Моникины - Купер Джеймс Фенимор. Страница 36

Философ начал коварно расписывать, какое это будет удовольствие прочесть доклад перед Академией Высокопрыгии о своеобразных взглядах капитана на годичное обращение Земли и движение планет с рулем, положенным лево на борт, и вот тут все сомнения непреклонного старого морехода растаяли, как снег в оттепель.

ГЛАВА XIII. Подготовка. Определение способностей. Точная пригонка и другие полезные приемы с соответствующей оценкой

Событий следующего месяца я коснусь лишь вскользь. За это время мы все отправились в Англию, я приобрел и снарядил судно, семейство иностранцев тихо разместилось по своим каютам и завершились все необходимые приготовления к моему двухлетнему отсутствию. Судно было прочное и удобное, в триста тонн, и приспособленное к опасному плаванию во льдах. Жилые помещения на нем были устроены так, что удовлетворяли все пожелания моникинов и людей — просторные каюты дам были, как требовали приличия, отделены от мужских и обставлены со всей возможной роскошью. Леди Балабола очень мило назвала эту часть корабля «гинекеем», словом, как позже я узнал, греческого происхождения и означающим женскую половину — моникины, подобно нам, любят показывать свою образованность и не упускают случая щегольнуть иностранными словами.

Ной с большой тщательностью подбирал судовую команду, так как плавание предстояло тяжелое и люди нужны были надежные. Ради этого он отправился в Ливерпуль (судно стояло в Гринлендском доке, в Лондоне), где ему посчастливилось найти пятерых американцев, столько же англичан, двух норвежцев и шведа — всех людей, привычных к плаваниям настолько близко от полюсов, насколько удалось достигнуть человеку. Повезло ему также с коком и с помощниками, но вот подобрать юнгу себе по вкусу ему никак не удавалось. Два десятка претендентов были отвергнуты: одни не умели того, другие другого. Присутствуя при испытании нескольких кандидатов на эту должность, я получил некоторое представление о том, как он определял их сравнительные достоинства.

Прежде всего перед будущим юнгой ставились бутылка рома и графин воды, и он получал приказание приготовить стакан грога. Четыре кандидата были тут же отвергнуты из-за природного неумения найти золотую середину при выполнении этой важной обязанности юнги. Однако большинство успело набить руку в этом деле, и капитан переходил к следующему испытанию: от них требовалось произнести слово «сэр» в тоне, который, по выражению Ноя, представлял собой нечто среднее между лязгом стального капкана и хныканьем просящего милостыню нищего. Четырнадцать человек не удовлетворили этому условию, и капитан объявил, что «таких нахальных грубиянов» ему редко доводилось встречать. Когда, наконец, находился такой кандидат, который умел и грог приготовить, и ответить должным образом «сэр», испытание продолжалось. От него требовалось пройти с миской супа по скользкой доске, вытереть тарелки, не пользуясь ни салфеткой, ни рукавом, погасить пальцами свечу, приготовить мягкую постель почти из одних досок, приготовить овсяный пудинг, запекать мясо с овощами и месить тесто, откармливать свиней говяжьими костями, а уток—мусором, сметенным с палубы, смотреть на патоку не облизываясь и обладать еще множеством таких же талантов. (Все это, по словам капитана, любой мальчишка в Станингтоне знал не хуже псалмов и десяти заповедей.) Девятнадцатый кандидат моему неизощренному глазу представлялся безукоризненным. Однако Ной отклонил и его за отсутствие качества, необходимого, по его словам, для спокойствия на корабле. Оказалось, что некая важная часть тела у него слишком костлява, а это представляло немалую опасность для капитана, который однажды уже вывихнул себе большой палец на правой ноге, случайно пнув подобного нескладного молодчика с излишней силой, что легко может случиться с человеком, когда он торопится. К счастью, номер двадцатый был признан годным и немедленно зачислен в команду. На другой же день судно вышло в море в отличном состоянии, так что были все основания рассчитывать на удачное плавание.

Отмечу, что за неделю до нашего отъезда состоялись выборы в парламент. Я съездил в Хаусхолдер и дал себя выбрать, чтобы защитить интересы тех, кто имел естественное право ожидать от меня этой небольшой любезности.

Когда острова Силли остались у нас за кормой, мы отпустили лоцмана, и мистер Пок по-настоящему вступил в командование судном. Пока мы шли по Ламаншу, у него только и было дела, что возиться у себя в каюте, осматривать ящики и знакомить носок своего сапога с анатомией бедного Боба (так звали юнгу), который, судя по прилежным упражнениям капитана, был отлично приспособлен для своей обязанности получателя пинков. Но как только последняя связь с землей оборвалась вместе с отбытием лоцмана, наш мореплаватель явился нам в своем истинном свете и показал, из какого теста он слеплен. Он начал с того, что приказал подтянуть все фалы, булини и брасы на судне, затем отчитал обоих помощников, чтобы показать им (как он потом конфиденциально сообщил мне), что капитан на судне он, и дал матросам понять, что не любит говорить дважды об одном и том же, охотно предоставляя, как он объяснил, эту привилегию членам конгресса и бабам. После всего этого он успокоился, видимо довольный собой и всем окружающим.

Через неделю после отплытия я решился спросить капитана Пока, не следует ли произвести астрономические наблюдения и вообще как-нибудь определить, где находится корабль. Ной отнесся к этой мысли с величайшим пренебрежением. Он не видел смысла в том, чтобы без всякой необходимости изнашивать секстаны. Наш курс лежит на юг, это мы знаем, так как нам нужно идти к Южному полюсу, и все, что нам требуется, это — держать Америку на штирборте и Африку — на бакборте. Само собой разумеется, надо помнить и о пассатах, а также время от времени делать небольшую поправку на морские течения. Но они с кораблем скоро хорошо освоятся друг с другом, и все пойдет как по маслу.

Через несколько дней после этого разговора я на рассвете вышел на палубу и, к моему удивлению, услышал, как Ной, лежавший у себя на койке, крикнул через световой люк помощнику, чтобы тот точно сообщил ему, в каком направлении показалась земля. Никто до этого времени не видел никакой земли. Но тут все начали всматриваться вправо и влево, и что же? К востоку от нас в самом деле смутно виднелся остров! О его положении по компасу тотчас же доложили капитану, который, по-видимому, был этим вполне удовлетворен. Напомнив еще раз вахтенному, чтобы он поточнее держал Африку на бакборте, Ной повернулся на другой бок и уснул.

Позже я узнал от помощников, что мы удачно поймали пассаты и подвигаемся вперед превосходно, хотя оба моряка, как и я, не понимали, откуда капитан мог знать, где находится судно, если после ухода из Англии он прикасался к секстану, только чтобы обтереть его шелковым платком. Приблизительно через две недели после того, как мы миновали острова Зеленого мыса, Ной появился на палубе в большой ярости и начал распекать помощника и рулевого за то, что они отклоняются от курса. На это первый смело ответил, что единственное приказание, которое он имел, было «держать на юг, учитывая магнитное склонение», и что они точно держат этот курс. Тут Ной дал Бобу, проходившему мимо, увесистый пинок и заревел, что компас такой же дурак, как помощник, что судно на два румба отклонилось от курса, что юг тут, а не там, что он не чувствует в ветре ничего северного и мы идем галфинд, а не фордевинд, что прямо по носу у нас Рио-де-Жанейро, а не Высокопрыгия и что если мы хотим добраться до этой страны, нам нужно идти как по натянутому булиню.

Помощник, к моему удивлению, сразу же согласился и привел корабль под ветер. Позже он шепотом рассказал мне, что второй помощник точил гарпуны и нечаянно оставил их слишком близко к нактоузу, так что стрелки компаса повернулись на целых двадцать градусов, а потому и рулевой и он сам ошиблись. Должен сказать, что это маленькое происшествие весьма подбодрило меня и внушило мне полную уверенность в том, что мы благополучно достигнем по крайней мере границы льдов, отделяющих область, населенную людьми, от области моникинов. Эта вновь обретенная уверенность позволила мне возобновить общение с иностранцами, временно прерванное непривычностью и неприятными сторонами морской жизни.