Другой путь. Трилогия (СИ) - Бондарь Дмитрий Владимирович. Страница 55

– Не знаю. Наверное. У моей войны другие цели.

– Но итог будет тем же, – то ли спросил, то ли заключил Павлов.

– Знаете, Георгий Сергеевич, я два года не только делами занимался. Я читал. Читал все то, что невозможно прочитать здесь. И вот что я вычитал. Примерно в то же время, когда художник Верещагин в чине поручика ездил по гарнизонам Средней Азии, набираясь впечатлений для вот этой картины, на другом конце света шла война. И там этих черепов были не кучки, там горы громоздились до неба. Есть много точек зрения о причинах войны, о тех, кто ее развязал. Ктото винит парагвайских диктаторов, возомнивших о себе невесть что, ктото настаивает на том, что во всем виноваты безголовые бразильцы. Есть мнение, что войну развязали деятели из Британии, чьим пароходам было запрещено появляться в Парагвае, а банковские дома Бэрингов и Ротшильдов никак не могли втюхать парагвайцам – на тот момент единственной индустриальной стране в Южной Америке – свои кредиты. Но факты, факты: Парагвай до войны – ведущая южноамериканская страна без внешнего долга, без безработицы, без преступности, без инфляции, но зато со всеобщей занятостью, сытостью, образованием, которое, кстати, было бесплатным…

– Прямо СССР какойто. Почему же в наших учебниках о том Парагвае ни слова?

– Наверное, потому что там социализм стал не результатом борьбы народных масс, а итогом кропотливой работы трех поколений диктаторов, понявших, что самым послушным гражданином будет довольный гражданин.

– А разве так бывает? Чтобы социализм шел сверху?

– В Парагвае было. Диктаторы Лопесы очень своеобразно для того времени взаимодействовали с внешним миром – брали не кредиты, а нанимали специалистов: инженеров, архитекторов, учителей. Выгнали из страны испанских колонизаторов, и национализировали их землю, на которой развернули фермерские хозяйства и самые настоящие колхозы – хозяйства с общественными основными фондами. Они назывались "Поместья Родины". Представляете?

– Смотрика, а мы все гадали – откуда эта замечательная идея? И что дальше?

– А дальше все просто – Парагвайцев втянули в войну, но сказать честно, они и сами были не против немного повоевать: нужен был выход к морю. А как только единственная водная артерия – река Парана, связывающая континентальный Парагвай с океаном, оказалась в руках бразильцев, вторгшихся в соседний Уругвай, война была практически предрешена.

– Везде одно и то же, – горько заметил Павлов. – Доступ к ресурсам, их болееменее справедливое распределение, транспортировка продукции до мест сбыта. Убери чтонибудь одно из этой задачи, и развитие будет невозможно.

– Везде одно и то же, – повторил я вслед за Павловым. – Потому что законы экономики везде одинаковы. И тот, кто ими владеет лучше, знает и использует нюансы и взаимосвязи – тот и правит миром. И подругому – никак.

Павлов на пару минут призадумался, а потом спросил:

– Так что там с Парагваем?

– Война с Аргентиной, Бразилией, Уругваем. Истреблено почти все парагвайское население. Уж мужское – практически все. От полутора миллионов довоенных осталось двести тысяч после войны. Из которых мужчин – менее тридцати тысяч. Из прежних семисот. Тот самый геноцид, о котором так любят теперь орать честнейшие бритты и янки на каждом шагу. Огромные контрибуции победителям, "благородно" прощенные в 1948 году. Но и победители – Бразилия, Аргентина, Уругвай, оказались так измотаны этой войной, так опутаны военными кредитами Ротшильдов и Бэрингов, что почти сто лет расплачивались по своим векселям. Как говорится – ищи, кому выгодно?

– Это все познавательно и поучительно, но к чему это ты рассказал?

– К тому, что эти ребята никогда не допустят существование справедливого, успешного общества. Ключевое слово – "успешное". Голодные и нищие Северные Кореи нужны им как иллюстрация бесполезности социализма. И жить будут вечно – в качестве наглядного пособия.

– Но ведь у Ленина получилось?

– Получилось. Путем соглашения с теми же Ротшильдами, Рокфеллерами, Шиффами и остальной камарильей. НЭП, огромные кредиты, вывоз золота и ресурсов из страны, запуск в страну иностранных концессий – от "Форда" и "Бектела" до "Лена Голдфиелдс", изза которой, собственно, в свое время и началась первая русская революция 1905 года. Ленский расстрел помните? Это так иностранное предприятие боролось с русскими наемными работниками. А шведские паровозы Льва Давидовича Троцкого? На них ведь ушла почти треть годового бюджета СССР. Добрые шведы построили на русские деньги у себя – не у нас – целые заводы, чтобы выполнить первый международный заказ большевиков. А в стране в это время голод. Страна жрать желает, но Лев Давидович тратит золото на шведские паровозы. Правда, Иосиф Виссарионыч всю эту свистопляску прекратил. Но меры понадобились действительно жуткие – репрессии, раскулачивание… И все равно ему не дали спокойно жить и развиваться, втянув во Вторую мировую. Но товарищу Троцкому он ледорубом за паровозы и все остальное отомстил. Я не сторонник методов Сталина, просто объясняю, что с этими господами нужно разговаривать на их языке. На самом деле я гдето даже прочитал такую версию появления первого государства коммунистов: будто бы в 1913 году, когда родилась Федеральная Резервная Система в США, русскому императору Николаю II, немецкому Вельгельму II и австрийскому Францу Иосифу I тоже был предложен господами Ротшильдами подобный проект устройства частного Центрального Банка. Как говорил ктото из основателей этой безумной семейки: "дайте мне возможность печатать деньги для страны, и мне не будет дела до того, какие законы в ней будут приниматься". Что, кстати, еще раз подтверждает точку зрения, что капиталу нет разницы – с каким общественнополитическим строем работать – была бы прибыль! И, разумеется, эти господа были посланы в положенное им место. Итогом стала война, уничтожение династий, империй…

– Это все очень познавательно, – прервал меня Павлов. – От менято ты чего ждешь?

– Вы сделали первый шаг, разумно было бы сделать второй. Поговорите с Кручиной. Я могу очень быстро удвоить капитал партии. И сам на этом прилично заработаю. Чем больше денег у меня окажется в октябре восемьдесят седьмого, тем легче будет мне воплотить в реальность наш план. Да, глядишь, и у страны появится передышка!

– Сережа, ты спятил! – беззвучно засмеялся Павлов. – Ты хочешь, чтобы я пришел к Николаю Ефимовичу и вот так, за здорово живешь, попросил у него на недельку несколько миллиардов долларов?

– Я рассчитываю на десять.

Павлов хлопнул меня ладонью по коленке и едва не захохотал в голос.

– Вот говорил мне в свое время Леонид Ильич – нельзя нашим людям долго жить там. Теряют ощущение реальности.

Наверное, в чемто он был прав. Но я знал, что деньги он мне найдет. Это было так же верно, как и то, что оба партийных кассира выбросятся из окон своих квартир.

– Георгий Сергеевич, когда наступит день, о котором я говорю, вы станете локти кусать от упущенных возможностей.

– Сережа, это непросто сделать даже чисто технически.

– А что в этом мире просто? У нас впереди год. Есть время подготовиться и провести все чисто и красиво. Зато это будут не жалкие крохи, что сейчас я подбираю, а нормальный, реальный капитал, с которым уже можно работать и с которым будут считаться. Я ведь тоже не хочу ограничиться только американским рынком – я им покажу, что такое настоящий арбитраж. Кризис начнется в Гонконге и покатится вслед за солнцем по всей планете. Я отработаю последовательно все рынки – Азиатский, Европейский, Американский и снова Азиатский. Из десяти миллиардов я сделаю вам сто. Я уроню американцев не на жалкие двадцать три процента, как это должно было бы случиться, я свалю их на сорок. И им долго будет не до Союза. Глядишь, и Горби образумится.

Павлов встал, сделал мне знак оставаться на месте. Георгий Сергеевич подошел к картине Верещагина, долго вглядывался в пустые глазницы иссушенных черепов, потом повернулся ко мне лицом.