Малыш-маг (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 68

— Ну что Серебряков, накупался? Теперь вылезай давай, каяться будешь, — громко сказала высокая девушка, похоже пионервожатая.

Из взрослых она была не одна, присутствовало ещё две девушки, парень, мужчина лет тридцати, ну и две поварихи в передниках спешили от бараков, видимо тоже поглазеть хотели, да не успели.

— Простите великодушно, милая леди, — сказал я. — А кто такой Серебряков?

— Вот заливает, — засмеялся один из пионеров, лет четырнадцати на вид.

— Ты что, Серебряков, думаешь, что ты из другого города, тебя никто не знает, то никто не опознает. Так вот, это Гаврюша, он с тобой в автобусе рядом сидел, он тебя и узнал.

Вперёд выскочил на удивление полный мальчишка лет дести, с обвислыми жирными боками и чёрными боксёрскими трусами вместо шорт и, тыкая в меня пальцем закричал:

— Он это точно он!

Я лично сомневался в его уровне зрения, к тому же жиртрест носил очки и имел свежий наливающийся синяк на левой скуле. Злобные маленькие глазки моргали глядя на меня.

— Я его в первый раз вижу, — указал я на толстяка, а ему сказал. — Ещё орать начнёшь, второй синяк поставлю.

— Вот видите, он и с первым сознался.

— Да-а, Серебряков, — протянула пионервожатая. — А ведь сын музыкантов, интеллигентов, а ведёшь себя как последний хулиган. Ты зачем Гаврюшу избил?

— Мои родители не интеллигенты, не надо их оскорблять, они профессию имеют, — хмуро ответил я. — А вас и этого толстяка я впервые жизни слышу. Моя фамилия Бор, Егор Бор.

— Ну да конечно, вчера когда тебя сюда везли вместе со всеми был Серебряков, а как вчера же сбежал, уже Бор. Мы тебя со вчерашнего вечера ищем, директор пионерлагеря в райцентр уехал, сообщение отправить родителям, а ты здесь под боком устроился, да ещё имел наглость купаться у нас на глазах. Всё, вылезай, на обед идём.

— Я вам в который раз говорю, Бор я а не… Обед? Какой обед?… А ну, раз обед, то можно и Серебряковым побыть, мне не сложно, — ответил я, и поплыл к берегу, туда, где были сложены вещи, а не где были мостки. С них я, кстати говоря, тоже нырял.

— Смешной какой, — сказала вожатой одна из девочек.

Кстати, странность, девяти-десяти лет были, а моих, восьми, я не одного не видел. В принципе меня могли принять за недоросля, то есть ребенка, что отставал в физическом развитии, но вот откуда взялся из другого города?

Когда я выбрался на берег, некоторые девчата восхищённо ахнули, да и ребята завистливо засопели. Плавки у меня реально были что надо, трёхцветные, фирменные. Ненастоящие, конечно же, магические, сам фасон придумал и, судя по реакции детей, очень хорошо получилось.

Одеваться я не стал, да и как, чтобы у более сотни детей и шести взрослых у меня на теле появилась одежда? Нет уж, поэтому котомку на плечо, амулеты я уже убрал внутрь и подошёл к вожатой.

— Чего стоим, кого ждём? Где обед?

Сперва нас построили в колонну по двое, но прежде чем скомандовать начать движение, пионервожатый, который нас строил, посмотрел на мою поднятую руку и, вздохнув, спросил:

— Чего тебе, Серебряков?

— Строем ходим, по бокам конвоиры, лагерь впереди. Навевает на нехорошие мысли, не хватает только вышек с часовыми, и патрулей с собаками.

— Поговори мне ещё. За словоблудие в строю, лишаешься компота.

Я здесь же замолчал, а то ещё и обеда лишат, от этих зверей-конвоиров можно чего угодно ждать. Особо никто из детей не поняли о чём я, из старших групп кто-то похихикал и всё, но и спрашивал я не для них, так сам полыбиться хотел. А здесь раз и компота лишили, гады.

Пока мы шли от пляжа в лагерь, чуть больше минуты, здесь всё рядом было, я насел на соседних детей в строю, задавая им вопросы касательно этого Серебрякова. Особо те о нём ничего не знали, да вообще не знали, даже имени, Серебряков и Серебряков, но удалось выяснить, как тот сюда попал. Всё оказалось просто, его родители на лето переехали в Харьков, который находился в шестидесяти километрах от лагеря, а так как ребёнка оставить было не с кем, они попросили устроить его своего знакомого из Обкома города. Ну а тот просто спихнул его в пионерский лагерь. Того вчера днём посадили в автобус с новой партией детей, и повезли в лагерь, ну а когда прибыли, Серебрякова не досчитались, не было и его вещей. Посчитав, что тот сбежал, начали его поиски, которые закончились с наступлением темноты, а утром директор лагеря на своей машине уехал в ближайший райцентр. Там кстати и находился Антоновский колхоз миллионщик, пионерлагерь был его подшефным хозяйством. Это всё что я успел узнать у словоохотливых детей. Кстати, похоже, та автотрасса, которую я видел, шла на Крым, Москва-Крым. Это хорошо, можно на Чёрное море съездить. Пообедаю и отправлюсь.

Обед мне понравился, вполне сытно, и навеяло на воспоминания детства, нас также в школьной столовой кормили. Без компота я кстати, не остался, его действительно разносили по столовой дежурные и мне не поставили, но когда обед закончился я встал до общего приказа, наглой походкой прошёл к раздаточному окошку рядом с которым на столике стоял поднос с пятью лишними компотами. Оказалось, не меня одного лишили и, взяв два стакана, отпил из обоих, после чего пошёл обратно. Положено детям компот пить, они должны пить, у них растущие организмы и требуются витамины.

Вожатые, которые сидели за отдельным столиком были шокированы моей наглостью, не сразу отреагировали на мою выходку, лишь когда я пошёл обратно, парень возмущённо спросил:

— Серебряков, ты что себе позволяешь?

Когда нас строем заводили в столовую, я отлучился на минутку в туалет и там «оделся», поэтому, когда тот спросил, я стал демонстративно себя осматривать, после чего посмотрел на него и сказал:

— Ширинка застёгнута, да у меня вообще её нет. В чём тогда проблема?

— В чём проблема? Твоя наглость, с которой ты нарушил приказ?

— А кто ты такой чтобы что-то приказывать мне или решать за меня? Хочу я компот, я буду пить компот, а ты для меня вообще не авторитет.

— Серебряков! — возмутилась моим хамским тоном, другая вожатая.

— Да вы меня достали уже. Я же сказал, Бор я, а не Серебряков.

— Не нужно ссориться, — остановила нас та вожатая, которая первой завела со мной речь у озера. По виду она была самой адекватной из вожатых и, похоже, действительно любила детей. — Андрей, твои родители сказали, что ты очень хороший художник, поможешь мне с плакатом?

— Ну-у, ладно, — протянув, согласился я. — Хоть спасибо сказали, как Серебрякова зовут, а то никто из детей не знает.

Пока вожатые шушукались у себя за столом, парень бросал на меня нехорошие взгляды, я явно пошатнул его авторитет среди пионеров, я вернулся за столик, на своё место и добил компот, ложкой достав все ягоды.

— Ну ты даёшь, с Палычем ругался, — тихо шепнул мне сосед справа.

— Палыч это кто? — уточнил я.

— Старший вожатый.

— А-а-а, этот сопляк. Да и не ругался я с ним, оборзел он, вот и поставил на место.

— Он между прочим боксёр.

— Ну и что, я тоже русбоем владею, да и не будет он бить ребёнка, это не педагогично.

Тут нас подняли и погнали из столовой, остались только дежурные которые как сонные мухи начали собирать посуду. На выходе меня сразу выдернули из строя, та самая вожатая, что доброй была. Её все пионеры и пионерки любили за эту самую доброту, звали её Ольгой Петровной, и было ей шестнадцать лет.

— Идем в клуб, там комната есть для рисования, покажешь, что ты умеешь.

— Угу, — кивнул я и последовал за девчонкой.

До Петровны она пока не доросла, до Ольги вполне, так и буду её называть. Та оказалась ещё той трещоткой, когда мы вошли в худкабинет, то она не замолкая ни на минутку, описала что где лежит, какой плакат нужен и какое ему лучше придумать название.

— «Пионерский отдых» подойдёт, — быстро согласился я. — Всё иди, а то у меня от тебя уже голова болит.

Та не успела описать своё виденье, как должны были отдыхать пионеры, я свои конечно имел, но не думаю что пионер на «Майбахе» с толстой кубинской сигарой в зубах с двумя сисястыми девками по бокам её обрадует, или пионерку на иностранном пляже в мини купальнике окруженную брутальными самцами, поэтому пришлось подумать. Естественно когда нашёл что рисовать, то воспользовался магией и краской, что имелась в кабинете.