Мама, папа, я и Перестройка (СИ) - Конфитюр Марципана. Страница 17

Я уже успел прийти в ужас от необходимости учить эту белиберду, но тут, к счастью, оказалось, что дед забыл, как там дальше. Однако радоваться было рано. От идеи забить в мою голову какой-нибудь нелепый пример детской пропагандистской поэзии он не отказался:

– Давай лучше вот это. Оно для любого праздника подходящее. Повторяй за мой! – Велел дед и начал декламировать. – Мы в родном колхозе нашем дружно, весело живём: вместе сеем, вместе пашем, вместе песенку поём... Ну, что молчишь?

– Это какое-то глупое стихотворение, – сказал я. – Зачем мне про колхоз? Я ж вообще-то в городе живу.

– «Глупое!» Ишь! – Сказал дед. – Где ты вообще нахватался таких суждений? По телевизору, что ли? Ты кого попало-то не слушай, молодёжь сейчас пошла недалёкая, хоть и самонадеянная! А стихотворение это, чтоб ты знал, самое лучшее! Оно на любой праздник подойдёт: хоть на 7-е ноября, хоть на 1-е мая, хоть на 9-е... Да и на 23-е февраля даже можно! Универсальная вещь! Оно тебе и в школе пригодится! Когда станешь октябрёнком, блеснёшь на каком-нибудь мероприятии!

Деваться было некуда, и я несколько раз повторил идиотские строки за дедом, делая вид, что на самом деле учу их, но вскоре заметил, что вправду уже запомнил. Тот, тем временем, пустился в рассуждения, как весело будет, когда я заделаюсь октябрёнком: принялся рассказывать об этой организации, а потом загорелся идеей заранее заставить меня выучить октябрятскую клятву.

– А то бабка говорит, ты вундеркинд! Вот и посмотрим... Может, раз так, тебя сразу во второй класс переведут, а то и в третий! Значит, надо быть готовым сразу стать и пионером! Ты готов?

– Нет, – отозвался я вопреки ожидаемому ответу. – Пионером быть я маленький ещё.

– Эх ты! – Дед усмехнулся. – Да разве вундеркинды так рассуждают? В общем, ладно, не дрейфь, подготовим тебя к октябрятам, и к пионерии... И к телевидению подготовим, чтобы бы там что-нибудь политически ошибочное не ляпнул. А то смотришь «Взгляд», небось, с родителями да набираешься там всякой белиберды!

После этого дед принялся читать мне какую-то политическую лекцию вроде тех, что я уже несколько раз слушал в детсаду и успел научиться, как и все, не воспринимать всерьёз.

– Ты там всяким «Взглядам»-то не верь, – повторял дед. – Это всё ненадолго. Вон, «Прожектор перестройки» уже прикрыли. Скоро и остальное прикроют. Коммунисты вернут всё как было, а кооператоров пересажают. Они будут плакать, а мы с тобой будем сидеть да посмеиваться – потому что всё заранее понимали!

– Откуда ты знаешь?

– Да знаю уж! Я живу подольше некоторых! Смотрю вокруг, читаю, анализирую! Понимаю, что от силы пара лет – и всё закончится... Кстати, если телевизионщики будут у тебя спрашивать про будущее страны, то ты так им и отвечай. Смотри, глупость какую не ляпни!

– Хорошо, – ответил я. – Не ляпну.

И вдруг страшно захотел рассказать деду, как всё будет на самом деле. К чему были все эти ухищрения с объявлением, все эти лялечные интриги, все эти бесплодные раздумья о покупке биткоина?.. До приглашения купить машину оставалось два-три месяца. Конечно, если папа на самом деле устроится в кооператив, это будет большое подспорье, но мало ли что... Лучшее, что я могу сделать для деда и его будущего автомобиля это сказать правду. Пусть покрутится эти два месяца, в долг возьмёт всё-таки, счётчиками Гейгера побарыжит вместе со своим другом!.. А то прямо видеть не могу, как он пребывает в плену заблуждений!

– Про страну мне, кстати, вещий сон недавно был, – заметил я.

– Да ну? И что там?

– Да вот снилось мне, как будто скоро деньги обесценятся...

– Что значит «обесценятся»? – Не понял дед. – Что, всё бесплатно станет? Коммунизм наступит, что ли, в смысле?

– Нет, как раз наоборот. Всё станет дорого. И кто что накопил, на эти деньги ничего купить не смогут. Булка хлеба будет тысячу рублей, а машина... – Я подумал о том, что надо не забывать притворяться ребёнком. – А машина тыщу миллионов!

– Ну-ну, – сказал дед. – А ещё что там было?

Звучала эта фраза недоверчиво, но я решил сделать вид, что не замечаю его иронии, и продемонстрировать уверенность, продолжая стоять на своём.

– А ещё настал капитализм. Союз распался. Все республики стали отдельно и...

– Ты, что, с ума сошёл?! – Заорал дед так неожиданно, что я вздрогнул и отшатнулся.

Несколько прохожих повернулись в нашу сторону и пронаблюдали, как дед залепил мне по заднице. Было неприятно, но болоньевый костюм смягчил удар.

– Никогда не смой такое говорить! – Продолжил дед. – Не дай бог, услышат люди, так проблем не оберёшься! Особенно в садике! Слышал?! Ты болтал такое в садике? Ну! Отвечай! А то снова получишь!

– Не болтал, – буркнул я.

– Вот и впредь не болтай! Ишь, удумал... Совсем уж... Позорище... Где ты такое услышал?! Скажи честно: родители слушают по ночам какие-то голоса про радио?! Это там было, да?!

– Ничего они не слушают. Мне сон был, говорю же.

Дед, конечно, не поверил. Вскоре в наказание за антисоветские речи он повёл мне домой, не дав ни на качелях покататься, ни ещё раз испытать удачу с просьбой слазить в деревянный детский домик. Всю дорогу обратно дед не прекращал скандалить. Я шёл молча и лишь тихо ненавидел свой детский облик. Честно говоря, очень хотелось подойти к деду на равных, взять за шиворот, ответить оплеухой на шлепок и проговорить: «Для тебя же бестолкового стараюсь, остолоп ты краснопузый!». Но сил противостоять крупному пятидесятилетнему мужику у меня, конечно, не было. Оставалось только утешать себя мыслью, что если бог не смилостивится надо мной и в ближайшее время не вернёт обратно, то через два года, когда всё действительно кончится, и плакать будут отнюдь не кооператоры, я смогу свысока заявить, что предупреждал, и расхохотаться.

***

Дома дед пожаловался бабке на моё предсказание и стал орать дальше, начав обвинять заодно и её, что недосмотрела за политическим воспитанием сначала матери, а следом и моим. Бабка обиделась и заняла мою сторону:

– Напустился на ребёнка, старый хрен! Да сейчас по телевизору, по радио такое говорят, чёрт ногу сломит! Ну, услышал мальчик глупость от каких-то депутатов, ну бывает! Близко к сердцу это принял, вот и снится ему всякое! А тебе уже и слова не скажи – всё антисоветчина!

В ответ дед уже принялся обвинять моего папу в том, что тот якобы смотрит не те передачи, и те плохо на меня влияют:

– Когда Галка привела этого Кольку, я сразу понял, что мутный он тип, подозрительный! Это ты всё защищала, защищала, мол «любовь»-шморковь!.. Тьфу! Вот, дозащищалась! Смотри, как бы передачи носить вскоре зятьку не пришлось!

– Я тоже люблю передачи, – встрял я, чтоб вызвать умиление и сбить накал страстей. – Лично моя любимая – «Сельский час». И «Спокойной ночи, малыши» ещё, конечно.

Подействовало или нет, я не понял, но внимание к себе опять привлёк. Бабушка потребовала деда не скандалить при ребёнке и не пугать его, а потом повела меня на кухню, где принялась жалеть и утешать с помощью пастилы в шоколаде «Сластёна» с котом Леопольдом. А когда пастила была съедена, и бабушка решила, что я уже достаточно отошёл от стресса, она вытащила из-под кухонной клеёнки какую-то газету с нарисованными в ней уродливыми рогатыми существами. Над ними была подпись: «Классификация инопланетян»

– Вот, видишь, какие они бывают, – сказала бабушка. – Рассмотри внимательно. А то вдруг тебя спросят, как выглядят инопланетяне, а ты и рассказать не сможешь. К интервью надо серьёзно подготовиться!

В общем, весь тот день я приготовился к интервью, уча разные ненужные для жизни и не имеющие отношения к реальности вещи...

7.2

В воскресенье вечером мы снова посмотрели Кашпировского, после чего бабушка заявила, что и у меня тоже теоретически могут иметься целительские способности. Вот только проверить их мы не успели: за мной пришёл папа.

– А у меня интересные новости, – радостно объявил он, переступив порог бабко-дедовский квартиры. – На новую работу приглашают! И платить там будут вдвое больше против нынешнего!