Игра по своим правилам (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 7

Броненосные крейсера Японии соответствовали первому слову, отнюдь не второму. Ничего «крейсерского» у них не было — небольшие броненосцы 2-го класса, в полтора раза меньше «Микасы» по водоизмещению, но солидный броневой пояс пусть не в девять, но семь дюймов, для орудий калибром меньше восьми дюймов не по «зубам». Скорость на два узла больше, зато главный калибр не 305 мм, а 203 мм — чем-то нужно было поступиться. Своего рода «эльсвикский крейсер», увеличенный и хорошо забронированный, предназначенный исключительно для эскадренного боя на ограниченном морском театре.

Глава 6

— Государь, у меня нет времени обращать внимание на пустяки, как собственная рука в лубке. Все гораздо серьезнее…

Куропаткин демонстративно подвигал рукою в лубке, на нее император сразу обратил внимание при встрече, перед тем как усадил в кресло. Уже знал, кто бы сомневался, что из Иркутска генерал-губернатор о том депешу не отправил. И с вокзала его тут же повезли на аудиенцию — вопреки обыкновению император не отправился в Крым. И на то имелась весомая причина — царь находился рядом с беременной женой, которая дохаживала последний месяц перед родами. Вот только долгожданный наследник престола родится тяжело больным — об этом знали пока трое, но скоро информация разойдется кругами, в чем Алексей Николаевич нисколько не сомневался.

— Вас что-то беспокоит, генерал?

— Армия кайзера, государь, она гораздо серьезнее, чем мне казалось. Если германские офицеры так хорошо выдрессировали макак, то я не поставлю за французов и червонца — их просто размажут. Ваше императорское величество — признаю свою ошибку — японцы оказались гораздо сильнее, чем я ожидал. Меня просто обманули во время прошлогоднего визита — азиаты коварны и хитры, это нужно теперь постоянно учитывать.

За время своего общения с монархом, Алексей Николаевич твердо уяснил — тот не любит принимать решения под давлением, сразу показывает «высочайшее неудовольствие», особенно в те моменты, когда ему же показывают собственные ошибки. Как злой, капризный и упрямый ребенок, живущий по правилу — «сделаю назло, и во вред себе — но будет по-моему». И теперь к этой черте характера он решил приноровиться, руководствуясь простым соображением сановника — «хочешь убедить самодержца, присоединись к его мнению, всегда правильному».

— Я это понял, еще общаясь с их послом — хитрая узкоглазая тварь, все время взгляд отводил. Все они бестии!

— Вот и я о том же, государь. Так что обмануть их самих не грех — по их кодексу «бусидо», что означает «путь воина», коварство и хитрость, обман противника, почитаются за высшую доблесть. А теперь еще к этому добавилась отличная выучка, полученная от германских офицеров! А они умею готовить — из любого пентюха вымуштруют отличного солдата.

— Даже так? Хм, не думал, что прусским юнкерам моего брата Вилли удастся так выдрессировать макак.

— Стойки под ружейно-пушечным огнем, государь, совершенно не обращают внимания на потери. У них вспороть себе живот, если не выполнил приказ, плевое дело. В какие-то моменты они даже меня пугают, хотя на своем веку я повоевал с азиатами. Но эти другие, особенные — они быстро учатся, государь, вот что страшно. И ведь грамотные, у каждого карандаш и тетрадь, и карты «читать» умеют — и не скажешь, что хвостов недавно лишились. И научились сами делать хорошее оружие — пушки и винтовки, снаряды и патроны к ним. И что совсем хреново, государь — пулеметы. Ваши доблестные сибирские стрелки столкнулись с ними в боях на реке Ялу, я сам видел под Бицзыво, как воюют японцы. Будет трудно, когда эти желтолицые двинут против нас все свои скопища, которые еще собирают в хорошо подготовленные дивизии. А их наберут три десятка, не меньше — макак, прилично обученных военному делу, у них в запасе около миллиона. Хорошо, что всю эту орду на нас не могут двинуть одновременно, а то бы туго пришлось — у нас и двухсот тысяч в Маньчжурии пока не набирается.

Алексей Николаевич говорил с улыбкой, со смешками, и с тщательно скрываемым злорадством подмечал, как вытягивается в удивлении лицо самодержца, который явно впал в замешательство. До войны монарх относился к «островным соседям» с нескрываемым презрением, а тут в легкой и доступной форме ему объяснили, что дело обстоит не совсем так, вернее, совсем не так. Но улыбку на своем лице Алексей Николаевич сохранял, да и саму уверенность — то входило в его расчеты. Нужно излучать оптимизм в конечном итоге войны, но перед тем показать воочию, с каким противником пришлось столкнуться по легкомыслию венценосца.

— Меня сейчас как военного министра занимает противоборство с прусской военной системой, что внедрена у наших желтолицых соседей. Прекрасные солдаты, спору нет — но как противник хлипче германцев будет. Маленькие, на одном рисе живут, щуплые, но ужас какие злобные и решительные. Да и офицеры выучку во всех европейских армиях прошли — сам с пленными говорил, на многих языках общались. Могут воинские уставы наших союзников и противников цитировать, как «Отче наш». Они умеют учиться, государь, к тому же сама война прекрасная школа — вспомните, как ваш пращур Петр Великий о своих «учителях» отзывался.

— Вы изменились, Алексей Николаевич, стали совсем другим — улыбаетесь часто, — император внимательно посмотрел на него, но генерал стоически выдержал его взгляд. Зато заметил, что намек достиг цели.

— Это будет хорошая школа для всей нашей армии, государь. Главное, не прогуливать на ней «уроки». И я как военный министр вам признателен, что вы твердо и неуклонно проводили политику отстаивания российских интересов на Дальнем Востоке. Японцам нужно дать на этой войне такую незабываемую «порку», чтобы впредь не представляли угрозы для державы, самим Богом вам врученной. А такие возможности ваше императорское величество имеет, и сможет ими с легкостью воспользоваться, что уже в большей части проделано по вашим повелениям.

И пока Николай Александрович на него несколько растерянно взирал, генерал стал пользоваться возникшей паузой, начав перечислять «свершения», наделяя ими монарха, для которого эта война стала второй. Нужно было понемногу сбить самоуверенность, и при этом упрочить свои позиции.

— Благодаря вам, государь, наша армия получила возможность извлечения боевого опыта, когда вы повелели направить в Маньчжурскую армию сводные батальоны от каждой дивизии. Я их вливаю по одному в каждый Сибирский стрелковый и пехотный полк, доводя последние до полного штата в три батальона. Но было бы лучше учредить «шефство», когда каждая дивизия вашей императорской армии будет направлять пополнение в «закрепленный» за ней Сибирский полк. Тогда через какое-то время, постоянно восполняя потери среди нижних чинов и офицеров, заменяя заболевших или отправленных в отпуск, благо эшелоны идут в обратную сторону постоянно, все наши дивизии будут иметь опыт действительно современной войны. Прусская выучка японцев дает о себе знать, как и скорострельное оружие — грех не воспользоваться таким моментом, это не китайские скопища рассеивать, вполне себе по-европейски обученный противник. У нас шесть Сибирских корпусов, два десятка сформированных по мобилизации дивизий. Если каждый военный округ возьмет над ними «шефство», направит пополнения и военное снаряжение, то легче будет проводить постоянную ротацию командного состава. По сути, получатся своего рода экспедиционные части, отправленные против неприятеля. К концу войну ваше величество будет знать, на какие округа и генералов можно рассчитывать, а какие не стоят вашего доверия. Также будут выявлены недостатки, которые у нас, к сожалению, имеются. Их необходимо исправлять по опыту войны, внося по делу нужные улучшения и исправления.

Воцарилась молчание — Николай задумался, а Куропаткин демонстрировал полное внимание. Теперь он отчетливо понимал, почему генерал Сухомлинов стал военным министром перед войной — он не обременял царя докладами, с колонками цифр и требованиями ассигнований, больше развлекал монарха во время аудиенций, чем занимался реальными делами. И сейчас Алексей Николаевич добивался одного — чтобы на него переложили весь ворох дел и проблем, и при этом не мешали.