Книга белой смерти - Вендиг Чак. Страница 50
Хотя изображение теперь лежало на боку, как и тепловизор, съемка продолжалась.
– Точно. Прочный аппарат.
В кадре появился новый человек – это прибежала Шана. И снова Бенджи поразился безрассудной храбрости девушки. Происходящее не имело к ней никакого отношения. Этот мужчина, Клейд Берман, даже рядом не стоял с ее сестрой. Он не представлял угрозы ни для кого, кроме своих близких. Из чего следовало, что Шана либо обладала незаурядным скрытым мужеством – опять это слово, отголосок разговора с Аравом, – либо нисколько не ценила себя и свою жизнь.
(«Как часто одно переплетается с другим?» – рассеянно подумал Бенджи.)
Цветовая гамма Клейда Бермана перешла от оранжевого к красному и дальше до самого высокого градуса в шкале – до белого. Это произошло в тот самый момент, когда менее яркое пятно, обозначающее Шану Стюарт, подбежало к нему, схватило мальчишку и оттащило его в сторону.
И тут яркий силуэт Клейда Бермана превратился в силуэт человека, который вот-вот исчезнет, – без визуального шума дождя и темноты было по-мультяшному просто представить себе, как он раздувается, рвется и лопается. Как будто он закипел. Его силуэт продолжал искажаться, выпирая пузырями газа и крови, расширяющихся изнутри…
И вот наконец он взорвался.
Воздушный шарик, который лопнул.
«Человек, превратившийся в воздушный шарик», – подумал Бенджи.
– Вот где становится интересно, – сказал Мартин.
Отмотав назад на то место, где Берман еще просто разбухал, он начал двигаться вперед, перещелкивая по одному кадру.
Щелк, щелк, щелк.
На замедленном повторе Клейд Берман взорвался.
Щелк, щелк, щелк.
И тут Бенджи увидел. Над тем, что когда-то было Берманом, появились сигнатуры тепла. Мелкие брызги – небольшое облачко, словно термальный фонтанчик, устремившийся вверх из разорванного тела.
– Ничего не замечаете? – спросил Мартин.
– Замечаю. Определенно, это просто… кровь. Он словно закипел – если брызги имеют достаточно высокую температуру, они…
– И ты не находишь это странным?
Наконец до Бенджи дошло.
– Нахожу. – Его голос прозвучал тихо и отрешенно, когда он высказал свою догадку вслух. – Дождь льет как из ведра. Ветер ураганной силы. Однако…
– Однако, – кивнул Мартин, – эти «брызги», как ты их назвал, поднимаются прямо вверх. Несмотря на дождь.
– Несмотря на ветер.
Мартин снова продвинул запись вперед.
Щелк, щелк, щелк.
Ветер не отнес облачко в сторону.
Оно не рассеялось и не опустилось, прибитое дождем.
Облачко продолжало подниматься. Все выше, выше и выше. До тех пор, пока не исчезло, покинув кадр.
Словно призрак. Освобожденный дух, душа, покидающая тело.
Поспешив к камере, Бенджи переключил ее из режима инфракрасной съемки на обычное цифровое видео – она снимала весь спектр, и режимы переключались простым поворотом колесика.
– Что ты ищешь? – спросил Мартин.
– Не знаю. Что-нибудь, что угодно, только чтобы найти в этом смысл.
Бенджи прокрутил изображение назад к тому месту, где Берман взорвался, – не то зрелище, которое ему хотелось воспроизводить в каком-либо формате, но он должен был это сделать, ибо опять он стал врачом и ученым, а смерть того несчастного была крупицей информации, отправной точкой.
Изображение на экране теперь стало смазанным, практически неразборчивым – да, можно было различить родных Бермана, можно было увидеть стремительное движение девушки-подростка, хватающей мальчишку; однако сам процесс взрыва оставался нечетким. Его закрывал дождь. Свою роль играла и темнота. Там, во мраке, Бенджи разглядел движение, вызванное взрывом, – возмущение воздуха, внезапно окрасившегося в темный ржаво-красный цвет, – но никаких подробностей. И тем не менее он продолжал прокручивать кадры вперед, один за другим, пристально всматриваясь в пространство над взорвавшимся человеком.
И вот…
Очень слабое, едва различимое мерцающее сияние.
Бенджи с силой ткнул пальцем в экран.
– Вот! Видишь?
Мартин подался вперед. Бенджи принялся крутить кадры вперед и назад, по три за раз, сосредоточившись на одном конкретном мгновении.
В это мгновение в темноте, сквозь дождь, над взрывающимся телом Бермана пробежала едва заметная дрожь. Подобная облачку пыли, озаренному фотовспышкой.
– Может быть, это как-то связано с грозой, – неуверенно начал Мартин. – Молния или… природа шаровой молнии до сих пор не изучена…
Однако он осекся, когда Бенджи переключился на инфракрасное изображение.
Картинки совпадали. Мерцание полностью соответствовало термической топографии непослушного облачка брызг. Само мерцание продолжалось не так долго, как его термальный образ.
Однако его присутствие не вызывало сомнений, как не вызывало сомнений и то, что изображения совпадали.
Бенджи откинулся на спинку стула, пытаясь понять, что это означало. Полностью отдавшись изображению на экране в надежде на то, что его осенит какое-то внезапное озарение.
Однако этого не произошло. Загадка не разрешилась, а только стала еще более непонятной.
– Это что еще за хрень, твою мать? – озвучил эту мысль вслух Робби.
– Ответов нет, – пробормотал Бенджи. – Одни только новые вопросы.
Мартин колебался. Его точеное, привлекательное лицо скривилось в комической гримасе.
– Что у тебя? – спросил Бенджи. – В чем дело?
– Есть еще один момент.
– О господи, ну что еще?
– Бенджи, я хочу, чтобы ты возглавил работу СИЭ.
Вот тебе на!..
19
Соль и свет
Гремучая змея стала символом Америки еще во времена первых тринадцати колоний, жители которых нередко встречали ее на своих землях и постепенно начинали ассоциировать ее, вместе с белоголовым орланом, с освобождением от английского гнета. Гремучая змея появилась на так называемом желтом Гадсденовском флаге, где она, свернувшись клубком, восседает на словах: «Не наступай на меня». Полк Джона Проктора в Пенсильвании также имел знамя со свернувшейся кольцами гремучей змеей. Изображение гремучей змеи было на флаге ополчения Калпепера в Вирджинии, на котором также был начертан девиз: «Свобода или смерть». В последнее время изображение гремучей змеи снова начинает появляться в символистике американских расистов, часто соседствуя с другими эмблемами превосходства белой расы, такими как молоток, кулак, флаг Конфедерации, немецкий Железный крест, меч и так далее.
20 ИЮНЯ
Церковь Света Господня, Бернсвилль, штат Индиана
Для Мэттью сон превратился в недостижимую мечту. Он просидел всю ночь напролет, читая и перечитывая не только Откровение, но также книги других пророков, таких как Иезекииль и Даниил, а также Евангелия от Марка и Иоанна. Настал момент, когда Мэттью решил преклонить голову и немного поспать перед утренней проповедью, но когда он вошел в спальню, Отом сидела перед телевизором, который по-прежнему работал. И то, что Мэттью увидел в новостях…
В ту ночь он долго молился о семье Берманов.
Он был знаком с Клейдом. На самом деле не очень близко – Клейд был хорошим человеком и ходил в церковь, просто он не ходил в церковь Света Господня. Он ходил в методистскую церковь на восточной окраине Уолдрона. Мэттью несколько раз встречался с его женой Джессой и один раз с их сыном Оуэном. Все хорошие люди, трудолюбивые работники. Клейд был строителем, занимался установкой теплоизоляции. Джесса была… физиотерапевтом, кажется, да? Как любил говорить отец Мэттью, «соль земли». То были слова из Евангелия от Матфея, 5:13: «Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям». Эти слова относились к тем, кто свято соблюдал законы и заповеди Бога – они держали в своих руках соль, или мудрость, земли.