и, как только скорость упала, начала наращивать мощность, пока не довела сектор газа до упора. Воздушная скорость продолжала падать. Это была «нисходящая ветвь кривой мощности» – такой режим полета, когда лобовое сопротивление по мере падения скорости настолько возрастало, что двигателям не хватало мощности, чтобы разогнать самолет.

Помпаж компрессора наступил мгновенно – от бешеного стука в воздухозаборниках позади кабины вся машина затряслась. Не успела она сообразить, что происходит, как самолет завалился на крыло. Он падал вниз, пока нос же оказался под углом пятнадцать градусов к горизонту, после чего воздухозаборники опять заработали. Тем не менее помпаж компрессоров продолжался, стрелка на индикаторе температуры выхлопных газов зашла за красную черту, а обороты составляли всего 85 процентов от номинального значения.