Книга белой смерти - Вендиг Чак. Страница 37

– Библия состоит из многих книг.

– Угу. – Стоувер умолк, прожигая в Мэттью взглядом дыры, подобные ожогам от сигарет. – Вот что мне известно, проповедник. Должен признаться, христианин из меня не очень-то хороший. Но что-то явно пошло не так. Прокисло. Быть может, виновата во всем комета, быть может, я ошибаюсь, но я знаю, как будет на древнегреческом «полынь» – «апсинтос», то есть «горечь, из горькой травы». – Увидев выражение лица Мэттью, он усмехнулся, и посреди его черной бороды разверзлась широкая расселина рта. – Вы не предполагали, что я это знаю? Для таких, как я, это очень сложно? Нет, христианин я неважный, но читать умею. И, может быть, что-то действительно отравило воду, превратило этих несчастных в… бездушные существа, в лунатиков. Эти путники не служат Богу. Господь не допустил бы, чтобы с американцами случилось нечто подобное.

– Я… я непременно подумаю над вашими словами, Озарк.

Тут Стоувер несколько смягчился. Он отступил назад, и улыбка у него на лице задержалась чуть дольше.

– Приношу свои извинения, пастор. Вот вы после долгого дня, а я набросился на вас, прихлопнул, словно муху мухобойкой… Вы не обязаны тратить на меня свое свободное время, и я должен признать… – У него на лице промелькнуло смущение. – Я навалился на вас со всей силой. Но просто меня это очень беспокоит – только и всего.

– Я вас прекрасно понимаю.

– Ваш досуг принадлежит всецело вам, и я с нетерпением жду, что вы скажете по этому поводу завтра, во время проповеди в церкви.

– Завтра, – повторил Мэттью так, словно не понял смысл этого слова.

– Завтра ведь воскресенье, правильно?

– Да… воскресенье. Я не привык видеть вас на службе.

Улыбка Озарка растянулась еще шире, превратившись в рекламный щит, сделанный из зубов.

– Рассчитывайте на меня, проповедник. И я захвачу с собой кое-кого из своих ребят, так как считаю, что в эти бурные и непонятные времена нам не помешает послушать духовного наставника.

– Пусть будет так, – слабо улыбнулся Мэттью.

Он не знал, как к этому отнестись. С одной стороны, он радовался тому, что число его прихожан вырастет и Стоувер со своими ребятами начнут поиски Бога, чего прежде не было. С другой стороны, Стоувер его пугал. Чем – Мэттью не мог сказать. Быть может, своими габаритами. Или своим напором. Может быть, к стыду пастора, все дело было в классовом различии: сам он принадлежал к среднему классу, отец его был банкиром, а мать владела компанией, поставляющей продовольственные товары, в то время как Стоувер ютился на задворках общества. Он был выходцем из самых низов: хотя сейчас он больше не был бедняком, но, по словам Бо, вырос в нищете. Если дело действительно было в этом, Мэттью посчитал должным спешно побороть в себе сословные предрассудки.

– В таком случае жду вас завтра на проповеди, Озарк.

– До встречи, проповедник. Да, хочу вас предупредить – надвигается гроза. Судя по всему, серьезная. Быть может, она смоет всех этих лунатиков, и завтра нам уже не о чем будет говорить…

С этими словами он неторопливо вернулся к своему пикапу.

Где-то вдалеке прогремел раскат грома, отчего Мэттью испуганно вздрогнул.

15

Гроза

19 ИЮНЯ

В десяти милях от Уолдрона, штат Индиана

Времени было семь часов утра, за несколько дней до летнего солнцестояния, самого длинного дня в году, однако здесь, над кукурузным полем, небо так потемнело от надвигающейся грозы, что казалось, будто на горизонте собираются тучи черной мошкары.

Шана смотрела на происходящее через объектив своего смартфона. Отсняв несколько снимков грозового неба, она с помощью графического редактора сделала кадры еще более жуткими, более зловещими. Одно нажатие кнопки – и они отправились в Инстаграм.

За последние дни число подписчиков Шаны в Инстаграме удвоилось – отчасти потому, что она выкладывала фотки путников, жилого фургона и тому подобное. Вчера Шана быстро щелкнула пожилую белую пару, стоящую на обочине с плакатом, на котором было написано: «Путники – это террористы», но только второе слово, естественно, было написано с ошибкой, «терраристы», и Шана тотчас же сочинила хештег: «#ПутникиЭтоТеррариум». Этот хештег, привязанный к полоумным, держащим глупый плакат с грамматической ошибкой, оказался вирусным. В любой другой день Шана несказанно обрадовалась бы этому, однако сейчас она чувствовала себя просто выжатой.

Вдалеке небо облизнула молния. Шана пожалела о том, что не успела ее сфоткать. Но теперь было уже слишком поздно.

– Не нравится мне эта гроза, – сказала она вслух.

Отец, сидящий за рулем фургона, на это ответил:

– Да, выглядит все плохо, но некоторые вещи выглядят хуже, чем есть на самом деле. К тому же гроза может пройти стороной.

– Она похожа на конец света. А бежать от конца света нельзя.

– Здесь, на Среднем Западе, грозы отличаются от тех, что у нас на Востоке. Дома у нас налетает мощный фронт с моря… – Отец махнул рукой, словно сотрудник метеоцентра. – И они проходят над нами медленным потопом. Но здесь же… Ты видела по телевизору торнадо? Они передвигаются хаотически, словно ползающие в траве змеи. Никогда не знаешь наперед, моя милая, где они объявятся. Все будет хорошо.

Все будет хорошо.

Все повторяли Шане эти слова.

– Если налетит торнадо, путников унесет. Я понимаю, что они, похоже, не замечают ничего вокруг, но, по-моему, торнадо все-таки…

– Я же сказал – все будет хорошо, – вежливо стиснув зубы, перебил ее отец. И уже тише: – Наберись веры.

Вот еще одно: отец начал нести подобную чушь. «Наберись веры». Фу! Он также начал говорить о том, что, вернувшись домой, нужно будет ходить в церковь, словно в своей голове он сохранил какой-то неясный детский образ бога – аналог большого бородатого Сайта-Клауса, который присматривает за хорошими девочками и мальчиками и следит за тем, чтобы у них все было в порядке. Шана один раз была в воскресной школе – всего один раз, по настоянию матери. Войдя в класс, она увидела окровавленного человека, прибитого гвоздями к двум палкам на стене, и тотчас же выскочила назад. Со слезами, всхлипывая: «Остановите карусель, я хочу сойти!» Через много лет Шана полистала Библию – потому что, ну хорошо, будем честны, у нее тогда была фаза скандинавского дэт-метала, и внезапно окровавленный парень на кресте приобрел определенный романтический ореол, – и нашла там лишь несколько слащавых банальностей, окруженных морем лицемерия, насилия и женоненавистничества. В церковь она не пойдет ни за что.

Другая проблема с отцом: он категорически отказывался говорить об этом. Не признавал реальность происходящего, а то, что сейчас происходило, уже давно перешло из разряда странного в жуть прямиком из романа Стивена Кинга. В настоящий момент толпа насчитывала уже больше двухсот человек. И каждые несколько часов к шествию присоединялся новенький.

Вместе с лунатиками появлялись и другие. Новый путник мог привести с собой своих близких – по большей части те плакали, кричали, старались выдернуть своих любимых из толпы силой. Но вскоре все понимали то, что в свое время вынуждена была признать Шана: попытки спасения своих близких обрекали тех на гибель. Спазмы, крики, налитые кровью глаза и стремительно развивающаяся лихорадка, которая грозила сварить тело, словно яйцо. Пока что еще никто больше не лопнул, как хлопушка, после того как это произошло с Марком Блеймиром: или те, кто пытался остановить лунатиков, прекращали свои попытки сами, или же их останавливали другие «пастухи». (Так их прозвали в средствах массовой информации: пастухами. И были еще путники, лунатики, спящие, толпа, стадо – самые разные слова.)