Управляй мной (ЛП) - Херд Мишель. Страница 23

Покидая свою студию, я иду по коридору, где проходят уроки пыток, и стучу в дверь.

Игорь, инструктор, смотрит в мою сторону.

— Чем могу помочь?

Я жестом указываю на Алека.

— Мне нужно поговорить с мистером Аслаховым.

Алек вздыхает и встает. Когда он выходит в коридор, я киваю в сторону кабинета моего дяди, который в данный момент не используется.

Он следует за мной, и закрыв за нами дверь, я спрашиваю:

— Ты нашел Эбигейл, верно?

Он приподнимает бровь и скрещивает руки на груди.

— Да.

— Что ты видел?

Алек пристально смотрит на меня, затем качает головой.

— Не мне рассказывать тебе что-либо, связанное с Эбби.

Господи.

Мои глаза темнеют при взгляде на него.

— Если ты не расскажешь мне, я предположу худшее.

Он снова пожимает плечами.

— Я не могу указывать тебе, о чем думать, а о чем нет.

Я резко выдыхаю, потому что знаю, что он не заговорит. Если он поклялся Эбигейл молчать, он перенесет все, что с ней случилось, на свой смертный одр.

Однако молчание говорит громче слов. Эбигейл не просто избили.

— Можешь идти, — рычу я, недовольный тем, что все еще нахожусь в неведении относительно женщины, которую люблю.

Алек открывает дверь, затем делает паузу, чтобы сказать:

— Если ты заботишься об Эбби так, как я думаю, ты будешь терпелив с ней.

Терпение — не та добродетель, которой я обладаю.

Алек возвращается к своим занятиям, оставляя меня в офисе наедине с моими переживаниями.

Слово ‘изнасилование’ проносится у меня в голове, но я отгоняю его, не в силах связать столь жестокий поступок с Эбигейл.

Нет, она просто травмирована, потому что ее дважды чуть не убили за одну неделю.

Это чушь собачья, и ты это знаешь.

— Господи, надеюсь, я ошибаюсь насчет того, что, по моему мнению, с ней произошло, — бормочу я, выходя из офиса.

Я как раз собираюсь пройти мимо оружейной, когда решаю проведать Эбигейл.

Невозможно держаться от нее подальше.

Я нахожу ее в тире, она занята тем, что разряжает обойму по мишени.

Я подхожу ближе и прислоняюсь плечом к стене, идущей вдоль задней части партера.

Когда она останавливается, чтобы вставить новую обойму в пистолет, ее голова дергается, словно она пытается что-то стряхнуть с себя. Она сжимает челюсть и руки, зажмурив глаза.

Я смотрю, как моя женщина борется с демоном, с которым она столкнулась, и, не в силах оставаться в стороне от ее борьбы, подхожу к ней и заключаю в свои объятия.

Она замирает, и я чувствую, как напрягается ее тело.

— Это я, — говорю я, чтобы она не подумала, что это какой-то случайный ублюдок.

Мгновенно она прижимается к моей груди, ее рука сжимает мою рубашку. Она позволяет мне обнимать ее некоторое время, прежде чем отходит.

Подняв руку к ее покрытому синяками лицу, я нежно обхватываю ее подбородок.

— Ты посмотришь на меня?

Эбигейл качает головой, а затем шепчет:

— Я в порядке.

Наклонившись, я прижимаюсь своим лбом к ее, и наши взгляды встречаются.

— Ты не в порядке, и я не стану смотреть, как ты ломаешься у меня на глазах. — Я немного отстраняюсь, и в моем голосе звучит любовь к ней: — Я здесь ради тебя, Эбигейл. Я помогу тебе всем, чем смогу.

Она делает шаг назад и убирает мою руку со своей щеки.

— Я просто устала. Тебе не о чем беспокоиться.

Я наклоняю голову и пристально смотрю на нее, желая найти способ достучаться до нее. Вместо того, чтобы давить на нее, я говорю:

— Я оставлю тебя в покое, но никуда не уйду. Я подожду, пока ты не будешь готова.

Она отворачивается от меня и, взяв пистолет, направляется к оружейной. Я следую за ней, и только после того, как она отдает оружие, она смотрит на меня.

— Спасибо, Николай, но я действительно в порядке. Просто это были дерьмовые две недели.

— Возьми неделю перерыва от тренировок и немного отдохни. Хорошо?

Эбигейл вздыхает и кивает, после чего выходит из оружейной. Я следую за ней, пока не дохожу до своей студии, затем смотрю, как она направляется к лестнице.

Я не знаю, что буду делать, если Эбигейл и дальше будет отгораживаться от меня.

Глава 22

Эбби

Поскольку мне не разрешают посещать тренировки в течение дня, я прячусь в своем номере, уставившись на чистый холст. Часы тянутся долго и мучительно.

Я не знаю, что нарисовать. Ничего красивого больше нет.

Я продолжаю обмакивать кончик кисти в краску на палитре, цвета смешиваются, пока все не становится черным.

Это подходит.

Поднося кисть к чистому холсту, я провожу линию от угла до угла. Медленно я начинаю закрашивать белый цвет холста, пока все не становится черным.

Это именно то, что было сделано с моей жизнью. Из нее стерли все краски, оставив меня во тьме.

Сидя с палитрой и кистью в руках, краска сохнет; день сменяется вечером, и все, что я могу делать, — это смотреть на испорченный холст, который олицетворяет мою жизнь.

Хотелось бы мне быть сильнее.

Ненавижу, что не могу стереть воспоминания и вернуть себе прежнюю жизнь.

Я слышу стук в мою дверь, но не двигаюсь, чтобы открыть ее. Кто бы это ни был, пусть уходит.

Когда я слышу щелчок открывающейся двери, я закрываю глаза.

Николай. Ключ-карта есть только у него.

Я слышу движение, и хотя часть меня хочет, чтобы он обнял меня и все наладилось, мне хочется, чтобы он оставил меня в покое. Трудно хранить секрет от его пронзительных глаз, способных заглянуть мне в душу.

У меня едва хватает сил, чтобы выжить в этом аду, не говоря уже о том, чтобы бороться с ним.

— Эбигейл, — бормочет он мягким тоном.… почти любящим.

Боже. Я не могу…

Я опускаю голову, откладывая палитру и кисть.

Я слышу, как он ставит что-то на кофейный столик, прежде чем он придвигается ко мне ближе.

Обними меня и никогда не отпускай. Даже если шансы на то, что мы станем парой, равны нулю.

Я не могу произнести эти слова, потому что Николаю нужна сильная женщина рядом с ним, а это не я. Я уже сказала ему, что между нами никогда ничего не будет, и я не смогу сделать это во второй раз. Первый был достаточно тяжелым.

— Любовь моя, — говорит он, его нежный голос прорывается сквозь скудную защиту, которую я изо всех сил пытаюсь поддерживать вокруг себя, — тебе нужно поесть.

Я не могу. Желчь в моем желудке не перестает бурлить достаточно долго, чтобы я смогла поесть.

Его прикосновение мягкое, когда он берет меня за плечи. Я встаю и позволяю ему отвести меня к дивану, где снова сажусь. На столе стоит тарелка с курицей-гриль и запеченными овощами.

У меня нет сил.

У меня нет желания жить.

Мне нечего дать этому жестокому миру.

Николай садится рядом со мной и отрезает кусочек куриной грудки-гриль. Он подносит вилку к моему рту, и я понимаю, что если откажусь, это приведет к ссоре.

Мои губы приоткрываются, и я откусываю кусочек. Мой язык не ощущает вкуса, и я изо всех сил пытаюсь прожевать и проглотить.

— Расслабься. Я здесь как друг, — говорит он, прежде чем наколоть кусочек брокколи.

Друг. Мне это нужно как никогда.

Аврора наконец-то обрела свое счастье с Мишей. Они обручились и скоро поженятся. Я не могу разрушить это, рассказав ей о том, что случилось со мной.

Я смотрю на лицо Николая, и наши взгляды встречаются, когда беру с вилки кусочек брокколи.

Уголок его рта приподнимается.

— Моя мама кормила нас насильно, когда мы отказывались есть.

Трудно представить легендарную Уинтер Хемсли в роли матери.

— Каким было твое детство? — спрашиваю я.

— Если коротко, то оно было потрясающим, — отвечает он без колебаний. — Я вырос в любящем доме.

В отличие от моего.

Я вздыхаю.

— В нашем мире редко бывает, чтобы тебя любили дома.

К моему большому удивлению, он продолжает рассказывать о себе.