Драгоценный враг (СИ) - Реншоу Уинтер. Страница 20

— Хочешь пойти посмотреть? — указываю на гараж. — Уверена, он не будет возражать, если мы ничего не будем трогать.

— У тебя действительно нет никаких сомнений по поводу незаконного проникновения, не так ли?

— Это не незаконное проникновение, — шлепаю его по руке. — К тому же, ее отец любит меня. Уверена, он будет в восторге от того, что кто-то хвастается его машиной. Он потратил годы на поиск оригинальных деталей и ее восстановление. Он рассказывал мне об этом столько раз, что я, наверное, могу пересказать тебе все дословно.

— Пожалуйста, не надо.

— Пойдем.

Я машу ему рукой, чтобы он следовал за мной. Мне все равно, любитель он автомобилей или нет. Я одержима этой штукой. Однажды я дразнила отца Адрианы, что он удочерит меня, чтобы я могла унаследовать ее — достаточно нездоровая просьба.

Август следует за мной вниз по лестнице на террасу, к отдельно стоящему гаражу в задней части дома. Боковая дверь не заперта, и я протягиваю руку и дергаю за шнурок, давая нам достаточно света, чтобы мы могли ориентироваться в гараже, не натыкаясь на антикварную красоту.

— Он назвал ее Барбара-Энн, — я хихикаю, откидывая холщовый чехол. — Не спрашивай меня, почему.

— Наверное, в честь бывшей подружки.

— Только не говори маме Адри, что…

Август идет к багажнику и проводит средним пальцем по длине заднего крыла, и мое тело вдруг решает, что это странное сексуальное движение. По какой-то причине мой мозг зацикливается на его руках — его пальцах внутри меня. А его губы… всегда ли они были такими мягкими? Не слишком полные, не слишком тонкие. На мгновение я представляю, как они прижимаются к моим, шелковистые и обжигающе горячие, а затем влажное скольжение его языка проникает сквозь них.

Жар заливает мои уши.

Может, это из-за пива.

Или причина в том, что мы сейчас действительно одни.

Или в том, что впервые за всю неделю я могу расслабиться.

Или в том, что я нахожусь под пристальным взглядом мужчины, который хочет изменить всю мою жизнь (и жизнь моей матери) в обмен на одну ночь со мной.

Если я продам ему частичку своей души, то взамен получу бесценное душевное спокойствие.

Одного этого должно быть достаточно.

Но я не в том состоянии, чтобы принимать такие решения.

И уж точно это произойдет не сегодня.

Я засовываю руки в задние карманы и делаю медленный, успокаивающий вдох. Я забегаю вперед. Мне нужно притормозить. Если Август хочет этого достаточно сильно, он никуда не денется.

— Итак, что ты думаешь? — я подпрыгиваю на носочках. — О машине, я имею в виду.

— Она великолепна.

Август пробирается к водительской стороне, открывает дверь и забирается внутрь. Одной рукой он поправляет зеркало, а другой проводит ладонью по узкому черному рулю.

— Посмотри на это. Ключи в замке зажигания.

Отец Адри никогда бы так не поступил. Но в любом случае, я наклоняюсь над пассажирской дверью, чтобы проверить.

— Лжец.

— Садись, — говорит Август.

— Что? Зачем?

— Просто сделай одолжение.

Я открываю пассажирскую дверь и проскальзываю внутрь, двигаясь по маслянистой коже, над которой отец Адри так усердно работал, и стараясь не пропустить ни одной травинки на коврике.

— Если бы ты могла оказаться в любой точке мира прямо сейчас, куда бы ты хотела отправиться? — спрашивает Август. — В любой точке мира.

— Это трудный вопрос…

— Вовсе нет.

— Может быть, не для тебя. У тебя есть деньги на то, чтобы уехать куда угодно…

— Дело не в деньгах, Розочка. Просто скажи мне, куда бы ты хотела попасть.

— Я не знаю? — Что это за вопросы, которые превращают разум в чистую доску? — Портленд, штат Мэн. Я всегда хотела туда поехать. Но осенью. Может быть, Чарльстон? Или Саванна? А ты?

— Здесь, — говорит Август без колебаний. — Я там, где хочу быть.

Я закатываю глаза и делаю вид, что тыкаю себе пальцем в рот.

— Я знала, что ты понтовый, но понятия не имела, что ты способен быть таким пошлым.

— Ты спросила, я ответил. Просто говорю правду, — Август наблюдает за мной краем глаза. — Ты меня интригуешь.

Я снова закатываю глаза. На этот раз сильнее.

— Глупость. Август, давай начистоту. Такие фразы на меня не действуют. Если ты пытаешься мне польстить, это дает обратный эффект. Я съеживаюсь. С головы до ног.

— Я серьезно, — он наклоняет свое тело к моему, его левая рука опирается на водительскую дверь. — Всю мою жизнь ты была загадкой, этим… запретным плодом, за неимением лучшего термина. И честно говоря, мне было на тебя насрать, пока ты не вошла в мою жизнь, а теперь ты — все, о чем я, блять, могу думать.

У меня пересыхает во рту, потому что я не знаю, что сказать. Никто никогда не был одержим мной, и никто не говорил мне, что я — все, о чем они могут думать.

Он выдыхает, глядя прямо перед собой.

— Это пиздец, я знаю. Такой уровень одержимости.

Между нами воцаряется тишина.

— Разве я тебе не интересен? Ты когда-нибудь думала обо мне? — спрашивает Август. — Интересовалась мной?

— Для этого никогда не было причин.

Перегнувшись через сиденье, Август убирает волосы с моего лба и заправляет их за ухо. От одного ощущения его пальцев на моем лице по моей руке пробегают мурашки.

— А теперь? — он придвигается на несколько дюймов ближе. — Теперь, когда мы официально встретились, ты думала обо мне? Тебе когда-нибудь было интересно, что будет, если я тебя поцелую?

Трепещущее, аритмичное ощущение распространяется по моей груди, дыхание сбивается.

— Ты боишься. Это так? — Август отстраняется, но лишь слегка. — Может быть, мне стоит описать это для тебя?

Я облизываю губы, сосредоточившись на эмблеме Кадиллака, выступающей на капоте.

— Или, что еще лучше, я с удовольствием продемонстрирую.

Август снова приближается. Обхватив мою челюсть, он наклоняет мое лицо к себе, пока наши глаза не встречаются. На секунду его внимание переходит на мои губы, а затем возвращается обратно.

— Возможно, ты учишься на практике.

Я пытаюсь сглотнуть, но не могу.

Пытаюсь говорить, но слова застревают.

— Я бы не торопился.

Август наклоняется, пока жар его рта почти не касается моего. Мы не прикасаемся друг к другу. Пока нет.

— Пусть предвкушение нарастает. Это важно.

Слабые остатки его дорогого лосьона после бритья наполняют воздух вокруг нас. Кожа и темнота. Аромат мужчины, который гораздо опытнее, чем должен быть в свои почти двадцать лет. Его нос трется о мой, мягко и дразняще, а большой палец пробегает по линии моего подбородка и вниз по шее.

Оставив мой рот, он прижимается губами к мягкому месту под моим ухом, затем целует ниже и ниже, пока не достигает вершины моего плеча, а затем отодвигает ткань моей блузки в сторону, чтобы попробовать мою кожу на вкус.

Мое лоно пульсирует, а живот сводит с каждым глубоким вдохом. Август прокладывает себе путь к другой стороне моей шеи, и на мгновение я почти забываю дышать. Когда он заканчивает, подносит мое запястье ко рту и целует нежную кожу, заставляя мой пульс учащаться.

Я и раньше дурачилась с парнями, но никто из них не торопился. Никто из них не целовал меня и не прикасался ко мне исключительно ради моего удовольствия. Лучшее, что они могли сделать, — это небрежно поцеловаться с полностью одетыми девушками.

— Уже любопытно? — Август остановился и посмотрел на меня. — Хочешь испытать все по-настоящему?

Мои ревнивые губы пылают, болят от заброшенности. Я пытаюсь заговорить, но совершенно уверена, что любые слова, вырвавшиеся у меня изо рта, будут бессвязными.

— Можно сказать, что это «да»? — Его рот смыкается с моим в одном медленном и бесконечном движении. Это не бешеное крушение, это безрассудная эйфория.

Я больше не существую в этом месте.

В этом пропахшем маслом гараже.

В этом гудящем, живом теле.

Я нахожусь в другом месте.

Я никогда не думала, что быть объектом чьих-то фантазий может быть для меня чем-то особенным, но это… испепеляет меня изнутри.