Боец 5: лихие 90-е - Гуров Валерий Александрович. Страница 8

— Знаю.

— Прошу, — босс радушно повел рукой.

Она с царственным видом прошествовала по приглашению, и тут из зала выбежал один из пацанов Хантера, видимо, встречать очередную порцию «цветов бульвара». Был он явно взбудоражен, и я заметил, как блеснули его глаза, как жадно окинул он ими фигуру Алины — ну, что есть, то есть. Шеф грузно зашагал вслед за ней, я замкнул процессию.

Мысль продолжала усердно работать. Шеф и сейчас что-то не договорил, вновь зачем-то раскидал загадки. Он точно знал, что Алина сюда явилась не просто так, не погулять-выпить, это вовсе не в ее духе. А зачем? Ко мне? Любовь проснулась в сердце, сама не знаю, как?.. Тоже на нее не очень похоже… Ладно, разберемся.

Тем временем в кабинете веселье уже стояло коромыслом. Из магнитофона орал дурной шансон, а три гостьи, особы, мягко говоря, не стеснительные, разве что по столу не скакали. Уже успев поддать, они ржали, визжали, позволяя парням лапать себя за всякие интересные места, а парни, в свою очередь, раскраснелись, возбудились, здоровое мужское начало рвалось из них как гейзер, им теперь море было по колено, небо на руках, и шар земной вроде футбольного мяча…

Алина вошла в это буйство чувств как королева на карнавал — все разом обомлели, аж застыли, лишь дряхлый «Тандберг» надрывался истошным девичьим дуэтом:

Два кусочека ка-албаски

У тебя лежали на столе-е!..

Кто-то догадался хлопнуть по клавише, и «Комбинация» заткнулась.

Секунд пять в комнате стояла тишина. Реально. Белое безмолвие, как у Джека Лондона.

— Оп-па! — пьяно икнув и покачнувшись, произнес Танк. — Это кто же к нам?..

— Не к вам, а к нам, — с жесткой улыбкой, все ставя по местам, сказал я. — То есть, ко мне. Надеюсь, других вопросов нет.

Кое-кто переглянулся, но молча. Шестым чувством я ощутил, как напряглись девки. Не то, что напряглись, их явно полоснуло завистью — конечно, они ощутили, насколько они пыль перед этой царственной особой.

— Добрый вечер, — с изысканным сарказмом промолвила Алина, вроде бы безупречно вежливо, а все-таки с усмешкой.

— Прошу, — повторил шеф, и жест свой повторил, причем так, что ясно — это обращено к нам двоим, ей и мне. — А что все затихли? — осклабился он. — Музыка, танцы, вино — сегодня можно все! Гуляй, душа!..

— Жратва, секс… — едва слышно продолжил я перечисленный боссом ряд греховных удовольствий.

Магнитофон вновь загремел:

Ты рас-с-сказывал мне сказки-и-и…

И все и вся вновь понеслось развеселой чехардой. Кроме нас с Алиной.

Она подчеркнуто уселась в дальней стороне стола, где было пусто, и лишь тут я заметил, что исчезли Степаныч с Ракитиным — шут их знает, куда и зачем. Может, просто решили не смущать молодежь, может, захотели уединиться, чтобы вспомнить минувшие дни… Не знаю, словом. Алина присела, я послушно опустился на стул рядом, включив в себе галантного кавалера:

— Что предпочитаете? Шампанское?

— Шампанское?.. Нет, пожалуй. Красное. Вон то, «Лидия». Оно, конечно, на любителя…

Я чуть не вздрогнул. Лидия! Надо же, ирония судьбы. И подумал, что Лида скоро будет здесь… Ну и ладно! С Алиной у меня было и сплыло, несмотря на всю ее обворожительную ауру. Не скажу, что я был бесчувствен. Нет, я совершенно явственно ощущал, как эта магия влияет на меня, обволакивает незримым флером… Но я и сам ведь не лаптем щи хлебаю, знаю, как держать себя в руках, как не растаять — что я, дурак, что ли?

Так рассуждал я, наполняя «Лидией» хрустальный фужер. Тем часом в кабинет почтительно вошли два официанта в строго черно-белой гамме: штиблеты, брюки, сорочка, галстук-бабочка… Да, сорочки, пожалуй, могли быть побелее, посвежее, ну да ладно! Оба несли подносы с бараньими отбивными, распространявшими умопомрачительные запахи жареного мяса и специй.

— Угощайтесь, пожалуйста, приятного аппетита! — со сладкой улыбкой пожелал первый, видимо, старший по квалификации. Его напарник тоже старался улыбаться, но выходило это несколько напряженно, и действовал он без комментариев, впрочем, сноровисто.

Явление халдеев с роскошным блюдом было воспринято с восторгом, особенно девчонками, давно забывшими моральное унижение. Видать, такая халява перепадала им нечасто, а возможно, и вовсе впервые — и как знать? — может, и никогда больше такого не будет в их вряд ли светлой жизни…

Тут я поймал себя на том, что задумался, и даже не задумался, а просто представил, как это странно: то, что летят годы, зимы с веснами кружат равнодушной каруселью, им ведь совершенно пофиг наши мечты и судьбы, встречи и разлуки, память и печаль… Какая там твоя весна: семнадцатая, тридцать третья, пятьдесят восьмая пробегает мимо?.. Это тебе то свет, то тени, надежды и утраты, а жизни все равно…

— О чем задумались, чемпион? — шелковый голос Алины вытянул меня из оцепенения.

— Нет, — кратко ответил я.

— Что — нет?

— Не задумался.

— Вот как! А что же делал?

— Созерцал.

— Надо же, какие тонкости!.. — насмешливо протянула она. — Вы прямо прирожденный литератор.

— Все может быть, — бесстрастно сказал я. — Ну что, выпьем?

— Не возражаю. Но я не вижу вашего бокала.

— Мы снова перешли на «вы»?

Она не ответила. Вернее, ответила мимолетной усмешкой, слегка покручивая бокал в ухоженных пальцах с перламутровым маникюром.

Я наполнил рюмку «Араратом», тоже улыбнулся:

— Обойдемся без брудершафта?..

Алина глянула на меня искоса. Сумерки уже заполняли кабинет, и глаза ее казались темнее обычного — цвета благородной ореховой древесины.

— У вас хорошая память, чемпион…

Я рассмеялся:

— Ну, значит, точно стать мне литератором с такими данными! За что пьем?

Не знаю, что бы она сказала, но тут внезапно рядом с нами возник шеф. Грузно присел на стул, стоящий у торца стола, ухмыляясь заметно хмельно. Впрочем, я был уверен, что в любом состоянии он сумеет держать себя в руках, не потеряв самоконтроля.

Сейчас, впрочем, он держал в руке пузатый бокальчик не то с коньяком, не то с виски.

— Не помешаю? — спросил он тоном Мефистофеля.

— Что вы, Вадим Антонович! — искусственно обрадовалась Алина. — Я всегда рада вас видеть, и… и думаю, всегда мне будет приятно вспоминать время работы… нашей совместной работы…

— Так вот за это давайте и выпьем, — предложил он. — За дружбу, над которой не властны годы и обстоятельства. Вперед!

Ишь ты. Скажет ведь… Я туманно подумал, что и это у него не просто слова, а ритуал на полном серьезе, вера в способность запрограммировать будущее… Да и черт с ним!

Я вдруг ощутил, как мне хочется напиться. Не то слово! Нажраться, вусмерть, вдребезги, в хлам! Я вновь успел протрезветь, алкоголь все никак не мог пробить адреналиновый заслон, и я хватанул коньяку, ощутил роскошное послевкусие — тогда, в девяносто третьем году, еще весь «Арарат» был настоящим, даже рядовой сорт был еще если не божественным, то ангельским нектаром, если уже и начиналась какая-то псевдоармянская палёнка, то до Уфы она еще не добралась… и заев грушевым ломтиком, я с ходу, еще дыша коньячными парами, зарядил в себя вторую рюмку.

Шеф, прищурясь, смотрел на меня с живым интересом, а я, мельком отметив это, увидел, как Алина лихо осушила бокал, и понял, что и ей страшно хочется опьянеть, разорвать путы приличий и условностей, что ее нечто распирает изнутри, какие-то свои демоны, и ей ужасно хочется выпустить их в мир.

Не сомневаюсь, что это понял и босс. Он тут же наполнил ее бокал «Лидией», а мне наконец-то шибануло по мозгам, мир слегка поплыл, я начал ловить в нем проблески и движения, недоступные в трезвом состоянии… и понял, что сейчас немного приоткроется занавес, то, что сознательно недоговаривает шеф. И так же ясно понял, что всей правды он мне почему-то не скажет, и совершенно нереально спрашивать его об этом.