Караул устал (СИ) - Щепетнев Василий Павлович. Страница 41

— Вижу в первый раз. Но я впервые еду в одном купе с директором главного универмага Чернозёмска.

— Думаете, они на меня нацелились?

— Не на меня же.

— Да, конечно. Пригласи мы их, они бы в нужный момент подняли шум, мол, затащили, изнасиловали… Хорошо, что я догадался, не пустил их в купе.

— Просто замечательно, — согласился я. — Но вы не расслабляйтесь.

— Вы думаете, будут ещё провокации?

— Как знать, Сергей Анатольевич, как знать. До Москвы ещё пять часов.

Я достал из чемоданчика кобуру, впрягаться, так впрягаться.

При виде пистолета директор опять побледнел.

— Полагаете, они… они…

— Кто знает, какова цена вашей должности? Не я. Оружие не помешает.

— Вы будете меня защищать?

— Не станут они разбираться, кто директор, а кто просто погулять едет. Пристрелят обоих, вот и весь сказ, — и я сел у окна. Какой уж тут сон!

А директор ничего, держится. Зевнул, и завалился досыпать. Ещё бы, после радедорма. И успокоился, считает себя под охраной. Под вооруженной охраной. Персона!

Думал, что шучу, оказалось — нет. Похоже, я в самом деле сел на осиное гнездо.

Предыдущий директор ЦУМа нашего города скоропостижно скончался от инфаркта. Так говорят. Произошло это не в Чернозёмске, а в Сочи, на отдыхе. Злые языки рассказывали, что причиной были нехорошие излишества, покойный-де пригласил к себе пару проституток, и не выдержало сердечко такого счастья. Может, и так. А может дело на самотек не пустили: есть ведь средства, позволяющие вызвать инфаркт тогда, когда нужно. И у кого нужно. Подобные яды в хозтоварах не купишь, но есть платёжеспособный спрос — будет и предложение.

Интересно, а сегодняшние девицы — не те ли, что пришли в номер к прежнему директору, в славном городе Сочи?

Ну нет. Нас в купе двое, а по двое от инфаркта не умирают. Достаточно скомпрометировать нового директора. Его, кстати, потому и пригласили со стороны — оздоровить городскую торговлю. А то она хворает, городская торговля. Да и как не хворать, когда столько соблазнов. Торговые кланы нашего города повели нешуточную борьбу за место директора, а тут раз — ни тем, ни другим, смиритесь!

А они, похоже, не смирились.

Я тоже задремал. Вооруженное нападение представлялось мне маловероятным. Убийство в депутатском вагоне — это же шум на всю область, да что область — на страну. Начнут копать и просеивать накопанное через мелкое сито.

Да и Сергей Анатольевич — не Теодор Янович. Не та фигура — убийц в поезд подсылать. Ему по чину проститутки. Пароход его именем не назовут, вряд ли. Пароход «Сергей Крячко» везет из Индии дюжину бенгальских тигров и пару львов. Ну, а откуда взялся львы? В Индии львы не водятся. Из питомника, вот откуда.

Сон, не сон, а — полудрёма. Шулейкин жаловался, что его в дрессировщики записали принудительно, иначе не брали на борт. А я советовал не бояться. Ведь пока вы заграницей, товарищ Шулейкин, вам и жалование идёт в валюте, не так ли? Насчет вашего здоровья гадать не стану, а валюту страна бережёт, так что посадят вас на пароход, непременно посадят. А укротителем… Соглашайтесь, но только под запись. Под документ. Так и так, принят на должность укротителя, с окладом. Опять же в пути валюта набежит, вы её в «Альбатросе» на что-нибудь дельное потратите. И вообще, человек вы, я вижу, отчаянной смелости, недюжинного ума, легко сходитесь с коллективом, такие нам нужны. Не хотите ли в Ливию завербоваться, на год-другой? По специальности, организация общественного питания? Будете при нашем госпитале буфетчиком работать. Старшим буфетчиком! Госпиталь на побережье, тёплое море, изумительная рыба, всегда свежайшая. Квартира будет с кондиционером, и в госпитале, конечно, тоже всегда плюс двадцать три. Нет, меньше нельзя — заходить с улицы на прохладу не есть здорово. Но плюс двадцать три переносится отлично, медицинский факт…

Не знаю, уговорил бы я Шулейкина, нет — но тут мы прибыли в пункт назначения. В столицу нашей Родины. В Москву. На Павелецкий вокзал.

По мере возможности я привел себя в порядок — и лицо, и одежду, и мысли, — и взял свой чемоданчик, небольшой, самый заурядный на вид: обтёрханный, еле-еле на грани приличия. Их такими и продают, специально. Считается, что они не привлекают внимание воров, мол, не позарятся. Ну, я и купил один. В лавке Абдуллы. Так-то он лёгкий и прочный, золотые слитки можно возить.

Но я не вожу.

— Вы налегке, — сказал мне Крячко.

— Как видите.

— Москва любит подношения, — стал он делиться мудростью. — Чем богаче дары, тем больше любит. А с пустыми руками обращаться — пустое же дело. Ничего не получится.

У него багаж — два больших чемодана. Больших и нелегких, в купе заносили двое помощников, верно, из числа работников ЦУМа.

— Молодой человек, вы мне не поможете? — обратился он ко мне. — Я ваш чемоданчик понесу, а вы мои. Вы молодой, крепкий.

Интересно, да. Он так и не удосужился спросить, как меня зовут. Достаточно «молодой человек». Всё лучше, чем при царе, «эй, человек, пару пива!»

— Нет, — ответил я.

— Что — нет?

— Я не буду нести ваши чемоданы. Мой чемодан играет роль щита — он гарантированно держит пистолетную пулю. Одной рукой я прикрываюсь чемоданом, другой веду огонь по нападающим. Такова инструкция.

Вальяжность с лица Крячко исчезла мгновенно, и столь же мгновенно вернулась бледность.

— Вы… вы думаете, что…

— Я думаю, что всё только начинается. Желаю приятно провести время в Москве.

— Но… но я… но вы…

— Вам, товарищ директор, сейчас ничего не грозит. Смело занимайтесь своими делами, раздавайте дары, и всё такое. А насчет чемоданов… Видите? — я показал в окно. По перрону шли носильщики с тележками. — Я пришлю вам человека, он и с чемоданами управится, и такси вам найдёт без очереди. Местная такса — пятерка.

— Какая пятерка?

— Обыкновенная. Советскими рублями.

И я пошёл к выходу.

Допустим, четвертому виконту Монморанси с детства внушали, что он особенный, что знать — соль земли, а простолюдины существуют лишь для того, чтобы знати повиноваться и прислуживать.

Но откуда такие мысли у простого советского человека Крячко? Рос он, судя по произношению, в бедняцкой семье, максимум в середняцкой, а поди ж, как быстро перенял мировоззрение знати. Подай, принеси, и будь благодарен за то, что на тебя обращают внимание.

Выйдя из вагона, я не поленился послать носильщика в четвёртое купе, мол, там серьезный клиент, денег не пожалеет.

А ведь пожалеет, очень пожалеет. Он считает, что от низших ему всё положено бесплатно, вне очереди, и с восторженным поклоном. А тут молодой человек чемоданы не несёт, да ещё присылает носильщика!

Других писателей для вас, товарищ Поликарпов, в стране нет. Работайте с этими. Или уже расхотелось?

Мне носильщик не требовался, да и такси тоже. Москвичи потихоньку привыкли к новым расценкам, и у стоянки образовалась очередь. Не очень большая, так и такси не сказать, чтобы много. Мне-то с маленьким чемоданчиком можно и на метро, а вот у Крячко чемоданы большие, два, плюс портфель, ему такси обязательно.

По перрону я шёл не спеша. Привыкал к окружению.

Октябренком я побывал в трансформаторной будке. У Витьки, с которым мы сидели за одной партой, отец работал электриком. Он уехал в отпуск, а ключ от будки дома оставил. Вот Витька и позвал меня: пойдем, говорит, посмотрим.

Оно же страшно: на двери череп скалится, и надпись «Опасно для жизни». Страшно, но заманчиво.

И мы пошли.

Что-то гудело, тёплый странный воздух с запахом не поймёшь чего, и закрытые металлические шкафы. Открывать их мы и не пытались, тихонько-тихонько вышли вон, но будку эту я потом долго видел в кошмарах: дверцы шкафов открывались, из них вылезали скелеты, пытались нас поймать, Витька спотыкался, падал, скелеты тащили его в шкаф, чтобы подключить к электричеству, а я терзался, не зная что делать, убегать, или спасать Витьку.

Иногда убегал. Иногда возвращался спасать. Но в шкафу уже был не Витька, а маленький скелетик. Плоть превратилась в электричество. И этот скелетик хватал меня мёртвой хваткой!