Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай(без илл.) - Купер Джеймс Фенимор. Страница 41

— Вы говорите о себе, дорогой мой Хуан Перес, и вам я верю: вы желаете мне удачи и будете за меня молиться. Однако лишь очень немногие в Испании будут вспоминать о нас с надеждой и уважением, пока мы будем странствовать по неведомому и пустынному океану. Боюсь, что даже сейчас, когда мы стоим на пороге великих научных открытий, когда мы готовимся распахнуть ворота, за которыми нас ждут сокровища всей Индии, — боюсь, что даже в это мгновение почти никто не верит в наше дело и наш успех!

— На вашей стороне, сеньор, донья Изабелла! — сказал монах.

— И донья Мерседес! — добавил Луис. — Я уж не говорю о моей тетке — она вам верна до конца!

— Мне нужно всего несколько месяцев, чтобы разрешить все сомнения! — воскликнул Колумб, возводя к небесам горящий взор и подставляя ветру непокрытую седую голову. — Счастливые этих месяцев даже не заметят, несчастные как-нибудь их протянут, а нам они будут казаться годами! Отец мой, я часто уходил в плавание, зная, как грозен океан, равно готовый к смерти и к благополучному возвращению, но в этот радостный миг я уверен в себе. Бог сохранит нам жизнь и пошлет удачу!

— Такая уверенность необходима в столь серьезном деле, и я искренне надеюсь, что она оправдается… Но вон за вами уже идет лодка, сеньоры! Пора прощаться. Сын мой, — обратился монах к Колумбу, — душа моя всегда будет с вами в этом славном плавании!

— Поминайте нас в своих молитвах, святой отец, и пусть ваша братия тоже о нас не забывает! Вы отслужите за нас несколько месс?

— Не сомневайтесь, сын мой, мы будем ежедневно молить деву Марию и всех святых о ниспослании вам удачи. Но пути господни неисповедимы, и, хотя мы уверены в успехе вашего предприятия, надо быть готовым ко всему.

— Неудачи быть не может, святой отец! — возразил мореплаватель.

— Как знать, сеньор Колумб! Разум человеческий по сравнению с мудростью творца все равно что горчичное семя, затерянное в песках побережья. Но я это говорю лишь для того, чтобы вы знали: если ваши надежды не сбудутся и вы вернетесь ни с чем, ворота нашего монастыря всегда перед вами открыты! Ибо мы считаем, что уже сама попытка осуществить столь возвышенный замысел заслуживает не меньшего уважения, чем его воплощение.

— Я понимаю вас, святой отец! Для меня такое доказательство дружбы едва ли не дороже той чашки воды и того куска хлеба, которые вы подали моему голодному сыну. Благословите меня в путь!

— Станьте на колени, сеньор! Ибо сейчас с вами будет говорить не Хуан Перес де Марочена, а служитель церкви. И неважно, что под ногами у вас не церковные плиты, а морской песок!

В глазах Колумба и священника стояли слезы, оба были глубоко взволнованы в эту торжественную минуту. Мореплаватель искренне любил францисканца за то, что тот оказался преданным другом в самые тяжелые времена; а достойный настоятель был привязан к Колумбу всем сердцем, как к младшему брату. Кроме того, каждый из них умел ценить и уважать убеждения другого, даже когда они расходились с его собственными.

Колумб опустился на колени прямо на песок и принял благословение своего друга с глубоким смирением, как сын, принимающий напутствие от родного отца.

— Прощайте, святой отец! — воскликнул Колумб, горячо пожимая руку старого друга. — Вы поддерживали меня, когда я был оставлен всеми, но я знаю, скоро настанет день, когда те немногие, кто верил в мои предсказания, перестанут краснеть при упоминании моего имени! Не забывайте молиться о нас эти несколько месяцев, и вы услышите весть, которая потрясет всю Кастилию. Тогда даже завоевание Гранады покажется лишь незначительным и преходящим событием славного царствования Фердинанда и Изабеллы!

Эти слова могли бы показаться похвальбой, если бы не глубокая убежденность Колумба, говорившего как человек, ясно видящий будущее, сокрытое от остальных. Уверенность его заражала всех, словно он не пророчествовал, а говорил о чем-то вполне очевидном. Смиренный францисканец запомнил слова Колумба; все долгие месяцы его отсутствия они служили ему немалым утешением.

Наконец друзья обнялись и расстались. Настоятель отправился в свой монастырь, а Колумб и Луис медленно двинулись к тому месту, где пристала высланная за ними шлюпка. Когда они уже подходили к ней, их внезапно обогнала молодая женщина. Не обращая ни на кого внимания, она бросилась на шею молодому матросу, сошедшему с шлюпки, в страстном порыве приникла к нему и забилась в неудержимых рыданиях.

— Пойдем, Пепе! — наконец заговорила она торопливо и таким тоном, словно была уверена, что не встретит отказа. — Пойдем домой! Твой сын плачет и зовет тебя. Пойдем! Пора с этим кончать.

— Не могу, Моника, — отозвался муж, взглянув на Колумба, который подошел уже достаточно близко, чтобы его слышать. — Ты ведь знаешь, я не по своей воле отправляюсь в это неведомое плавание. Если б можно было, я бы давно ушел с корабля, да нельзя — приказ королевы! Разве смеет бедный моряк ослушаться?

— Не будь глупцом, Пепе! — воскликнула молодая женщина и, схватив его за отвороты куртки, потянула прочь от воды. — Пойдем! Довольно я намучилась, у меня и так сердце разрывается. Пойдем к нашему сыну!

— Моника, адмирал тебя слышит, а ты говоришь такое!

Привычное уважение к высоким титулам заставило женщину умолкнуть. Она умоляюще взглянула на Колумба полными слез глазами и, не выдержав, сама обратилась к великому мореплавателю.

— Сеньор, — горячо заговорила молодая женщина, — зачем вам мой Пепе? Он вам помог довести суда до Уэльвы, а теперь отпустите его домой, к жене и маленькому сыну!

Колумб был тронут видом этой женщины, почти обезумевшей от горя, и ответил ей мягче, чем следовало бы в тот решительный час, когда малейшее неповиновение могло сыграть роковую роль.

— Твой муж удостоился высокой чести быть моим спутником в этом славном плавании, — проговорил он. — Ты бы лучше не оплакивала его судьбу, а пожелала ему удачи, как подобает настоящей жене моряка!

— Не верь ему, Пепе! — вскричала женщина. — Этот человек хочет тебя погубить! Он богохульствовал, говорил, будто земля круглая и будто можно отправиться на запад, а приплыть на восток! Дьявол внушил ему эти мысли, и он заведет на погибель всех, кто за ним последует!

— А какой мне от этого толк, добрая женщина? — возразил Колумб. — Что мне даст гибель твоего мужа или его товарищей?

— Не знаю да и знать не хочу! Пепе для меня все, и я не пущу его в это безумное, страшное плавание! Добром оно не кончится!

— Каких же бед ты страшишься и почему это плавание кажется тебе таким опасным, что ты цепляешься за мужа и говоришь подобные слова адмиралу ее высочества королевы? Ты ведь знала, что твой Пепе моряк, когда шла за него замуж! Так почему ты сейчас мешаешь ему исполнять повеление королевы, хотя в этом его призвание и долг?

— Пусть идет воевать против мавров, португальцев, англичан — я не скажу и слова, но в это нечестивое плавание я его не пущу! Зачем говорить, будто земля круглая, когда мы видим собственными глазами, что это не так? А если она круглая, как сможет корабль опуститься с ее бока, а потом подняться назад? Море не потечет вспять, а каравелла не сможет идти против течения, сеньор! Как отыщете вы обратный путь в пустынном океане? О сеньор, Палое такой маленький городок, что, потеряв его из виду, вы забудете к нему дорогу!

— Все это кажется пустой ребяческой болтовней, — заметил Колумб, обращаясь к Луису, — но именно такие речи мне приходилось выслушивать даже от самых ученых и образованных людей все последние семнадцать лет! Когда разум погружен во мрак невежества, он цепляется за самые вздорные доводы, лишь бы не признавать явлений, которые ему кажутся невероятными. Попробую сыграть на религиозных чувствах этой женщины, может быть, мне удастся превратить ее из врага в союзника… Моника! — ласково сказал адмирал. — Ты веришь в бога?

— Святая Мария! Неужто сеньор адмирал мог подумать, что Пепе женился на какой-то мавританке?

— Тогда слушай меня, и ты поймешь, что твое поведение недостойно доброй христианки. Мавры не единственные неверные на свете; их великое множество, и земля стонет под тяжестью их грехов! В одном королевстве Катай язычников больше, чем песчинок на всем этом побережье! Лишь небольшая часть земли принадлежит христианам, и даже гроб господень до сих пор в руках нехристей. Так вот, я спрашиваю: неужели ты настолько маловерна, что не видишь предназначения наших государей? Каждому христианину должно быть ясно, что им суждено распространить истинную веру по всей земле!