Блуждающий огонь - Купер Джеймс Фенимор. Страница 20

Джита обедала, когда солнце начало склоняться за горизонт, и она осталась на палубе, чтобы не дышать спертым воздухом маленькой каюты. Ее дядя пошел отдохнуть. Сидя под раскинутым навесом, она шила, как обыкновенно делала это в это время дня. Рауль поместился подле нее на лафете пушки; Итуэл на некотором расстоянии от них прочищал стекла подзорной трубы.

— Могу себе представить, какие благодарственные молитвы возносит Андреа Баррофальди за то, что избавился от нас! — расхохотался вдруг Рауль.

— А вы, Рауль, вы не чувствуете потребности принести благодарность Богу за ваше чудное спасение? Не видите вы в нем участия Божественного Промысла? — обратилась к нему Джита с нежностью и в то же время с некоторым религиозным экстазом.

— Черт возьми! В настоящее время во Франции не думают о Божестве. Республиканцы, как вам известно, не отличаются набожностью. Что вы на это скажете, мой храбрый американец? Как у вас там в Америке насчет религии?

Итуэл хорошо знал отношение Рауля к религиозным вопросам, но сам он с детства сжился с правилами протестантской религии и, несмотря на всю свою деятельность, вразрез идущую с понятиями об истинном христианине, считал себя человеком набожным.

— Боюсь, что вы сильно заблуждаетесь в ваших взглядах на религию, Рауль, — сказал он. — У нас в Америке религию ставят выше даже наживы, и уж если это не кажется вам убедительным, то я не знаю, что вам и сказать. Посмотрели бы вы на наше воскресное богослужение, синьорина Джита. Оно у нас серьезнее вашего, где все вертится на обрядах, где у священников особое платье для службы и где поклоняются иконам.

Джита была крайне поражена таким взглядом на ее вероисповедание: то, что называли одними обрядами, было для нее полно таинственного значения.

— Священники меняют платье из уважения к совершаемому ими обряду, как и мы соблюдаем это ради вежливости в отношениях друг с другом; а иконам у нас не поклоняются, они только изображают то лицо, которому мы молимся, — ответила она, и во взгляде, брошенном ею на Рауля, была печаль и бесконечная нежность, но ни тени упрека.

Итуэла не удовлетворил этот ответ.

— К чему весь этот парад перед Богом, Которому нужен только я один с моими добрыми стремлениями? — возразил он. — Если должна существовать вера, а она, несомненно, должна быть, то пусть же это будет чистая, неприкрашенная, разумная вера; разум прежде всего, не так ли, Рауль?

— Вы правы, разум прежде всего, Джита; а тем более разум в религии. Как могу я поклоняться Богу, которого не понимаю? И естественно ли, чтобы разумное существо слепо чему-то подчинялось.

— Вы сильно заблуждаетесь, Рауль, — горячо заговорила Джита. — Если бы вы поняли Бога, он перестал бы для вас быть Богом, он снизошел бы на один уровень с вами. Что бы вы сказали, если бы ваши матросы стали требовать от вас объяснения причин, которыми вы руководствуетесь, отдавая ваши приказания? Вы назвали бы их дерзкими мятежниками. Как же вы хотите требовать отчета от Творца всего мира и вас самих?!

Рауль молчал, а Итуэл с удивлением смотрел на всегда кроткую Джиту, глаза которой блестели сурово, горячий румянец горел на щеках, и прерывающийся голос обнаруживал сильное волнение. Этот страстный порыв произвел невольно сильное впечатление на обоих ее собеседников; они молчали из чувства почтения к ней, и разговор оборвался. Сама Джита была так взволнованна собственным порывом, что опустила голову и закрылась руками, тогда как слезы стекали у нее между пальцев; затем она быстро поднялась и исчезла в своей каюте. Рауль понимал, что не надо с ней говорить в подобные минуты, и остался на своем месте, задумчивый и сосредоточенный.

— Женщина всегда останется женщиной, — заметил Итуэл, — достаточно религиозного возбуждения, чтобы ее совершенно расстроить. Но я в конце концов думаю, что будь у итальянцев меньше торжественности в церквах, не будь у них их папы и кардиналов и поклонения образам, они были бы весьма добропорядочными христианами.

Но Рауль не был расположен беседовать. Он встал, и так как скоро ожидался обычный морской ветер, то он распорядился, чтобы сняли и убрали навес, а сам пожелал основательно узнать настоящее положение вещей. Он содрогнулся, когда увидел, что, несмотря на отдых, которому предавался, по-видимому, фрегат, люди на нем не теряли времени: судно значительно приблизилось к люгеру, и все на нем было совершенно готово, чтобы при первом дуновении ветра пуститься в плавание. Рауль сразу заметил, как его провели, и упрекнул себя за свою собственную беспечность. Фелука догорела вплоть до воды, и только корпус ее плавал и, подталкиваемый чуть заметным движением на воде, понемногу направлялся к заливу. Лучи заходящего солнца падали на Порто-Феррайо, которого не было видно за скалами, и, казалось, весь остров был погружен в сон.

— Какая тишина! — обратился Рауль к Итуэлу. — Море, земля и горы, горожане и моряки — все спит вокруг нас. Там только на фрегате жизнь, и мы должны удалиться от вашей дорогой «Прозерпины». Зовите всех наверх, лейтенант, спустим весла и повернем люгер в другую сторону. Черт возьми, мой «Блуждающий Огонь» так привык очертя голову лететь вперед, что я боюсь, как бы он не налетел с разбега на своего заклятого врага, как ребенок, которого притягивает пламя в печке и который после расплачивается за свою стремительность сильными ожогами.

Все пришло в движение на люгере, и матросы уже готовы были опустить весла в воду, когда, наконец, повеяло давно ожидаемым ветерком, и все, точно вдохнув в себя порцию кислорода, бросились к парусам. Сна как не бывало, закипела самая оживленная работа. Но и на «Прозерпине» не зевали, и там радостно приветствовали появление ветра.

На этот раз это действительно был настоящий ветер. Рауль дал сигнал свистком, и люгер понесся к фрегату; но уже полминуты спустя повернул в другую сторону и через пять минут удалился от «Прозерпины» настолько, что стал вне всякой немедленной опасности.

Но и капитан Куф, судно которого было тяжелее и неповоротливее люгера, заранее был подготовлен к такому обороту дела и принял соответственные меры. Он подождал того момента, когда мог из всех своих пушек достигнуть «Блуждающего Огня», и сделал разом залп из всех. Двадцать два ядра большого калибра порядочно искалечили оснастку люгера, но, по счастью, не затронули корпуса и не ранили никого из людей.

Вот тут-то проявил Рауль все свое дарование. Все зависело от того, как они воспользуются первыми десятью минутами. Рауль распорядился, чтобы приготовили новые части оснастки, там где нельзя было ужа рассчитывать на поправку испорченных, и вынуты были запасные паруса взамен прорванных, чтобы поднять их, как только необходимые поправки будут закончены.

Между тем с фрегата дали новый залп, оставшийся на этот раз без результата благодаря тому, что, вследствие происшедшей на люгере перемены, их взаимное отношение теперь изменилось. Рауль не преминул этим воспользоваться и, продолжая двигаться все в том же направлении, с удовольствием убедился, что, несмотря на нанесенные повреждения, люгер шел значительно скорее фрегата.

В том не замедлили убедиться и англичане и перестали стрелять.

Дело шло пока лучше, чем мог ожидать Рауль; но он знал, что нельзя еще было поручиться за дальнейший успех. Он знал, что, когда ветер усилится, понадобится вся прочность оснастки и парусов, а могло ли устоять его поврежденное судно? За ним же шел фрегат, прославившийся своими отличными качествами в этом отношении. Но ему ничего другого не оставалось, как выиграть время и увеличить насколько возможно расстояние между двумя судами.

Погоня обыкновенно так возбуждает моряков, что они совершенно забывают о неравномерном возрастании сил судов различной величины и желают постоянно сильнейшего ветра. Разница в быстроте хода при небольшом ветре теперь значительно уменьшилась при ветре усилившемся, и прекрасно оснащенная «Прозерпина» быстро нагоняла люгер.

Но вот жаркие мольбы молодого корсара были услышаны: ему удалось войти в так называемый Корсиканский канал, отделявший этот последний от острова Эльбы. Маленький, подвижный люгер чувствовал себя здесь полным хозяином, тогда как огромный фрегат должен был принять некоторые меры предосторожности, чтобы не наткнуться на береговые скалы и выдающиеся мысы.