Две короны (СИ) - Соколов Юрий Юрьевич. Страница 27

Собиратель промолчал. Он стал полупрозрачным, продолжая менять формы, затем совсем прозрачным, и исчез во взметнувшемся от пола смерче Мрака, рыкнув напоследок. Я вскочил с трона, не в силах усидеть на месте, перешагнул через Анзенкама и подошел к магическому кругу. Образующие его самоцветы погасли, причем навсегда. Они оплавились, почернели, потрескались. Демон дал понять, что мог бы сломать все удерживающие его барьеры, — или хотел создать такое впечатление. В центре, где он стоял, каменный пол дымился, точно его полили невероятно едкой кислотой.

Переговоры я провалил. Однако не жалел ни об этом, ни о своем сумасшедшем обете. С такой поганью, как Собиратель, нельзя вести торг. Нельзя получать души в обмен на что-то. Надо забирать их просто так. И я заберу. А его уничтожу, как и сказал. Пусть даже мне придется посвятить этому вечность.

Двери в зал отворились, и с другой стороны к кругу подошел Арх. Тоже посмотрел на самоцветы и спросил:

— Можно я их заберу? Они все равно больше ни на что не годятся. А исследовать их будет полезно. Например, чтобы вычислить силу воздействия и его характер…

— Забирай, конечно, — разрешил я. — Хочешь, так и кусок испорченного пола вырежи. И вставь туда памятную плиту с надписью: «На этом месте стоял Собиратель душ, когда с ним лаялся Иван Форгартский». И Анзенкама забирай — мне он больше не нужен. Снимать кокон? Или пусть гада волочат в темницу крюками?

— Снимай. Вампир предельно ослаблен. До рассвета даже пристойно справить нужду не сможет самостоятельно. А крюки — их можно использовать и тогда, когда кокон не мешает взяться за пленника руками. Это очень древний обычай. Его ввел в обращение тот самый парень, чьи доспехи ты носишь.

Из галереи в вестибюль выходили дежурившие у бойниц амазонки. И вот чудо — ни одна из них не только не сказала ничего насмешливого насчет моей клятвы. Наоборот — каждая салютовала мне оружием, как победителю в невероятно трудном поединке, и только потом шла к лестнице.

Но ведь я еще не победил. И давайте будем реалистами: скорее всего проиграю. Собиратель — из высших бессмертных. Пока я прокачаюсь так, что смогу схватиться с ним, он меня успеет раздавить сто раз.

— Воительницы воздают тебе почести заранее, — сказал с конюшни по мыслесвязи Люцифер. — За сам почин.

— А-а-а… Ну да, — ответил я. — Дураков-камикадзе лучше поздравлять авансом. А то вообще не поздравишь лично. И не факт, что поздравишь посмертно, на могилке. Вдруг ее не будет? Да что там — «вдруг»… У таких камикадзе, как я, могилок обычно не бывает.

— Пусть Собиратель раздавит тебя хоть тысячу раз! Ты должен это выдержать, тысячу раз воскреснуть и раздавить его. А иначе не будешь спокоен. Этот демон — единственное существо, которое ты по-настоящему возненавидел. Той ненавистью, которая не пройдет и не ослабнет. Она возникает внезапно, непонятно чем питается, но со временем становится только крепче. Она исходит от сердца, и если ее не утолить, убивает того, в чьей груди бьется сердце. Вспомни, что ты говорил Агапэ на Полях Будущей Славы, когда вы встретились после битвы…

— Довольно, Люц. Я помню.

Я сказал тогда — сволочей надо хоть иногда карать. И теперь выбрал себе персональную сволочь, которую следует покарать обязательно.

Глава 15

Оставив Арха в зале собирать камни, я поднялся в княжеские покои. К дьяволу караульню, раз кровососы осквернили весь замок! Ляг хоть в стойле с Люцифером — там недавно стояла лошадь одного из упырей или кандидата в упыри.

Выспавшись днем накануне, пусть и не слишком хорошо, я провалялся в кровати недолго и встал рано, едва начало светать. Сообщил мне о том по мыслесвязи конь: окна в спальне Анзенкама отсутствовали. Спустившись во двор, увидел Варми. Он стоял на дорожке бывшего парка, заложив руки за спину, попирая сапогами одну из рун смерти, и смотрел поверх внешней стены замка на запад.

— Домой тянет? — сочувственно спросил я.

— Угу, — признался командир гвардейцев по-простому, совсем не аристократически. — Все думаю, как там наши. И что будет… Выступить бы прямо сейчас!

— Несбыточно. Сейчас мы выступить никак не можем. Так что помучь себя еще немного — и успокойся. И ребят своих постарайся успокоить. А то завтра, чувствую, здесь пара децим вместе с тобой будет утро встречать. Послезавтра — вся гвардия. Озадачьтесь чем-нибудь полезным. Или бесполезным. На казни посмотрите — развлекитесь. Снаряжение проверьте, подремонтируйте. Мечи наточите, чтоб ни одной зазубрины не осталось. Потом траву ими косите вокруг замка, что ли… Короче, что хочешь делай, а займи бойцов на неделю. А не то я вам устрою совместные учения с амазонками, и девки вас поколотят так, что проваляетесь без сознания до восьмого дня.

Варми усмехнулся, повеселел, сказал: «Слушаюсь, ваше высочество!» — и направился в сторону зданий замковых служб, отведенных под казармы. Через семь дней заканчивался срок освобождения Зальма от гинкмарского проклятия. Мы не успевали вернуться в город к тому часу, когда главный зальмовский маг скастует антипроклятие. Если оно не сработает, гвардейцы вместе с маунтами мгновенно переместятся в родные пенаты, чтобы вновь превратиться в монстров, а мы с Айком останемся посреди леса с грудами захваченного у Анзенкама добра. И придется решать, что делать с чужой собственностью, присвоить которую мне совесть не позволит. Хоронить трофеи в тайниках замучаешься — и потеряешь уйму времени. Перевод в ману посредством жертвоприношений отнимет еще больше времени и пройдет с обидными потерями, поскольку мы не жрецы. И где столько накопителей взять? Анзенкамовы заполнены до отказа…

Вспомнив о накопителях, я вспомнил также и о том, что личный кристалл князя теперь мой. Наложив на него лапу, я заметно уменьшил свою долю в добыче золотом, но сожалеть о сем прискорбном обстоятельстве было бы неразумно. Во-первых, накопитель был потенциально безразмерный: его емкость ограничивалась только уровнем владельца. Во-вторых, он позволял хранить в себе наряду с обычной маной мертвые энергии. Те самые, которыми преимущественно пользуются некроманты. Но и вампиры тоже — ведь они, по сути, мертвецы. Именно потому без крови и не способны существовать. Собственной жизни-то у них, строго говоря, нет. Чужой питаются.

Я мертвые энергии использовать прямо сейчас не мог. Однако подозревал, что в будущем смогу. И для этого окажется достаточно даже не каким-то необходимым навыком Велиара овладеть, — его среди разбросанных в моем сознании «кладов» могло не оказаться. Весьма вероятно, что мне просто следует набрать некую критическую массу способностей падшего ангела. Кто-кто, а он с мертвыми энергиями точно на «ты».

Этим я и собирался заниматься, пока Варми с гвардейцами косит мечами окрестные луга и страдает прочей фигней, которой я ему страдать рекомендовал. Воспользуюсь периодом вынужденного бездействия и с головой уйду в медитацию.

Поднявшись в свои покои — да, блин, пора уже считать их своими! — я зажег свечи в канделябре на письменном столе в кабинете, чтобы было какое-то дежурное освещение, запер двери и удобно устроился в кресле. При казнях я присутствовать не собирался: обойдутся там и без меня. Победы интересны, а вражьи смерти — нет. Потому что они закономерны. Как закономерной будет и моя смерть в случае проигрыша.

В исследованиях собственного внутреннего мира я продвинулся пока недалеко: прошел лишь две трети первой долины. Осторожничал все, и не хотелось возвращаться назад, если что упущу. Но теперь пора ускорить практику. Давно понятно, как себя вести, чтобы не проскочить мимо «кладов». Ни один из них не лежит тихо, не ведет себя скромно. Не стесняться с расспросами надо, где и чего случилось необычного. Оправдывающую мое любопытство историю я придумал, хотя, возможно, в ней и нужды особой не было: озвучить ее пока не пришлось ни разу. У всякого встречного я неизменно вызывал доверие, как у того кабачника, с которым состоялся первый разговор. Вот бы и в Срединном Пространстве так было! Со своей репутацией преступника, а теперь еще статусом трижды проклятого, я отлично чувствовал себя на Разбойничьем тракте и вообще в Гинкмаре, общаясь в основном с другими преступниками, такими же трижды проклятыми, и просто проклятыми вроде Айка и Торна. Вне Гинкмара или скрывался под личиной, или сидел в тюрьме. А в будущих странствиях, окажись я в цивилизованных землях, испорченная бандитством и прочими непотребными деяниями репа могла повлиять на контакты с респектабельными смертными не лучшим образом. Обнадеживало лишь то, что и к попавшим под проклятие, и к разумным вне закона, представители всех рас относились в общем и целом терпимо. Лишь бы ты конкретно им не вредил, конкретно для них не представлял угрозы.