Рубежник (СИ) - Билик Дмитрий. Страница 25

С последним проблем не было. В Созвездии все давно перешагнули за рубеж десяти рубцов. А до лунного затмения еще дожить нужно.

Вот тут-то проклятая бабка и пронюхала про реликвию. Как до нее добралась, как обнаружила — уму непостижимо. Шуйскому казалось, что они ларь надежно спрятали. Даже заклятия нужные сказали. Надо было человеческую жертву принести, да Виктор развопился, что слишком приметно будет ритуал на крови в чужих землях проводить.

Вот и отложили. А старуха возьми и найди. Однако дурная оказалась. Или жадная. Не побежала воеводе докладывать, сохранила тайну. Может, сама хотела ларь открыть. Вот только не успела…

— Потому настоятельно рекомендую вам отправиться в бухту. Там сейчас русалки резвятся, — продолжал воевода.

Шуйский не сразу понял, что все еще находится на приеме у Шеремета. Точнее, с официальной частью было покончено. Теперь они пили кофе, причем, довольно приличный.

— Признаться, Илия Никитич, не имею удовольствия глядеть на этих трупных девок. Вообще не питаю особой любви к нечисти.

— Зря, нечисть бывает весьма полезной. Это я вам с высоты своих лет говорю.

Шуйский поморщился. Шеремет был лет на сто двадцать старше его самого, а гонору-то. Для опытных рубежников, к которым воевода себя относил, и не возраст совсем.

— Мне кажется, хороший знакомый рубежник гораздо важнее домового или водяного.

— Смотря как поглядеть, — не согласился Шеремет, но тему продолжать не стал.

Шуйский тяготился этого былинного богатыря, который всеми силами пытался казаться современным рубежником. То ли боялся, что его спишут, то ли было здесь еще что-то.

При этом Даниил видел провинциальность хозяина, о которой кричало все в его личном кабинете. От чучела выпи до травок от сглаза.

Понимал Шуйский, что и воеводе не доставляет особого удовольствия общение с ним. Тот видел в госте столичного сноба, который родился с серебряной ложкой во рту. Так уж сложилось, что тверские всегда не любили новгородских, Северия считала пермских выскочками, а Чернигов будто бы обижался на всех сразу.

Но вместе с тем ничего, ездили друг к другу в гости, общались, торговали. Даже если и разговаривали сквозь зубы. Предками еще сказано — худой мир лучше доброй брани.

В нынешней ситуации даже проще было. Ни Шеремету, ни Шуйскому делить оказалось нечего. Да, не сходились они по образу жизни и устоям. Но разве можно на такие мелочи внимания обращать?

— Что у вас, кроме русалок и дружбы местных рубежников, есть еще какие новости? — спросил Шуйский.

Сказал, лишь бы не молчать. При том не удержался, чтобы не воткнуть шпильку.

— Какие у нас новости? — пожал плечами Шеремет. — У нас на весь город и полсотни рубежников не наберется. Конечно, есть еще кто в окрестностях, но те бирюками живут.

— Зря скромничаете, Илия Никитич. У вас здесь ратников больше, чем в той же Гатчине или Всеволожске. Слышал, иной раз с самого Петербурга и Новгорода сюда именитых ивашек присылают.

— Так нечисти в достатке. Той самой, которую вы не любите. Порой прорвется кто от чухонцев — глусун или кракен заплывет. Тогда охоту снаряжаем, ивашек берем. Но до ведунов редко кого доводим, долго и хлопотно. Ждать надо. А у них терпения нет.

— И странного даже ничего не происходит? — совсем будто бы расстроено спросил Шуйский.

— У нас жизнь такая, куда не ступил — везде странность, — рассмеялся Шеремет. Правда, его лицо тут же приняло озабоченное выражение. — Хотя если серьезно, произошло недавно неприятное событие. Может, слышали уже. Рубежница одна померла, ведунья не из последних. Да и как ведунья, с девятью рубцами, едва до кощея не добралась.

Шуйский поерзал в кресле.

— Никто не вечен, — сказал он.

— Да ей всего пятнадцатый годок пошел в рубежном исчислении. Почитай, девчонка.

— Вам ли, Илия Никитич не знать о причинах, по которым рубежник погибнуть может. Проклятия древние, артефакты запретные, опять же, если кто против хиста пойдет, добра тоже не жди.

Шуйский старался отвечать спокойно, будто даже размеренно. Но вместе с тем его слова искренне заинтересовали собеседника.

— Разве можно против хиста пойти? — удивился Шеремет.

— Бывало такое. Я в нашей столичной библиотеке читал. Был будто бы рубежник, у которого промысел в страданиях заключался. Чем человеку хуже, тем быстрее возвышается. Только тот малодушным оказался. Дальше первого рубца не ушел. А вскоре и сам умер в мучениях. А хист другому перешел. Вы, наверное, догадываетесь, к кому.

— Догадываюсь, — ответил Шеремет, все еще находясь в глубоких раздумьях. — Только это не ее случай. Спешница не могла от хиста отказаться. Слишком завязана на нем была.

— А какой же хист-то был?

Шеремет улыбнулс, обнажив крепкие белые зубы. Точно долго играл в карты и вдруг понял, что его пытаются обмануть. Шуйский улыбнулся в ответ. Никто в добром уме не станет говорить о хисте своего человека рубежнику, которому не доверяет. Шуйский попробовал воспользоваться задумчивостью Шеремета. Однако воевода оказался настороже.

Поэтому собеседники восприняли подобное, как хорошую шутку, которую оценили оба.

— Но хист не нашли? — спросил Шуйский.

— Ищем. Самого лучшего человека отрядил.

— Я бы на вашем месте в таком случае отправил кого из хорошей семьи ему на помощь. Той, где много отпрысков, но не у всех есть промысел. Если хист важный, то в небытие не ушел. Потому и человек его обретший — захожий. Ведь на поклон он к вам не пришел?

— Не пришел, — согласился Шеремет.

— Потому если промыслом овладел, то не знает, что с ним делать. А такой рубежник может быть не только себе опасен, но и окружающим. Его найти, конечно, будет несложно. Но кто знает, как он себя поведет. А если кто из великой семьи рядом окажется, то хист на себя заберет… Если с захожим вдруг что случится.

Последнее Даниил добавил уже торопливо, чтобы это не было воспринято, как призыв к действию. Иначе вышло бы худо — сам Шуйский порекомендовал выборгскому воеводе найти и убить рубежника. Однако Шеремет промолчал, покивав головой. И Даниил облегченно выдохнул. Значит, они правильно друг друга поняли.

— Что ж, хорошо у вас в гостях, Илия Никитич, кофе вкусный, однако мне отправляться пора. Хочу успеть на вечерний поезд обратно.

— Даже не погостите у нас?

— Дела, — развел руками Шуйский.

Они пожали руки, крайне довольные друг другом. Шеремет тому, что гость уезжает и не придется лишний раз приглядывать за ним — нет ничего хуже кощея из дружественного княжества, ошивающегося без дела в твоем городе.

Шуйский тому, что воевода не стал настаивать на участии в охоте, тролльем гоне или прочих увеселительных мероприятиях, которые радовали рубежников в этой провинции. К тому же, по всей видимости, взгляды Шеремета по поводу нового рубежника не расходились с мнением Даниила.

В квартире старухи никаких записок о реликвии найденой не осталось. В этом Шуйский был уверен, его человек первый, кто там оказался. Существовала небольшая вероятность, что Спешница как-то сообщила о великом артефакте тому, кому передала хист. Значит, его нужно убить. Только и всего. А это дело времени. К тому же, раз сам Шеремет не против.

И не убьешь новичка, как Спешницу. Хоть и слаб тот, да Нитями Судьбы сейчас еще раз пользоваться нельзя. Даже если пару десятков кощеев соберут для ритуала, такая отдача будет — представить страшно. Потому приходилось действовать старыми методами.

Даниил Маркович неспеша дошел до ближайшего парка, в котором единственной колокольней возвышалась протестанская церковь. Добрался до скамейки и присел, разглядывая туристов-чужан.

Те ходили толпами, глазея вокруг. Но при этом никто даже не подумал присесть рядом с Шуйским. Опытный рубежник не замечал подобного. Хист все делал за него, угадывая малейшее изменение настроение хозяина.

Единственное существо, которое село на спинку скамейки, оказалось черным вороном.

— Почему сам не явился⁈ — грозно спросил Шуйский.