Американский беляк - Гане Мирей. Страница 4

Едва оказавшись в кровати, Диана почувствовала легкую головную боль. Наверняка потому, что выпила недостаточно воды за день. Сердце по-прежнему билось быстрее обычного. Даже сейчас, во время отдыха, оно не сбавляло темпов. Диана прислушалась к телу с головы до ног, не в силах отделаться от разных мыслей. Она долго засыпала. Смотрела в потолок. В итоге погрузилась в беспокойную дрему. Диана не заметила, что ее веки слегка приоткрыты. Две тоненькие белые черточки пронзали ночь.

Ветер-обдиратель [5]

В начале осени ты заинтересовался охотой. Тобой двигало не стремление убивать, а желание изучать повадки животных. Когда нужно было прикончить зверя, ты всегда отводил глаза.

Ты неутомимо следовал за моим отцом, когда тот уходил охотиться или расставлять ловушки. Ты все записывал. По каким гусям стрелять в небо. С какого расстояния, учитывая ветер. Как сгонять куропаток. Мастерить манки. Читать заячьи следы, вроде ровно скошенных краев веточек, погрызенной древесной коры, тропинки в снегу. Как поймать зайца с помощью латунной проволоки. Сколько можно убивать, чтобы не уничтожить всю популяцию. Ты даже убедил отца отказаться от долгого выслеживания и загонов, чтобы зайцы могли убежать. Думаю, у тебя появлялось все больше и больше возможностей их спасать после того, как вы нападали на след.

Ты обладал редким талантом зверолова, мог с точностью предсказать, где именно прячется добыча, словно охотничья собака. Чуял кровь и смерть. Отец со смехом говорил, что тебя туда просто тянуло. Иногда я видела, как ты мчался в лес. Тогда ты кричал мне:

— Беги за мной! Я нашел одного!

Я поспевала за тобой с трудом, неуклюже. Словно дикий, ты перепрыгивал через сорняки и кустарники. Можно было подумать, что твой слух улавливал что-то для меня недоступное. И ты всегда находил угодившего в ловушку зайца. Отец бесился, что ты отпускал добычу на свободу, но так как мы дружили, он ничего не говорил. Кстати, я никогда не могла определиться, чью сторону принять: твою или папину.

Все случилось до первых снегов. Среди охотников гулял слух — легкий, словно горсточка пороха. Отец примчался домой за биноклем.

— Кто-то видел, что над островом кружит очень редкий орел.

Казалось, даже папа никогда не видел такой необычной хищной птицы. Ты пошел за орлом. А я — за тобой. С северо-востока дул сильный ветер. Погода портилась. Звуки в округе преображались. Над островом зависло гулкое эхо. Начиналась вторая замедленная жизнь.

Я тут же заметила, что в тебе что-то переменилось. С блокнотом в руках ты бросился на запад.

— Подожди!

Я могла сколько угодно кричать — ты меня не слышал. Не в состоянии догнать, я сильно отстала. Ты резко остановился в самой высокой точке острова, осмотрел горизонт, кроны деревьев, облака — и бросился в лес.

— Вернись!

Я торопилась, старалась не потерять тебя из виду. Ты, словно молния, пересек лес. Остановившись у холма, спускающегося к пляжу, ты присел в высокой траве, дождался меня и приказал тоже пригнуться.

— Быстрее, поторопись! Ложись!

Выдохшись после долгого бега, я рухнула рядом. Прижав голову к сложенным рукам, пыталась перевести дух. Наши локти и ступни едва соприкасались, но я чувствовала лишь пробирающий до костей жар. Твое прерывистое дыхание отзывалось у меня в животе. Вокруг простиралось поле, которое мой отец бросил несколько лет назад. Во все концы: валуны, густые рощи, малиновые кусты, старые пни, поросшие молодняком.

— Идеальное место, чтобы выждать.

Ты был в этом уверен. И мы принялись ждать — долго, повернувшись лицом к небу, рукой заслоняясь от яркого солнца. Впереди — одно лишь ожидание. Ты ни разу не отвел взгляда. Солнце начало садиться. Я хотела есть, стало холодно. Но я не жаловалась, хотя ты видел, что мне непросто. Тогда ты придвинулся ближе и потер мои руки, чтобы согреть.

— Не сдавайся. Он прилетит. Я чувствую.

Ты медленно поднял на меня глаза — расчетливое восхождение взгляда. Тот самый момент, когда хищник осознает свою силу, а жертва — слабость. Слишком поздно. Я уже сдалась. Ровно в ту минуту, когда ты приблизил свое лицо к моему, мы услышали пронзительный крик. В мгновение ока ты целиком и полностью отвлекся и прошептал:

— Это он. Я знал.

Великолепный орел появился в небе. Я никогда не видела, чтобы над островом летали такие огромные птицы.

— Это беркут, — добавил ты и тут же потерял дар речи.

Что король орлов забыл на острове? За какой дичью он гнался? Из нашего укрытия ты мгновенно сфотографировал птицу и записал ее название в блокноте. Даже на такой высоте беркут казался гигантским. Крылья рассекали воздух, словно длинные пилы. Он кружился над полем широкими сжимающимися кругами, а мы лежали в траве, затаив дыхание.

Я подумала: на что мы похожи оттуда, сверху? Заметил ли он нас? Какое животное мы ему напоминаем? И мне стало страшно. Из-за беркута. Вдруг я почувствовала себя в опасности. Через несколько минут птица сменила траекторию полета. Я инстинктивно втянула голову в плечи. Беркут спустился чуть ниже, круги сжимались все быстрее и быстрее — ровно над нашими головами. А затем в мгновение ока он расправил крылья и ринулся на нас на поразительной скорости. В ужасе я прижалась к тебе, но ты сухо оттолкнул меня. Я закрыла глаза, приготовившись к впивающимся в кожу когтям, но первым завопил именно ты. От боли. Пронзительный долгий вопль показался мне вечностью. Открыв глаза, я увидела, что ты стоишь. Беркут находился примерно в четырех метрах от нас, а в его когтях, изо всех сил стремясь убежать, бился заяц. Одним прыжком ты подскочил к орлу, вопя и размахивая руками. Птица посмотрела на тебя, взмахнула крыльями и отлетела назад. Она пристально изучала тебя глазами, которые были явно больше твоих. Время замерло: долгие секунды вы смотрели друг на друга. Затем беркут отпустил зайца и тяжело взлетел. Твой крик по-прежнему эхом отдавался в ушах.

Ты поспешил к зайцу. Тот в ужасе не двигался с места. Ты встал на колени и взял его в руки. Беркут повредил ему шкурку и, наверное, переломал кости. Твои ладони обагрились кровью. С мгновение я не знала, чья она. Заяц еще дышал, но явно мучился.

— Он не выживет. — Ты повторял эти слова без конца.

Я подошла вплотную, но ты снова оттолкнул меня, хотя я всего лишь хотела взять тебя за руку. Резким движением ты свернул зайцу шею, чтобы избавить от страданий. Увидев такую жестокость, я замерла на месте — я никогда не видела, чтобы ты убивал в мгновение ока. Слезы ручьем лились по щекам.

— Эжен…

Но ты витал где-то далеко. Не оборачиваясь, встал и пошел домой, сжимая в руках заячьи уши — тельце зверька качалось в такт твоим шагам.

Несколько дней спустя я заметила, что ты разгуливаешь с заячьей лапкой, совсем крошечной, прикрепленной к брелоку. Ты то и дело к ней прикасался с задумчивым видом. Что стало с остальной тушкой? Я так и не осмелилась задать тебе этот вопрос. Съел ли ты зайца?

С того дня ты отдалился. Твои глаза превратились в две пули. Можно было подумать, у тебя внутри засохла ветка. Ты гулял по таким заброшенным и извилистым тропинкам, что никто не мог за тобой последовать.

В тот день я позволила тебе уйти. Я спустилась с холма, чтобы добраться до края острова, в то место, которое остальные обычно избегают, — к клифу. На острых, словно ножи, скользких скалах, покрытых глиной, я долго смотрела на бурную реку. В ней поместилось все море целиком. На горизонте ни корабля. Надо быть безумцем, чтобы отважиться выйти в плавание. Такой ветер что угодно обдерет порывами. Брызги исхлестали мое лицо. Но я держалась, как маяк. В сумерках я смотрела на небо. От беркута не осталось и следа. Длинные облака проплывали на огромной скорости.

На острове бывают дни, когда ветер бушует. Он часами воет в ярости. Хлещет тела. Выворачивает самые глубинные воды. Даже корабли иногда накрывает волной. А на следующий день — ничего. Река за ночь успокаивается. Солнце снова рождается в чистом небе. Розовые и желтые лучи нежно согревают воду, словно в нее окунают пальцы.