Другая единственная - Колесникова Наташа. Страница 21

— О да, правда хотела иметь такой дом. Я была у подруги на даче в Лобне, у них там простой дом, но так хорошо там… Лучше, чем в Испании.

— Теперь понятно, что я хотел тебе сказать?

— О да, Паша… Спасибо тебе. Но если не получится — не огорчайся, главное, чтобы все было хорошо с тобой, чтобы мы были вместе. Я хочу быть с тобой и в обычной московской квартире, и здесь, в нашем доме.

Он не знал, что сказать в ответ, не было слов. Красавина, черноглазая брюнетка, в которую влюбился без памяти, страстная любовница, с которой ни холодный песок, ни холодные волны не страшны, и вдруг говорит такое! Да было ли что-то подобное в этом мире, фальшивом и подлом, прежде?! Да не снится ли ему все это?

— Ты молчишь? — спросила она.

— Габи, я тебе честно скажу… я не знаю, сплю я или наяву тебя вижу. Ты такая… такая, каких в этой жизни просто не бывает…

— Ты не спишь, Паша, я есть, и ничего странного тут нет. Я знаю, что красивая, но продаваться не хочу. Наверное, меня так воспитали или еще что… Я хочу только одного — любить и быть любимой. А деньги разве лучше? Они хоть кого-то сделали счастливым? Что же тут странного? Я давно сказала себе: «Буду с тем, кого сама хочу. А кого не хочу — с тем не буду».

— Все, Габи, пожалуйста, ничего больше не говори, прошу тебя. Иначе я просто буду целовать твои ноги и боготворить тебя. Я и так буду это делать, но… потом, когда мы побеседуем с бабушкой и останемся одни.

Она довольно улыбнулась и действительно замолчала. А он совсем запутался в своих мыслях. Красота продается сплошь и рядом, это самый ходовой товар. Безголосые певицы, тупые модели, бездарные актрисы известными становятся лишь потому, что умеют кого-то ублажать в сексуальном плане. Кого-то сильного в этом дьявольском мире, кто же этого не знает? На эти роли за ними выстроилась длинная очередь из тех, кто не сумел как следует ублажить благодетеля. Они раскаиваются, готовы исправить свои ошибки, а за ними стоят те, которые на все готовы, только бы им дали шанс. Какая же это мерзость!

«Рено» остановилась у старого двухэтажного особняка. Габриэла выскочила из машины, открыла железные ворота, снова села за руль, и машина въехала в тихий дворик с двумя кипарисами и лавровыми деревьями среди зеленого газона. Павел подбежал к воротам, закрыл их. Все-таки это сподручнее делать мужику. Возвращаясь к машине, заметил у входа в дом невысокую седую женщину, нырнул в машину, взял с заднего сиденья букет белых лилий. Габриэла сказала, что бабушка любит именно эти цветы. Он подошел к старушке, выглядела она вполне энергичной, протянул цветы.

— Я Павел, приятно познакомиться, сеньора…

— Называй меня просто Марией, — низким голосом сказала старушка, принимая цветы.

— Просто Мария… Это как-то уж очень по-мексикански получается, — сказал он.

Старушка засмеялась:

— А у тебя есть чувство юмора, Павел, это хорошо. Ну тогда Мария Рубеновна, идет?

— Да, Мария Рубеновна, очень рад…

— Цветы мои любимые подарил… Габи подсказала?

— Да, — признался он.

— И честный, — констатировала старушка. — В наше время это редкое качество. Ну, проходи, Павел, в дом. Кажется, я начинаю понимать, почему моя внучка просто сияет в последнее время.

В доме его провели в гостиную, где был накрыт стол, весьма странный для испанской деревни, — бутылка кристалловской «Гжелки», вареная колбаса, соленые огурцы… Он понял — это из уважения к московскому гостю, но и хозяевам такое угощение было знакомо и приятно. Наверное, для них сложнее было встретить с подобающим угощением испанского короля, нежели московского гостя.

— Ну вы даете, Мария Рубеновна… — пробормотал он.

— Садись, Павел, разливай, как и подобает мужчине, — сказала она и закурила… «Беломор»!

Он сел на стул, свинтил пробку с горлышка «Гжелки», но замер, глядя на старушку.

— Глазам своим не верю, Мария Рубеновна! Я много слышал, что истинным показателем интеллигентности среди московских профессоров был именно «Беломор», но думал, что просто слухи! А теперь, глядя на вас, я думаю, какие же убогие наши олигархи, которые курят «Мальборо» или сигары! Да они просто пигмеи перед вами, честное слово!

— Габи, где ты откопала этот симпатичный экземпляр? — спросила старушка. — У себя в отеле?

— Да, бабуль, он хлопнул меня по заднице, когда убиралась в его номере.

— А ты?

— Дала ему по физиономии.

— Умница, правильно сделала.

— Извините, это получилось совершенно случайно…

— Да что ж тут извиняться, тебе понравилась ее задница, это вполне естественно. Она у нее красивая. Разливай водку, Павел. Ну и что ты дальше сделала, Габи?

Он наполнил стеклянные стаканчики водкой, опустил глаза, слушая разговор бабушки с внучкой. Могли бы и без него поговорить об этом, если у них такие доверительные отношения.

— Я отказалась от ста долларов в качестве компенсации…

— Правильно, хлопнуть по такой красивой попке стоит гораздо дороже.

— Мы познакомились, и… он мне понравился.

— Очаровал тебя дорогими ресторанами и рассказами о красивой жизни?

— Нет, просто… он очень интересный, умный, симпатичный. А вчера устроил такие шашлыки!

— Я знаю. Рауль рассказал, что какой-то русский приехал, купил мясо, зелень…

— Бабуля, наверное, я люблю его.

— Наверное или любишь?

— Люблю, — решительно сказала Габриэла.

— Вижу, что и он тебя любит. Ну, значит, выпьем за вас, молодые, красивые.

Они подняли стаканчики, тихо зазвенело стекло в просторной гостиной с камином. Габриэла обняла его, поцеловала в губы, но он почему-то слишком быстро отстранился. Выпили, закусили колбасой.

— Стесняется, — сказала старушка, закуривая новую «беломорину». — Хороший парень, я это чувствую и рада за тебя, внучка. Ну рассказывай, Павел, чем занимаешься в Москве? Да ты закусывай, закусывай. Огурцы сама солила, опыт имеется.

— Очень вкусные огурцы у вас получились, Мария Рубеновна, — сказал он. — Такие же, как в Москве на рынке. А вот внучка ваша… такой в Москве я не встречал.

— На рынке? — с иронией полюбопытствовала старушка.

— Нигде, — серьезно ответил он.

— Бабуля, перестань терроризировать Пашу.

— Да нет, все нормально. Мне даже нравится, что у Марии Рубеновны хорошее чувство юмора. А насчет занятий… У меня своя риелторская фирма, занимаюсь жильем.

— Может, хватит о делах? Мы с Пашей любим друг друга, вот и все. Правда, Паша? — Она обняла его, положила голову на плечо и мечтательно зажмурилась.

— Какая идиллия! — покачала головой испанская бабушка, пуская клубы едкого дыма. — Все мне понятно с вами. Ну что тут скажешь? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — вы красивая пара, хорошо смотритесь, даже мне, старой перечнице, приятно. Прямо такой натюрморт… Ну так и будьте вместе, да поменьше говорите, побольше делайте. Павел, налей-ка еще, выпьем за всех нас, и потом я подам горячее. Приготовила обалденное рагу со свиными ребрышками. Настоящее московское рагу! Вот так.

Рагу было и правда очень вкусным и совсем московским, и говорили они о нынешней жизни в Москве. Марии Рубеновне все было интересно, а Габриэла после пары рюмок опять склонила голову ему на плечо и время от времени ласково целовала его в щеку. Он стеснялся отвечать на ее поцелуи, все-таки в гостях находился, первый раз виделся с единственной близкой родственницей Габриэлы. Но бывший профессор МФТИ с улыбкой смотрела на свою внучку и одобрительно кивала. Очень симпатичная старушка, интересно было с ней говорить. А еще интереснее было поскорее остаться наедине с Габриэлой, очень хотелось этого. У них ведь оставалось так мало времени…

Вилен Морин, невысокий толстячок пятидесяти пяти лет, колобком вкатился в кабинет, подбежал к столу, долго тряс руку Самарина.

— Приятно, Паша, черт побери, что ты сам стал хозяином дела. Или теперь нужно — Павел Васильевич?

— Да ладно, Вилен Андреевич, мы же с вами много лет знакомы, оставим все, как было. Садитесь. Что-нибудь выпьете?