Лоцман - Крапивин Владислав Петрович. Страница 9
Сашка не удивился.
– Знаю.
– Читал Блока?
– Мама читала. Она этого Блока любит…
Сашка говорил, поглядывая на картину «Тетушкин секрет», и выкладывал из синей спортивной сумки на подоконник мыльницу, зубную пасту, полотенце. Потом брякнул коробком.
– А спички-то тебе зачем? – забеспокоилась Генриетта Глебовна.
– Для работы, – серьезно сказал Сашка. – Не для курения же… Мама сама положила, а то я всегда забываю…
Генриетта Глебовна вздохнула, как добрая бабушка:
– Не боится мама отпускать тебя?
Сашка засопел, заперекладывал мыльницу и зубную щетку.
– Ну да, «не боится». Каждый раз такое… «Прощание славянки»… Завтра позвонить надо, что все в порядке.
– Позвони, позвони… Идемте ужинать. А потом я постелю проводнику на раскладушке. Игорь Петрович, не возражаете, если в вашей комнате?
Я не возражал.
Когда легли, Сашка сразу начал тихо посапывать. Я тоже стал засыпать, удивившись напоследок, какой длинный и необычный был день. И вдруг услышал:
– Игорь Петрович…
– Что, Саня?
– А вы ту книжку, про мальчика из Назарета… написали?
Сон стек с меня, как темная вода.
– Нет, Саня, не написал.
– А почему?
– Честно говоря, побоялся.
– Потому что религию раньше запрещали, да?
– Нет, что ты… Во-первых, жизнь Христа – это ведь не только религия. Это история, философия и масса всяких общечеловеческих тем… А испугался я только себя. Почуял, что пороху не хватит. Начал и отложил…
– Побоялись, что будет еще один апокриф?
Эк ведь он меня! Почти в точку… Но я не обиделся.
– Понимаешь, Саня, я не сумел. Пока писал просто про его детство: про игры, про школу, про родителей и приятелей, вроде бы получалось. А как доходило до главного… Тема Великого Служения не каждому по зубам. У самого-то у меня в детстве таких мыслей, разумеется, не было…
Я теперь будто не с Сашкой, а с собой говорил. В полумгле. Вполголоса. Но он расслышал. И сказал сбивчиво, тихо:
– Но в детстве ведь… наверно, каждый про какой-нибудь подвиг думает…
– Наверно. Только тут не о подвиге речь, а о любви к людям и о желании спасти всех… Знаешь, я мог бы написать, если бы постарался. И возможно, повесть напечатали бы, поскольку времена меняются. Но это была бы еще одна средненькая книжка. И многие сказали бы, что автор спекулирует на модной теме. Сейчас это не редкость… Давай, Саня, спать.
– Ладно, – покладисто сказал он. И вдруг попросил (я даже почувствовал в темноте, как он жалобно поморщился): – Только не называйте меня Саней, хорошо? Сашка – вот и все. Я с рождения привык…
– Ну, если с рождения… А у меня тоже просьба, – начал я и прикусил язык. Потому что получилось бы слишком резко.
Но он понял:
– Больше не лезть с разговорами о книжках, да?
«Так тебе и надо, старому идиоту!» Я объяснил виновато:
– Видишь ли… как говорится, я с этим делом «завязал».
Раскладушка отчаянно заскрипела.
– Почему?!
– Как тебе сказать… Сашка. Наверное, все чернила израсходовал, которые были отпущены.
– Ох уж… – недовольно выдохнул он.
Мне вдруг стало чертовски стыдно. Зачем я ною перед мальчишкой? Разве он обязан слушать излияния, которые и самому-то мне противны?.. И все равно он не поймет, что получилось просто несовпадение сроков: «баллончик в авторучке» опустел раньше, чем кончилось календарное время. Оно протянулось усилиями мудрого Артура Яковлевича, которому честь и хвала, но о котором я сейчас не хочу вспоминать. Ни о чем не хочу. Я – человек без имени, беглец в свою последнюю сказку…
– Вы отдохнете в отпуске, а потом все равно за новую книжку засядете, – утешил меня Сашка.
«Я не сяду за книжку, если даже захочется. Потому что не успею ее закончить… Да и какой смысл? Она все равно была бы не лучше прежних… Вот если бы найти Тетрадь…»
Но Сашке я сказал:
– Все может быть… Спи.
2. Спички и волчок
Когда я проснулся, Сашкина раскладушка была застелена, сам он сидел на полу. Уже одетый, но босой. Раскладывал на половицах спички, соединял их в ромбы и звездочки. Потом провел над этими фигурками ладонью. Некоторые спички встали торчком, а две подскочили и головками прилипли к ладони.
– Ого… – удивился я.
Сашка вздрогнул, обернулся.
– Доброе утро, – сказал я.
Сашка ответил без улыбки:
– Доброе утро… Мы, кажется, рано подписали контракт.
– Что такое?
– Ну, потому, что сегодня в Подгорье не пройти. Я считал, считал, не получается развертка. Можно только завтра.
– Подумаешь, беда какая, – сказал я с облегчением. – Завтра так завтра. Сегодня по Овражкам погуляем. Найдем чем заняться…
Тогда Сашка заулыбался.
– Ага! Тут тоже много всякого, интересного…
– А над чем это ты колдуешь?
– Я же говорю: пространственную развертку смотрел…
– Это что же, способ такой? Со спичками?
– Ну, вообще-то нас по-разному учили. А это я сам придумал. Никакого компьютера не надо. Лишь бы волчок слушался.
– Что за волчок?
– А вот! – Сашка показал картонный кружок, проткнутый заостренной спичкой. – Смотрите! Я в какую сторону его запускаю? Запомните… – И он крутнул спичку двумя пальцами. Легонький волчок затанцевал на половице. Конечно, он вертелся по часовой стрелке. Я так и сказал.
– Ага… А теперь глядите… – Сашка сомкнул над волчком ладони, не касаясь его. Я свесился с кровати, оперся рукой об пол. Сашка развел ладони – медленно, осторожно. Волчок замедлял бег. И крутился теперь… против часовой стрелки. Это стало особенно ясно, когда он упал на бок и покатился.
– Вот так фокус…
– Вовсе не фокус! Просто меняются координаты совмещенных пространств… Игорь Петрович, вы вставать будете? А то Генриетта Глебовна уже два раза спрашивала…
Батюшки, десятый час! Я дернулся под одеялом и выругал себя за то, что спал без пижамы. Сейчас будет неловко перед Сашкой за свой живот, длинные трусы и жидкие волосатые ноги. К счастью, заглянула в дверь Генриетта Глебовна.
– Игорь Петрович, встава-ать!.. А ты, юноша, помоги-ка мне притащить воды от колонки…
3. «Приличный ребенок»
Во время завтрака мы договорились, что прежде всего пойдем с Сашкой на рынок. Там, помимо всяких других, есть книжный ряд. Генриетта Глебовна сказала, что иногда попадаются редкие издания, а случается, что и рукописи. И глянула на меня с пониманием, словно о чем-то догадывалась.
Сашка проворно и без всякой просьбы хозяйки помог ей убрать со стола и вымыть посуду. За это удостоился благосклонных улыбок и похвал. Но когда он сказал, что пора, пожалуй, отправляться в путь, Генриетта Глебовна подбоченилась и саркастически спросила:
– Ты что, таким чучелом и пойдешь?
– А чего?.. – Сашка надул губы. – Не в театр же…
Мне в общем-то было все равно, как выглядит мой проводник, но из педагогических соображений я поддержал Генриетту Глебовну:
– Мы не только на рынок пойдем, но и в книжные магазины. Это заведения интеллигентные, а ты – как флибустьер…
Сашка встал в забавную позу марионетки: сдвинул носки кроссовок и коленки, растопырил пятки и локти, заболтал повисшими кистями рук. По-птичьи, одним глазом, оглядел себя сверху вниз.
– Кошмар-р, – дурашливым, как у Буратино, голоском согласился он. – Хорошо. Сейчас буду умненький-благоразумненький. И кр-расивый. Аж пр-ротивно… – Повернулся на пятке и ускакал на одной ноге.
Генриетта Глебовна засмеялась:
– Ох, не соскучитесь вы с таким проводником.
– Чую…
Сашка появился через несколько минут – причесанный, в новом летнем костюмчике из некрашеной льняной ткани. Я вспомнил, что лет двадцать назад такой же костюм Тереза купила для Дениса, когда мы собирались в поездку по Волге. Сыну эта одежка очень понравилась: не мнется, пыль на ней незаметна, после дождя материя высыхает в пять минут. Дениска в этом наряде и в песке валялся, и в воду прыгал, а тот все как новый. Лишь одно раздражало Дениса: желтые пластмассовые пуговицы на шортиках, они были пришиты снизу по бокам, по две с каждой стороны. Сын хотел было их отрезать, но мать отобрала ножницы и хлопнула по рукам: «Что за фокусы! Это фасон такой…» – «Детсадовский фасон…» – «Ты мне порассуждай!..»