Мама, папа, я и Перестройка (СИ) - Конфитюр Марципана. Страница 13
– Андрюшка, ты о чём?
– Я серьёзно, бабуля! Мне... – Я помедлил, сочиняя приемлемую легенду. – Мне сон был! Как будто Наташка с Виленчиком ехали на рок-концерт и разбились! Скажи тёте Зое!
Бабушка чуть-чуть поудивлялась, поморгала, но потом сказала в трубку:
– Слушай, Зоя... Слышала ты про так называемых экстрасенсов?.. А про вундеркиндов не слыхала?.. У меня, похоже, внук такой... Ага! Сам читать научился. И к богу сам тянется... Нет-нет, мы не крестили, да ты что, мы не такие!.. А ещё он мне сегодня предсказал, что магазине нитки белые выкинут! Ага! Представляешь! Ухватила пять катушек, и без очереди!.. В общем, феномен! Так вот знаешь, что он мне сказал насчёт Наташки...
И бабушка пересказала подруге моё «пророчество».
Не знаю, удалось или не удалось её убедить. Я решил, что сделал то, что должен был и, устав слушать бабскую болтовню, пошёл к деду в гостиную. Там сел в уголок и стал складывать дом из конструктора: в детстве у меня никогда не получалось достроить его до конца, так что я решил проверить, помогут ли мои сорокалетние мозги теперь решить эту задачку.
Дед смотрел программу «Время». Он хмурился при сообщениях о брожениях в Югославии и конфликте в Западной Сахаре; когда же сообщили, что Венгерская социалистическая рабочая партия переименовалась в просто «социалистическую», без рабочей, и объявила о переходе на рельсы социал-демократии, дед вообще пробормотал: «Нехорошо!».
– Почему? – Спросил я.
– Ну неправильно это, – сказал дед туманно.
Его внимание уже было поглощено репортажем о праздновании 40-летия ГДР. В телевизоре показывали движущиеся под торжественную музыку танки, которым махали ручками Хонеккер, Горбачёв, Ярузельский, Чаушеску и ещё какие-то типы, чьи фамилии мне не запомнились. Потом показали демонстрацию, размахивающую портретами генсека и кричащую по-русски: «Перестройка! Горбачёв!». Дед расплылся в улыбке:
– Вот! – Сказал он. – Немцы понимают, что за нас держаться надо! Вон они как любят нас, смотри-ка! А то дураки говорят, будто там демонстрации антисоветские. Ничегошеньки подобного! Вон, видишь?
Я кивнул. На экране мелькнули кадры того, как кричащих «Перестройка» демонстрантов бьёт полиция. Дед сказал, что если в ГДР и есть антисоветские элементы, то их совсем мало и скоро совсем обезвредят.
– В общем, скоро всё закончится, Андрюша, не волнуйся, – заключил он.
На чемпионате по шахматам снова кипели страсти. А я понял, что конструктор несобираемый, потому что в нём явно нет части деталей.
5.1
В воскресенье мы с бабушкой снова пошли гулять, но быстро вернулись обратно: пошёл дождь, а зонтов у нас не было. Я, в общем-то, не сахарный, да ещё в болоньевой куртке был, мог бы ещё погулять. Но бабушка сказала, что дождь наверняка кислотный, и от него я могу облысеть, а то что и похуже. Пришлось возвращаться. И мне даже в лужи ступать нельзя было обратной дорогой: ведь кто знает, как действуют на ребёнка и на с трудом добытые ботинки из ГДР кислотные лужи?..
Потом к нам пришёл дядя Гена Осинцев – друг дедушки. Он работал на приборостроительном заводе и поделился с моими предками секретом о том, что планирует открыть кооператив по торговле счётчиками Гейгера. Дело обещало быть прибыльным: за своё короткое пребывание в XX веке я успел уже раз пять услышать или прочесть где-нибудь слова вроде «ликвидаторы», «ядерный загар» и «период полураспада». Первая партия счётчиков была у дяди Гены уже на руках: правда, откуда взялась, он умалчивал. Как я понял, явился к нам кооператор не просто так: кажется, его интересовали знакомства моих деда и бабки, могущие быть полезными для подыскания покупателей. В общем, он пришёл пиарить свой товар: приволок нам счётчик Гейгера и принялся измерять им уровень радиации в нашей ванной, в сортире, в кровати, у телека – всюду.
Деда с бабкой эта рекламная акция увлекла не на шутку. Кажется, они сами не знали, как жили раньше, не зная, сколько микрорентген в их ковре, сколько в серванте, сколько в радиоприёмнике. Больше всего, как оказалось, фонили мои гэдээровские ботинки: бабушка сразу же сделала вывод, что кислота, выпадающая с дождём, радиоактивна. Ещё у кочана капусты, заготовленного для борща, уровень излучения почему-то оказался выше, чем свёклины, лежащей с той же целью. Тут дело, по общему мнению, было в нитритах и нитратах, которыми с недавних пор отравлены все плоды земли-матушки. Впрочем, избавляться от капусты не решились, это было расточительно. Просто вымыли с мылом кочан. Мои ботинки от интенсивного взаимодействия с водой наверняка бы испортились, так что бабушка просто протёрла их водкой. И с продажей счётчиков дяде Гене дед тоже помочь обещал за вознаграждение: несмотря на всё то, что вчера я слыхал от него о кооператорах.
Потом мы вместе пили чай, а дядя Гена хвастался своим сыном Пашей, который с освобождённого комсорга при университете уже вырос до секретаря райкома.
-- Глядишь, и на съезд ВЛКСМ скоро поедет! – Сказала бабушка восхищённо.-- А потом и до генсека дорастёт, да, Генка? – Дед довольно рассмеялся своей шутке, а потом велел мне брать пример с этого Пашки, очевидно, достойного человека и патриота.
А когда дядя Гена ушёл, мы уселись смотреть Кашпировского.
Я был прав: именного его сеанс бабушка так настойчиво велела рекомендовать маме во время нашего первого в этой реальности телефонного разговора. Судя по репликам предков и по вопросам, которые они с любопытством адресовали друг другу, я попал на премьеру.
Не стану пересказывать, как Кашпировский таращился в камеру, бормотал сонным голосом разные очевидные вещи, у кого что рассосалось, у кого стал расти волос, у кого включился внутренний будильник... Мне, если коротко, всё это действо напомнило выпуск с Ютуба одного из тех ораторов, кому я и верить не верю, но слушаю, чтобы уснуть. Кашпировский подействовал так же: от скуки и монотонного голоса я очень быстро свернулся клубочком на кресле и отрубился.
…Разбудили меня крики бабки с дедом: что именно они кричат, я спросонья не понял, но среагировал на интонацию. Она была странной: одновременно и радостной, и испуганной, и возбуждённый, и нервной. Кашпировский уже кончился, и голоса предков звучали с кухни. Я отравился туда.
Увидев меня, бабушка бросилась навстречу и принялась расцеловывать:
– Андрюшенька! Родненький наш вундеркинд! Тебя бог к нам послал, не иначе! Зойка говорит, что по гроб жизни благодарна тебе будет! Ты провидец!
Оказалось, что пока я спал, звонила тётя Зоя Буренкова. Вчера она прислушалась к моим якобы снам: на самом деле заперла Наташку в комнате, не отпустив на концерт. А теперь стало известно об аварии: и Виленчик, и Ленка, и Славка погибли. Я же то ли действительно снискал себе славу малолетнего экстрасенса, то ли оказался на шаг ближе к разоблачению...
– Андрюша, потрогай мне ручками бок... Здесь вот, да, – Сказала бабушка. – А то болит частенько.
– Счётчики Гейгера тоже ему надо дать, чтоб потрогал, – сразу же сообразил дед. – Пусть зарядит на продажу!
Не знаю, какой дичи напридумывали бы ещё дед с бабкой, но за мной пришёл отец. Он, конечно, тут же выслушал рассказ о моих пророчествах. А потом мы вместе с ним пошли домой...
5.2
На улице папа спросил:
– Ты, что, правда пророк? Во снах будущее видишь?
– Иногда, – ответил я уклончиво.
– А недавно ты говорил, будто тебе снилось, что дед с бабкой умерли, – вспомнил отец вдруг телефонную беседу из моего первого дня в этой реальности.
Говорит он со страхом или же наоборот с надеждой, я не разобрал и решил эту тему не развивать:
– Это просто сон. Не вещий.
– Понятно. А вещие были ещё? Обо мне тебе что-нибудь снилось?
Я опять-таки не понял, шутит он, просто поддерживает ничего не значащий разговор или действительно впечатлился бабушкиными россказнями. Само вырвалось:
– Приснилось, что ты с мамой разведёшься.