Крутен, которого не было - Купцов Василий. Страница 73

Всякий молодой человек, если он здоров да смел, стремится стать первым, люди издревле придумали, как дать выход этому желанию. У каждого народа — по своему. В Крутене по несколько раз в год случаются праздники с игрищами, боями и прочими, предкам угодными, здоровыми увеселениями. Скажем, весной — пора свадеб, само собой, невесты с женихами давно обвенчаны, но надо ведь отдать дань и обычаям — состязаются и парни, и девчата, а потом — и меж собой. Но сейчас — зима на дворе, настало время добрым молодцам кулаками махать, а девицам красным — в них снежками бросать!

Охотников повозиться с мягким, хорошо слипающимся снегом оказалось достаточно. К Большой Излучине сбежались не только мальчишки, коих хлебом не корми — только дай что-нибудь из снега слепить, да пару морковок посадить, одну на нос, другую — сами знаете куда… Вполне взрослые парни, захватив хохочущих девчат, отправились к излучине, запасясь сменными рукавицами. И началась большая лепка! По обычаю достаточно было устроить снежные ступени — в двенадцать ярусов, так, чтобы на каждом смогло стоять или сидеть — на то и тулупчики, да штаны стеганные — по сотне, а на верхних ярусах — и до двухсот крутенцев. Каждый мальчишка знал, что боги устроили Большую Излучину именно для того, чтобы удобней было наблюдать за боями молодецкими на льду Волхонки. У каждого ряда — по высоченному Снежному Предку, что б охранял, да за порядком следил. Каждый из Предков получил в руку по метле из ивовых прутьев. Шутки шутками, но не проходило ни одного празднества, чтобы эти прутья не заимствовали для угощения слишком расшалившейся молодежи. Снимать штаны с баловников на морозе не полагалось, потому «наказанье» вряд ли достигало цели через пару-тройку штанов, превращаясь в очередное баловство. Любимой шуткой бытовало указать на какой-нибудь особо гибкий прутик, зажатый в снеговой руку Предка, да пообещать — «Это для тебя».

У Большой излучины трудились молодцов двести, не меньше, да еще мальчишек — непомерное число. А уж тех, кто пришли просто поглазеть, как работа идет, да что лепят, совет там какой дать — тех уж и не счесть. Даже Дидомысл подъезжал, сапожком по льду речному постучал — мол, проверяю, крепок ли, не отправится ли кто завтра в гости к рыбам? Снежок со свежего льда порасчистили, получилось поле, ровное-преровное! Прокатиться бы по нему на костяных коньках! Нельзя — вот после боев — пожалуйста, а до того — нельзя! Первым открывал каток ученый медведь. Обычай мудр — если бурая громадина не проломит коньками лед — значит, и мальчишкам опасаться нечего! Странное существо медведь. Истинно — был он человек, а потом избрал путь лесного хозяина. А привычки человечьи сохранил, мед да малину обожает, на задних лапах расхаживает. Другого зверя выучить чего делать — так заставлять приходится, а медведь, раз на коньках прокатившись, сам просится…

Младояр тоже чуток поработал, покатал снежные шары, в охотку, как и другие. Старый Иггельд только смотрел, рукавиц снегом не измазав.

— Завтра придем посмотреть? — спросил княжич.

— А как же? — удивился старик, — Я же лекарь, глядишь, так разойдутся, что только успевай раны пользовать…

Мудрый ведун оказался, как всегда, прав. Назавтра, едва пришедши к Волхонке, Иггльеда уже завалили работой. Кое-кто, княжеского слова не дождавшись, начал махаться с утра. Известное дело: «Мы ваших побьем», «Руки коротки», «Да кулаки тяжелы», «А вот посмотрим», «Чего ждать-то?»…

Младояр помогал Иггельду, он уже давно наловчился перевязывать раны, научился вправлять вывихи. Сегодня даже немножко поработал иголкой, аккуратно зашив ненароком порванную щеку молодому парню.

Вот и первые поединки. Сначала — стенка на стенку, кровь подогреть. Бились во всю, носы друг дружке разбиваючи, но аккуратно, ни разу ни одного упавшего не пнули, ножей не обнажили. Затем начались и сходки один на один, вот тут-то и поднялся крик — у каждого свои любимцы, да земляки. Все шло своим чередом, как и каждый год. Но неожиданно народ заволновался — что за диво дивное?

Сквозь толпу протискивался к Дидомыслу иностранный гость, в шубе соболиной, с золотой цепью на шее. Крутенские парни пропускали надменного иноземца, шествовавшего с таким видом, будто сейчас объявит войну Крутену, вооружит десяток слуг тюками с кружевами, да всех оными и задолбают!

Князь, как раз, беседовал с Иггельдом, ожидая выхода следующей пары кулачных бойцов. Младояр стоял рядом, слушал. Как и отец, несколько удивился появлению здесь, среди веселья, такого мрачного человека. Разумеется, в Крутене вход иноземцам не заказан, можно и кулаками помахаться — одно условие — не до смерти. И кияне, и свены частенько развлекались бок о бок с местными, наезжали и с Древних Земель, и с Бел-моря. Но этот купец притащился сюда явно не для развлечения. Шуба расстегнута, из-под нее выглядывает платье иноземное, как у племени его положено — льняной хитон до ног, поверх — шерстяной, а еще и белая хланида. Разгорячен купец, воняет за версту миррой.

— Здоров будешь, великий князь! — поклонился иноземный гость Дидомыслу, — Пусть боги всегда смотрят в твою сторону.

— И тебе здоровья, да благополучия, и благославления Неба и Богов, — откликнулся князь, — что не весел, Пиштим?

— Я к тебе с жалобой, владыка! — снова поклонился купец, — Уж не первый раз привожу товары в Крутен-град, никогда раньше мне помех или обид не чинили…

— Пятый раз я вижу твои корабли, Пиштим, у причалов нашего города, — кивнул Дидомысл.

— И довольны бывали каждый год — твои люди — товарами, я — серебром да покупками… — этот плотный муж ухитрялся держать горбатый нос выше затылка. Горд!

— Никак, обидел тебя кто? — удивился князь, — У нас гостей беречь принято… Никто и пальцем прикоснуться не посмеет. Или посмел?

— Нет, такого не было, — признал Пиштим, — да и меч у меня на поясе, как-нибудь себя уберегу. Потому и по нраву мне Крутен, что здесь всякому, своему и гостю, всем вооруженным ходить не возбраняется.

— Так в чем же дело?

— От меня сбежал «не поднимающий глаз». Его люди твоего города укрывают, моим слугам не выдают!

— В Крутене рабов нет, — напомнил князь, — мои люди — свободны.

— Так то — твои, но Алуш — моя собственность, вещь!

— Человек не вещь… — повел плечами князь.

— Но это мой человек, прибыл из моей страны, он живет по нашим законам. Не вашей крови мой раб! Нет обычая в Крутене мешать жить гостям промеж своих как заведено. Ты ведь молиться мне нашим богам не запрещаешь? Вот я и прошу помощи — беглого раба вернуть!

— Не будут мои дружинники чужих рабов ловить, — отмахнулся князь.

— А я и не прошу ловить, лишь бы не мешали! — объяснил Пиштим.

— Мешать твоим людям разбираться с твоим же человеком я не стану, — согласился князь, — кабы твой беглый слуга родом из Крутена был — под защиту бы взял, а так — разбирайтесь меж собой.

— Но твои мешают! Они все здесь, на гульбище — и мой раб, и защитники…

— Пусть приведут сюда всех! — распорядился князь.

Еще через несколько мгновений группа из княжьей охраны и шести слуг Пиштим начала протискиваться сквозь толпу.

— Ничего у этой шубы соболиной не выйдет! — шепнул Иггельд княжичу, — Увидишь, в дураках останется.

— Отец под защиту возьмет?

— Князь рассудит, — ухмыльнулся старый лекарь.

— Ты чего-то крутишь, Игг, что-то знаешь! — Младояр в шутку начал осыпать грудь старого воина легкими кулачными ударами.

— Само собой, знаю, — так же, шутливо, но умело, ткнул в подростка кулаком Иггальд. Пронаблюдав, как княжич, неожиданно для самого себе, оказался лежащим на снегу, добавил, — знаю, да не скажу, чувствует мое сердце — не просто все будет, но кончится хорошо!

Вот группа вернулась обратно. Алуша вели княжьи дружки, не подпуская слуг иноземного гостя. Беглым рабом оказался молодой статный парень, черноволосый и казавшийся загорелым даже сейчас, в зимнюю пору. Вслед за воинами бежали трое крутенцев — двое парней и девушка. Дружинники, заметив бегущих, чуть умерили шаг, позволяя себя обогнать. Бои остановились, люди начали скапливаться вокруг князя. Одно зрелище остановилось ради другого.