Волхв пятого разряда (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович. Страница 16

– А мне зачем? – Марина удивилась.

– Указом императора все отличившиеся при спасении наследницы и ее гостей в Архангельском удостоены наград Варягии, в том числе Марина. Ты первая пришла на помощь раненой Екатерине.

– Так это долг врача. В Царицыно не раз такое делали, и никто за это нас не награждал.

– Там не было наследницы, – дед улыбнулся. – Не удивляйся – так принято в Варягии. Спасаешь члена императорской семьи – достоин награждения. Люди просто не поймут, если поступить иначе.

– И чем Марину наградят? – поинтересовался Николай.

– Насколько знаю: орденом Святой великомученицы Екатерины, знаком малого креста. Большой предназначается для царственных особ. Малым тоже прежде награждали высокородных дам, но Александр Третий изменил его статут, распространив на простолюдинов. Теперь знак ордена вручают дамам, подданным империи и иностранных государств, отличившимся на ниве миротворчества, гуманитарной и культурной деятельности. Очень редкая награда, к тому ж весьма почетная. Марина будет первым медиком, которая получит этот орден.

– Бориса, князя Горчакова и Синицына, надеюсь, не забыли? – поинтересовался Николай.

– Конечно, – дед кивнул. – Как и охранников, погибших при отражении атаки террористов. Ордена вручат их вдовам и родителям.

Пришлось отложить отъезд, и Николай с Мариной отправились на очередное суаре. Тем более, на этом вечере ожидалось присутствие Бориса и Наталки, плюс Горчакова и Синицына. Их тоже приглашали на подобные мероприятия, поскольку волхвы отличились при спасении наследницы. За эти дни Несвицкий-младший сошелся близко с новыми друзьями. На званых вечерах они обычно проводили время вместе. Садились рядом за столом, волхвы танцевали с Мариной и Наталкой, не давая им скучать, болтали, веселились, и это скрашивало Николаю раздражение от поведения других присутствующих. Вот и на этом вечере, исполнив ритуал их представления к гостям, друзья отправились к столам, накрытых для фуршета, где предались обычному занятию – то есть выпивали и закусывали, говорили комплименты дамам и шутили. Синицын ненадолго отлучился, и вернулся с хмурым выражением лица.

– Там, – обратился он к Несвицкому и указал на плотную толпу вдали от столиков, – о тебе и цесаревне рассказывают гадости. Дескать, вы любовники, потому тебя и пригласили на молодежный бал. Не по заслугам оказали честь. Что на деле никакой ты не Несвицкий, а адмирала просто попросили, чтобы он тебя признал наследником. Ну, чтобы цесаревне не позорно было спать с простолюдином.

От неожиданности Николай едва не подавился.

– Кто это говорит? – спросил, прокашлявшись. – Как имя смертничка?

– Не знаю, – сообщил Синицын. – К нему там не пробьешься – толпа стоит. К тому же я, едва услышав, поспешил сюда.

– Сейчас узнаем! – Николай решительно пошел к толпе. Следом устремились волхвы, Марина и Наталка.

Приблизившись к гостям, они остановились и прислушались.

– Уверяю, господа, что это правда, – донеслось к ним из-за спин. – Источники надежные. Фальшивый князь Несвицкий и великая княжна Екатерина состоят в интимной связи. Поэтому он так ее и защищал. Присутствовавшие на бале прекрасно видели, как он по-хозяйски лапал ее грудь. Привык к такому, даже посторонних не стеснялся. И нас будут уверять, что цесаревна – девственница…

– А ну-ка расступись!

Николай ввинтился между спин и, не замечая недовольных возгласов расталкиваемых им гостей, пробился в центр толпы, где встал перед рассказчиком. Окинул его взглядом. Какой-то хлыщ в гражданском. Молодой, но рожа со следами возлияний. Увидев перед собой волхва в мундире с орденами, хлыщ икнул и умолк.

– Я князь Несвицкий, – с угрозой в голосе промолвил Николай. – А ты чьих будешь? Обзовись!

– Что значит «чьих»? – хлыщ приосанился. – Я князь Голицын, Генрих Эдуардович. Наш род идет от Гедиминовичей.

– Мне наплевать на род, – проинформировал его Несвицкий. – Не тот ли ты Голицын, чей пригласительный билет на бал стал пропуском для террористов?

Подробности покушения на цесаревну Николай узнал от деда – в том числе о злосчастном пригласительном билете. Но другие об этом не слыхали. В окружавшей их толпе вполголоса загомонили.

– Я им его не передавал, – смутился хлыщ. – Билет украли. Сам я не смог прийти на бал, поскольку заболел.

– Ну, с этим разберутся, – пообещал Несвицкий. – Насколько знаю, следствие о покушении на цесаревну пока что не закончено. У меня другой вопрос. Сам ты во дворце в Архангельском не находился, что там творилось видеть не мог, однако же набрался наглости порочить девушку, приписывая ей всяческие гадости. Я впервые увидал великую княжну, придя на бал, и это может подтвердить моя невеста, с которой мы в Москве не расстаемся. Я, значит, лапал грудь наследницы? А то, что та была пробита пулей, и мы с невестой по очереди зажимали рану, останавливая кровотечение, ты знаешь, гнида?

– Да как вы смеете! – нахохлился Голицын.

– Очень даже смею. Получи, скотина!

От мощной оплеухи голова Голицына свернулась вправо.

– Это за великую княжну! – пояснил Несвицкий. – А это лично от меня!

Вторая оплеуха вернула голову хлыща в прежнее состояние.

– Да вы… Я это не оставлю! – завопил князек.

– Что, вызовешь меня на поединок? – хмыкнул Николай. – Попробуй, смертничек! Дайте ему ножик. Иван? – он обернулся к лейтенанту. – Одолжи мне кортик. Расступитесь, господа! Гедиминович – к барьеру!

– Остановитесь, князь! – к ним протолкался хозяин дома. – В империи дуэли – преступление! Они приравнены к убийству.

– Жаль, – Николай пожал плечами. – Но я бы попытался. Эй, Гедиминович, если не наложил в штаны, то приезжай в Царицыно. Законы там другие. Полагаю, что главнокомандующий разрешит нам поединок. Твой гроб в Москву отправим специальным рейсом. Я оплачу.

– С тобой другие разберутся, – пробурчал князек и убежал, пробившись сквозь толпу.

– Марина! – обратился Николай к невесте. – Идем отсюда. В доме, где принимают гнид, порочащих великую княжну, нам делать нечего.

– Князь, это оскорбление! – возмутился хозяин вечера.

– Неужели? – Николай сощурился. – Этот хмырь из Гедиминовичей собрал толпу и долго распинался, рассказывая гадости о наследнице, но никто не попытался закрыть ему его поганый рот. В том числе и вы – устроитель сей мерзости. Прощайте, писем не пишите. Пропустите!

Гости расступились и, взяв Марину за руку, Николай пошел с ней к выходу. Следом устремились Борис с Наталкой и Синицын. Горчаков остался.

– Послушаю, о чем тут говорят, и расскажу вам, – сообщил друзьям у лестницы. – Мне интересно, да и вам, наверно, тоже.

Он позвонил на завтра.

– Москва кипит, – сказал Несвицкому. – Все обсуждают скандал на суаре. Большинство тебя поддерживает, но есть и те, кто осуждает. Дескать, вел себя с Голицыным по-хамски. Побил его. Для князя недостойно.

– Мне следовало поблагодарить клеветника? Расшаркаться? – хмыкнул Николай.

– Нет, конечно! – засмеялся Горчаков. – Я сам его бы с удовольствием прибил. Просто довожу до сведения, о чем тут говорят. Мол, и хозяина обидел. Боюсь, что снова в гости тебя не скоро позовут.

– Была б печаль! – ответил Николай. – Хоть отдохну от этих рож. Спасибо, Юрий, ты настоящий друг.

– Всегда пожалуйста! – ответил Горчаков. – Марине передай мое почтение. Где вы с Борисом нашли таких красивых женщин? Вам многие завидуют. Я тоже.

– Приезжай в Царицыно, найдем тебе красавицу, – Несвицкий засмеялся. – Их много там.

– Приеду! – обрадовался Горчаков. – А то родители мне плешь проели: женись, женись! Находят мне невест, а те одна страшней другой.

«Генетика сработала, – подумал Николай, закончив разговор. – Веками знать варягов практиковала близкородственные браки. Так сохраняли титул и фамильное богатство. Результаты налицо – в буквальном смысле слова». Дамы, с которыми его знакомили в гостях, красотою не блистали, и это еще, мягко говоря. Не все, конечно, но в заметном большинстве. Неудивительно, что Марина и Наталка ярко выделялись на этом фоне. В России мира Николая с этим делом обстояло несколько иначе. Женитьба на простой крестьянке дворянина хоть вызывала осуждение, но встречалась часто. А можно было наплодить бастардов и попросить царя признать детей наследниками. Нередко получалось. Не случайно Лев Толстой в своей «Войне и мире» изобразил такую ситуацию – от жизни шел.