Комнаты страха - Орлов Антон. Страница 10

«Свинина в яблочном соусе. Произведено на Яхине».

Поддавшись импульсу, Морис отодрал этикетку и сунул в карман. Потом до него дошло, что это остатки не ужина, а, скорее, завтрака: здесь имелось окно, прикрытое слегка просвечивающей темной шторой, и оттуда сочился дневной свет.

Еще раз с подозрением оглядевшись – комната казалась неподвижной, без подвохов, – он подошел к окну и отдернул штору.

Ничего общего с видом из окон его квартиры. Бездонное ущелье двора, со всех сторон теснятся обшарпанные многоэтажные дома с решетчатыми балконами – там сохнут на веревках простыни и застиранные трусы, громоздится бытовой хлам, зеленеет лук-порей в длинных ящиках. Небо затянуто облаками, но даже в солнечные дни двор внизу, скорее всего, затоплен вечной тенью.

Морис попытался открыть окно, однако оно не поддавалось, как будто шпингалеты, с виду разболтанные, приварены наглухо. А если разбить стекло – неизвестно, что за этим последует, он не рискнул.

Очередная дверь, выкрашенная в белый цвет, грязноватая, приоткрылась сама, словно приглашая. Видимо, эти комнаты расположены анфиладой. То есть только кажется, что расположены, потому что на самом деле их не существует.

На полу вытертый ковер с когда-то пестрым, а теперь невнятным узором. Кучка игрушек, старых, поломанных, но валяется там и пара недешевых вещиц: браслет-пульт на детскую ручку, сверкающий золотистым металлом и разноцветными переливчатыми кнопками, а также кукла-десантник в полной боевой экипировке, со всеми приспособлениями, сделанными тщательно и с соблюдением пропорций, хотя и в миниатюре. У Мориса мелькнула мысль, что ребенок, который здесь живет, эти две игрушки, наверное, где-то стащил.

Оштукатуренные блекло-розовые стены исцарапаны на уровне детского роста, кто-то увлеченно выцарапывал на них пейзажи с громадными восходящими солнцами, человечков в скафандрах, вооруженных бластерами пауков злодейского вида, схематичные звездолеты.

Корявая надпись возле одного из человечков: «Римма – космический десантник!»

Угол возле противоположной двери перегорожен унылым и громоздким трехстворчатым зеркалом. Морис увидел там себя: молодой человек в рваных джинсах и красно-зеленых сланцах, посиневшая голая кожа покрыта пупырышками, оттопыренные уши побелели, вид ошалевший.

– Какая детальная иллюзия, – пробормотал он вслух, чтобы нарушить застоявшуюся, как вода в затхлом непроточном водоеме, тишину этой заброшенной детской и заодно, если получится, подольститься к неведомым экспериментаторам.

Из окна лился дневной свет. Оно выходило вроде бы в тот же самый двор-колодец, но сейчас все карнизы и тронутые ржавчиной решетчатые балконы были оккупированы птицами, похожими на голубей. Шевелящийся живой покров, сизый, серый, местами белый. Стекло в потеках помета, в воздухе кружатся невесомые перышки.

Птицы не выглядели агрессивными, и все равно это зрелище Мориса насторожило. Слишком их много. Если набросятся всей стаей, в два счета заклюют.

Посмотрев напоследок в зеркало – даже попытался самому себе подбадривающее подмигнуть, но как надо не получилось, у подмигивающего отражения был чересчур испуганный вид, – он открыл следующую дверь.

Эта комната залита солнцем, в его косых медовых лучах все выглядит позолоченным. По полу расплескана вода, покрытая желтоватым налетом кухонная раковина тоже вся в брызгах – совсем недавно кто-то здесь был, но на минутку отлучился.

На столе миски с яблоками, грушами, черешней, грейпфрутами, виноградом, – все это мокрое, спелое, соблазнительно поблескивает. Морис протянул было руку, но, спохватившись, отдернул: неизвестно, что произойдет, если он съест ненастоящую вишню или виноградину. Может, ничего, а может, ему устроят качественную иллюзию пищевого отравления.

Несмотря на это здравое соображение, у него только что слюнки не текли. Такую роскошь Морис мог позволить себе не чаще раза в неделю. Не то чтобы на Парке все это не растет или проблемы с импортом – но ведь и спрос громадный, туристы тоже любят фрукты, из-за этого цены кусаются.

Стараясь не глядеть на стол с приманкой, он подошел к окну. Там, наверное, все тот же двор, с птицами или без них, но теперь до краев затопленный горячим солнечным медом.

Заранее настроившись на вполне определенную картинку, он отшатнулся, почти отскочил, когда увидел, что там.

Словно смотришь в иллюминатор аэрокара, зависшего на большой высоте. Далеко внизу – зеленый простор, со всех сторон бездонная небесная синева… Причем завис аэрокар на боку, и земля на самом деле не внизу, а слева по борту, но вестибулярный аппарат не подтверждает того, что видят глаза, и обманутый организм вот-вот взбунтуется.

Морис отвернулся, стараясь подавить рвотные позывы. Получается, что поверхность с далеким зеленым ландшафтом расположена перпендикулярно той поверхности, где якобы стоит дом, в котором он сейчас находится!

Миски с ягодами и фруктами опять оказались в поле зрения, но он, не поддаваясь искушению, открыл обитую черной синтетической кожей дверь и переступил через порог.

Тянет стылым сквозняком, паркетный пол испачкан рыжей глиной. Морис подался назад – в комнате с фруктами, по крайней мере, было по-летнему тепло – но дверь за спиной уже захлопнулась и не пустила его обратно.

В этом помещении не было ничего, кроме зашторенной кабины в углу – что-то наподобие старинной примерочной в магазине одежды. Окно выходило на близко придвинутый глинистый косогор, мокнущий под дождем. Любоваться особенно нечем, зато прилегающая территория, пусть она скучная, голая и скользкая, находится на одной плоскости с пространством комнаты – хотя бы это радует.

Примерочная Морису не понравилась: белые шторы, больше похожие на несвежие простыни, вкрадчиво колыхались на сквозняке, и было впечатление, что внутри кто-то прячется. И дверь напротив выглядела отвратительно – можно подумать, ее нарочно так живописно измазали глиной и засохшей кровью. А если не нарочно, тогда, значит, здесь случилось что-то крайне неприятное. Совсем не хочется ее открывать, за ней не может быть ничего хорошего, но не оставаться же здесь навсегда!

Впрочем, дверь эта и сама не желала открываться, сколько ни дергай. Заперто. И назад не вернуться, там тоже заперто. Белые занавески примерочной шевелились все сильнее, как будто внутри что-то раскачивалось. По оконному стеклу мелко стучал моросящий дождик.

Холодно. Босые ноги в сланцах замерзли до легкого онемения. Если он отсюда не выберется, он скоро окоченеет и простудится, из носа уже капает. Вероятно, его не выпустят, пока он не заглянет в примерочную.

Морис отдернул колыхнувшуюся навстречу занавеску и сразу попятился. Подвернул ногу. Потерял равновесие, уселся на пол, больно стукнувшись задом.

В примерочной кабине висел в петле покойник. Голый до пояса бледнокожий парень в рваных джинсах. Морис узнал эти джинсы. Узнал и лицо, хотя черты исказила предсмертная гримаса, а из разинутого рта вывалился толстый посиневший язык. Еще бы не узнать, не далее как несколько минут назад видел в зеркале… Его собственное лицо.

Веревка была намотана на вбитый в стену ржавый крюк. На полу, под искривленными судорогой ступнями, валялись красно-зеленые пляжные сланцы.

Из ступора Мориса вывел скрип: дверь в потеках засохшей крови медленно открывалась, за ней виднелась кромешная тьма. Приглашение?.. В эту жуткую многообещающую темноту?

Он вскочил и отступил на середину комнаты, затравленно озираясь, припадая на подвернутую ногу. Каждый шаг отдавался болью в лодыжке.

По комнате гулял невесть откуда взявшийся ледяной ветер, рвал взбесившиеся занавески и раскачивал висельника. Помещение содрогалось, как будто было живым. Мориса тоже трясло, но темнота за последней дверью пугала его больше, чем то, что творилось здесь.

Пол вроде бы накренился… Да нет, не вроде бы! Наклон, как на детской горке. Порыв ветра ударил в спину, и Морис кубарем полетел прямо в распахнувшийся черный проем. Секундой позже дверь за ним захлопнулась с победоносным грохотом.