Весна новой эры (СИ) - Семенов Игорь. Страница 40

Однако они продолжали полет, а под крылом по-прежнему расстилались лишь мертвые просторы. И установленная на самолете аппаратура все снимала и снимала… Снимала то, что осталось от некогда могучей сверхдержавы… Вон, например, какие-то дымки – что это? Деревня выживших американцев? Поселок каких-нибудь людоедов? Или же военный лагерь? Надо заснять поподробнее! И магнитофоны записывают все, что могут поймать приемники. А уж дома специалисты проанализируют все и сделают свои выводы… А пока можно лететь дальше.

Вот и еще несколько сотен километров позади – и самолет все же оказался в жилых местах… Сейчас под крылом проносились деревушки и поселки американского Среднего запада, в которых все еще как-то теплилась жизнь. Вон кто-то едет на жутко коптящем грузовике – газогенератор они поставили что ли? А вот города стоят явно заброшенные, мертвые, местами даже выгоревшие… А вон… Странно, жилой городок ведь! К общему удивлению, даже дымит какая-то высокая труба. Электростанция что ли? Очень похоже на то.

- Никак жилой город, - заметил один из летчиков.

- Похоже, - согласился второй.

А тем временем разведчики записывали какие-то радиопереговоры в районе городка и пытались понять, что же за херня тут происходит.

- Да они ж по-русски шпарят! – ошарашенно произнес один из офицеров.

- По-русски, да не по-нашему, - заметил второй. – Много англицизмов и других заимствований…

- Эмигрантский анклав?

- Похоже на то, - усмехается второй.

- Эх, бомбу бы на них кинуть! – с ненавистью произносит третий. – Ненавижу мразь эмигрантскую!

- Ты чего такой злой-то? – усмехается первый.

- У меня на них свой зуб, - мрачно ответил третий. – Еще с войны…

Но вот эмигрантский анклав остается позади, а самолет летит дальше, к восточному побережью… Где до сих пор шла вялотекущая, в виду зимы, гражданская война. Уже не за власть или какие-либо идеи… За последние запасы продовольствия и товаров первой необходимости.

***

Январь 1969 года стал для Михаила какой-то черной полосой в жизни. Сначала, еще пока он был в Москве, застудился и заболел воспалением легких дед… И хоть его и отправили в больницу, но с каждым днем состояние становилось все хуже и хуже. На пятый день после его возвращения из Москвы дед умер… Почти на десять лет раньше, чем в его прошлой реальности, и по этой причине парень винил во всем себя. Словно он не сделал чего-то особо важного, нужного, из-за чего все именно так и случилось. И даже то, что сейчас умирали многие, совершенно не успокаивало.

Сами похороны прош7ли как-то сумбурно, оставив в памяти лишь отрывки воспоминаний. Отбойные молотки, которыми долбят мерзлую землю, и трактор с навесным ковшом – ведь выкопать могилу вручную у людей не было ни сил, ни возможности. Простой деревянный гроб. Столб с металлической звездочкой и деревянная табличка с именем и годами жизни. Плачущие около гроба бабушка, тетка и мама, хмурые отец с двумя братьями. И больше никого. Оставшиеся в деревне родственники приехать попросту не имели возможности – все дороги были заметены снегом.

Бабушка после этого ходила подавленной, постоянно плакала и вспоминала умершего мужа… И кляла проклятых американцев, что устроили Долгую зиму. А в доме Михаила словно воцарилась какая-то гнетущая, настороженная тишина. Практически ушли в прошлое прежние разговоры за завтраком и ужином, перестали строить планы на будущее. И вообще все стали куда более мрачными и угрюмыми.

Потом заболела бронхитом Вика, но молодой организм девчонки все же достаточно легко справился с болезнью, и она пошла на поправку. Потом пришло сообщение о том, что старшего брата Михаила ранили в бою с басмачами, в результате чего он лишился двух пальцев на левой руке. Теперь уж постоянно плакала мама, а отец говорил о том, что ничего страшного. С войны, мол, люди и вовсе порой без рук или ног возвращались, но живут себе дальше и не жалуются.

На фоне таких событий настроение у всех было ниже плинтуса. Даже на работу Михаил шел с неохотой, словно из-под палки. Просто потому, что «так надо»… И этим было сказано все. И лишь сейчас Михаил осознал, что такое настроение нынче у многих. Люди напрягали все свои силы, работали на износ – лишь бы только выжить. Лишь бы дожить до конца Долгой зимы. Лишь бы их семья, их род, их город и страна жили и дальше. Для всех окружающих это стало их единственным смыслом жизни. Тем, ради чего надо жить и бороться. И, вместе с тем, все больше и больше росли и ненависть и ожесточение по отношению к тем, кто этому мешал…

Да, Долгая зима разом выплеснула наружу и все лучшее, и все худшее, что только есть в обществе. И дальнейшая судьба даже не отдельного Советского Союза, а всего человечества в целом определялось тем, где чего останется больше. Где лучшего – там постепенно наводился порядок и налаживалась жизнь. Новая жизнь, по новым, суровым и бескомпромиссным, законам. Где же больше оказывалось плохого, там воцарялись развал и анархия. Так что… Мир никогда уже не будет прежним. И это было понятно всем.

Тем временем учеба и работа шли своим чередом… Сдал экзамены за первый семестр третьего курса Михаил без особого труда… Собственно говоря, если бы не лабораторные работы – он мог бы и вовсе не ходить на учебу, лишь повторять уже известное до этого по лекциям Вики или по учебникам. А вот девчонке приходилось куда труднее… Ей-то надо было все учить с нуля – и, наверное, лишь врожденная упертость не давала ей все бросить и уйти из университета.

- Устала я, - как-то вечером после очередного экзамена жаловалась Вика. – Когда уж все это кончится?

- Ничего, уде недолго осталось, - как мог успокаивал ее парень.

Впрочем, Михаил уставал не меньше… Ведь уже после работы, после учебы он еще садился за стол и час-другой работал над теми вопросами, что поставило перед ним советское правительство. Вытягивал какую-то информацию из уже полупозабытой и казавшейся словно нереальной прошлой жизни, выискивал информацию в научной библиотеке… И думал, считал, рисовал чертежи с эскизами… И порой словно сами собой возникали и любопытные идеи. Как например, вот эта.

- Угловая шлифовальная машина? – когда он поинтересовался, есть ли что-то подобное, даже удивился один из технологов. – Нет, не слышал никогда. У нас используются прямые шлифовальные машинки типа ИП-2001 по ГОСТу 67-ого года и их более старые аналоги. Но вообще идея интересная…

Дальше все было на удивление просто. Поскольку технологи заинтересовались такой штуковиной, то подали заявку на разработку конструкторам по оснастке, а те уж по эскизу Михаила рассчитали и спроектировали угловой редуктор. Дальше уж было дело техники… Экономисты подписали изготовление специнструмента, в цехах изготовили детали, собрали и испытали получившееся изделие… После чего на причастных к разработке выдали авторское свидетельство, а технологическую документацию на новую технику передали другим заводам для запуска в серийное производство. Так в этом мире и родилась советская УШМ – правда, пневматическая. Об электрической версии речи пока не шло.

Шло постепенно и освоение производства новых образцов техники – и тут-то и посыпались заявки на внесение изменений. Что-то посчитали слишком трудоемким или сложным в изготовлении и требовали упростить. Где-то возникали проблемы по результатам изготовления или испытаний. И все это требовалось либо учесть и изменить, либо оставить без изменений – в этом случае уже технологи думали над тем, как можно изменить технологию изготовления изделий либо какую изготовить спецоснастку. И, конечно, все это максимально срочно! Ведь завод работает на сельское хозяйство, которое нынче стало едва ли не главной отраслью экономики. Да, ни в его родном мире, ни в прошлом этого еще не бывало такого периода, когда бы сельскому хозяйству уделялось столь пристальное внимание. Но все это никак не могло не сказаться на психическом и эмоциональном состоянии – так что домой Михаил чаще всего приходил уставшим и вымотавшимся.