Война (СИ) - Берг Ираклий. Страница 19

— Да, ваше сиятельство, нет у нас султанской гвардии для разгона прохожих. А казакам нельзя давать воли. — заметил Бутенёв. — Меня другое беспокоит. Что задумал Понсонби, что приготовил?

Степан вдруг рассмеялся.

— Англичанин, господа, о чем здесь думать? — пояснил он остальным. — Устроит совещание, организует конференции с комиссиями, подкомиссиями и чем-то еще, чтобы головушки у нас пошли кругом. Главное — не поддаться.

— Эх, ваше сиятельство. Настроение ваше как заяц-русак скачет.

На территорию посольства пропустили сразу, и дипломаты увидели статуи едва покинув карету. Огромные величественные сфинксы внушали уважение.

— Вот так прямо и стоят?

— Что вы хотели, граф, чтобы их занесли в дом?

— Нет, но… можно накрыть чем-нибудь.

— Нет нужды, дорогой граф. Не сахарные, не растают.

Виконт лично вышел встречать гостей.

Изнутри посольство походило на типичный английский особняк, с порога вовлекая посетителей в чувство комфорта и уюта. Слуги быстро и бесшумно принесли чай.

— Что хорошо у англичан, — негромко сказал Безобразов, — так это лакеи. Вышколены идеально. Одна беда — на чай не напасёшься.

— О чем вы, Пётр Романович? — не понял Пушкин.

— Увидите, Александр Сергеевич. Как уходить соберёмся.

В гостиной присутствовало ещё два человека. Ужа известный посетителям секретарь Дэвид и один из важнейших купцов, торговый представитель британской миссии Чарли Токтон, рыжий и полный мужчина в расцвете лет.

— Я пригласил вас, джентльмены, для разрешения вопроса к обоюдному удовольствию, — начал виконт после ритуальных приветствий, — потому прошу простить мне поспешность. Мистер Токтон, — указал он на рыжего, — находится здесь как эмиссар герцога Девонширского, имеющего свой интерес в этом деле. Если у вас нет возражений.

Бутенёв быстро обдумал и согласился. Формально несложно было придраться, однако подобное могло сказать англичанам о слабости оппонентов.

— Позвольте изложить обстоятельства так, как они видятся мне, — продолжил Понсонби, — мы с вами, господин посол, являемся полноправными владельцами статуй. Я как собственник, вы как полномочный представитель собственника. Но я хочу стать владельцем второго сфинкса. То же самое желаете вы — приобрести вторую статую. И для меня и для вас обладание только одним сфинксом существенно обесценивает удовольствие от владения. Потому — нам нужно найти решение этой маленькой проблемы. Их три. Первый — владельцем становитесь вы, а я уступаю. Второй — владельцем становлюсь я, а вы уступаете. Третий — мы с вами отходим в сторону и уступаем статуи герцогу.

— Мне кажется, уважаемый виконт, что третий вариант наименее вероятен, — осторожно начал Бутенёв, — ведь ваша готовность на подобное развитие событий означала бы согласие уступить статую за некую сумму. Позвольте задать вопрос уважаемому мистеру Токтону, желает ли герцог приобрести непременно обоих сфинксов, или готов удовлетвориться одним?

— Его сиятельство поставил обязательным условием приобретение обоих. — заявил Токтон с простонародным выговором. — И герцог не поскупится для достижения своей цели.

— Герцог великий человек, — сказал Бутенёв, — но он сможет приобрести желаемое только в случае согласия всех сторон, что невозможно. Однако, если уважаемый виконт допускает подобную мысль, значит он рассматривает вариант продажи. Тогда всё упирается в вопрос цены. Я, со своей стороны, готов выступить в качестве покупателя.

— Мне бы очень хотелось приобрести второго сфинкса, но я всего лишь человек, — одними губами улыбнулся виконт, — оппоненты мои слишком сильны. Император России и глава рода Кавендиш — люди могущественные достаточно для того, чтобы гордость нашла утешение в осознании кто выступил соперниками. И я уступаю. Уступаю государю или герцогу.

Джон Понсонби приподнялся, коротко поклонился Бутенёву и рыжему Токтону, затем сел, взял сигару из декоративного ящика и принялся её раскуривать с видом самым безмятежным.

— Но… кому? — не понял Апполинарий. — Кому вы уступаете?

— Государю или Герцогу. — повторил виконт. — Но у меня есть одно условие. Я не хочу уступать одного сфинкса. Я хочу уступить всё-таки двух.

— Простите, но я вас не понимаю.

— Я вам писал о состязании, дорогой коллега. Понимаете, продать, то есть обменять бесценную реликвию на презренный металл — пошло. Меня не простят потомки, не говоря о современниках, которые тоже не поймут. Продать я не могу. Я предлагаю разыграть этих сфинксов. Проиграть ценность вполне допустимо.

— Вот как! Но отчего вы говорите так, словно уже проиграли? Что, если вы выиграете?

— Тогда у меня станет два сфинкса. После чего я подарю их герцогу.

— Как⁈ — нечаяно вскрикнул Апполинарий. — Отчего же герцогу?

— Кому же ещё? Отправить их в дар вашему императору будет смотреться как наглость, если не оскорбление, по отношению к вам. Не говоря даже об общественном недоумении таким поступком с моей стороны.

— Герцог, со своей стороны, готов вам подарить тридцать тысяч фунтов стерлингов. — добавил Токтон.

«Господи, какой болван! — ощутил бешенство виконт. — Плебей он и есть плебей. Способен думать и говорить только о деньгах.»

— Вот оно что. — сообразил наконец Бутенёв.

«Получается, герцог поднял предложение до уровня, когда отказ грозит началом вражды. — подумалось ему. — Понсонби знатного рода, с сильным положением. Все знают, что сестра виконта является супругой действующего премьер-министра. Что ему Кавендиши? Сегодня ничего, но завтра могут быть неприятности. Ни один политик не пойдёт на такой риск понапрасну. Да и деньги хорошие, почти двести тысяч рублей серебром. За какие-то две глыбы из камня. Виконт хочет не просто продать их герцогу за кучу золота, но хочет оставить всё так, чтобы история их появления в Англии обросла легендой. Русский посол против поста Англии разыгрывают древние египетские статуи. Такое джентльменам понравится. Их установят где-нибудь в Лондоне или поместье герцога, и всем станут рассказывать откуда и как они взялись. Ловко. Понсонби выиграл у русского посла! Ах, ведь ещё и Франция. Да-да, смешной король пожалел денег и настоящее богатство досталось Англии. Русские хотели себе, но проиграли. Ух ты, чёрт какой. Завертел историю как в романе вокруг кусков гранита. Учись, Апполинарий, учись. Что если Понсонби проиграет? Тогда ничего. Нет статуй и глаза ничего не мозолит. А герцогу напишет, мол, так и так, хотел вам предоставить обоих, не имел выбора. Фортуна не улыбнулась. Денег жаль, конечно, но виконт не бедствует. Красиво.»

— Тогда мне не остаётся ничего иного, как сделать всё, что в моих силах, для вашего поражения, виконт.

— Ну так чего они нарешали? — шёпотом спросил Степан у Пушкина, когда Бутенёв с виконтом встали и пожали друг другу руки.

Тот изумленно поглядел на него.

— Ах, ты ведь не знаешь французского! — дошло до поэта. — Сыграют в шахматы.

— Какие шахматы?

— Обыкновенные. Две партии, разными цветами. В случае ничьей играют третью.

— Погодите! Александр Сергеевич! Какие ещё шахматы? — растерялся Степан. — Мы тут кровопролития ждали, а не фигурки переставлять! Скажите хоть вы, Пётр Романович!

— Гм.

— Спасибо. Так вот, какие шахматы? И для чего мы здесь толпой?

— В качестве свидетелей. — пожал плечами Пушкин.

— Ну нет, я так не играю. — расстроился граф, не считая нужным скрывать это. — Лучше бы в биллиард разыграли, шары покатали. Всё веселее смотреть. Или постреляли по мишеням. Да хоть друг в друга. Можно ещё на кулаках всё выяснить. Скачки устроить. На сфинксах. Кто быстрее. Тьфу! Шахматы!

— Степан, ты не дома. — покраснел поэт.

— Апполинарий Петрович играть хотя бы умеет? — уныло отозвался Степан.

— Очень сильный игрок.

— Ох, ваше превосходительство, вашими устами да мед пить.