Мечты о полете (ЛП) - Сент-Клэр Келли. Страница 8

— В свою комнату? — уточняю я со щемящим чувством в животе.

Лёд щёлкает языком и встаёт на моём пути.

— Думаешь, раз ты надрала сегодня на ринге кому-то задницу, ты стала частью команды?

Я пожимаю плечами. Эта мысль не приходила мне в голову. Ну, может самую малость.

— Дай мне кое-что сказать тебе, девчушка. Ты никогда не будешь одной из нас, — говорит он, наблюдая за моей реакцией.

Я хмуро смотрю на него, не обращая внимания на болезненный укол.

— То есть, — он делает паузу и долго, надменно смотрит на меня. — Пока не выпьешь с нами! — кричит он и разражается смехом.

Мужчины позади меня вторят ему.

— Ты бы видела своё лицо, — хохочет он. Он поворачивается, разводя руки в драматическом жесте. — Серьёзно, я чуть не подумал, что ты собираешься убить меня.

— Ты такой козёл, Лёд, — кричит Алзона, не поднимая глаза от бумаг, лежащих перед ней.

Похоже, она ведёт подсчеты.

Лёд тащит меня к столу, и мужчины окружают меня. Осколок тянется под стол, за которым Кристал готовит нам еду, и достаёт несколько бутылок. Я сглатываю нарастающее беспокойство. Я догадываюсь, что это такое.

Вьюга берёт одну бутылку и зубами отрывает пробку.

— Когда мы думали, что тебе двенадцать, такое не приходило нам в головы. Но Осколок сообщил нам, что тебе уже девятнадцать, — бормочет он с некоторым трудом из-за пробки во рту.

Я поднимаю бровь, глядя на Осколка, а он лишь пожимает плечами и усмехается.

— Тебе девятнадцать? — перебивает Кристал.

Я киваю.

— Кыш, девчушка. Только для бойцов, — говорит Лёд.

Только от людей из Внешних Колец я слышала слово «девчушка». Лёд, должно быть, из здешних мест. Судя по речи Вьюги и Осколка, я полагаю, они более образованы. Если Гласиум похож на Осолис, то бедняки и тут не получат школьного образования.

Кристал закатывает глаза и уходит.

— Я не понимаю, как тебе может быть девятнадцать, — продолжает Вьюга. — Но это не важно. А вот что важно, так это посвящение в нашу…

— Снежную стаю? — предлагает Шквал.

— Нет, это глупо, — говорит Вьюга.

— Что по поводу ледяной команды? — спрашивает Лёд.

Осколок прочищает горло.

— Думаю, мы отклоняемся от темы. Как насчёт того, чтобы остаться просто стаей?

Его слова встречают одобрительное бормотание.

Я чувствую, как моё сердце начинает биться. Сейчас я больше напугана, чем когда входила сегодня в яму. Я смотрю через стол на Шквала в поисках подсказки, его лицо обычно самое выразительное. Он краснеет и отводит взгляд. Он начал так вести себя последние несколько дней.

Осколок наполняет шесть маленьких бокалов. Каждый берёт по одному, и с немалой долей ужаса, я делаю то же самое. Мужчины поднимают напитки. Я знаю, что это! Это тост. Аднан, один из делегатов, невнятно произнёс один из них на моём запоздалом дне рождения.

В этот раз никаких речей.

— Сиськи и задница! — кричит Лёд.

Пока я в замешательстве наблюдаю, они поворачиваются друг к другу и дважды чокаются бокалами. Я поворачиваюсь к Вьюге, который смеётся надо мной.

— Ты чокаешься бокалом сверху, а затем снизу. Сиськи и задница. Понимаешь? — объясняет он, пока остальные гримасничают от вкуса напитка.

Какие мерзкие слова. Однако я зашла слишком далеко. Я чокаюсь с Вьюгой, послушно пробормотав «сиськи и задница» к всеобщему веселью, и проглатываю жидкость.

Глаза слезятся, горло обжигает жидкость. Этот алкоголь в десять раз хуже того, что я пила в замке. Я несколько раз кашляю и ударяю себя в грудь, поднимая пустой бокал. Комната ликует. Может быть, теперь я могу идти. Я пытаюсь встать. Лавины рукой толкает меня обратно.

Я в ужасе смотрю, как Шквал снова наполняет бокалы.

Осколок наклоняется ко мне. Я понимаю, что его глаза сверкают — даже несмотря на припухлость. Он не маскирует свой взгляд в кои-то веки, и в его глазах горит интеллект. На самом деле, для человека, которого я поначалу не воспринимала всерьёз, он оказался самым опасным здесь.

— Хотела бы вернуться в яму? — спрашивает он.

ГЛАВА 4

Я открываю глаза, и комната кружится вокруг меня. Плохо. Я чувствую себя плохо. Что было прошлой ночью? Я провожу рукой по лицу и сажусь, сжимая голову, чтобы она не взорвалась.

Так много выпивки. Слишком много. Был второй бокал, а потом ещё несколько. Алкоголь стал терпимым на вкус. Мой желудок сжимается, стоит мне вспомнить его запах. Как я добралась до своей комнаты? Почему воспоминания отсутствуют? Это не может быть нормой. Я издаю стон и опускаюсь обратно на кровать. Вени, что если я сболтнула что-то? Или выдала, что я Солати? После ещё нескольких круговоротов комнаты я решаю, что меня бы уже бросили дозорным, если бы остальные знали мой секрет. Как прошлая ночь настолько вышла из-под контроля? Не то, чтобы у меня был большой выбор, и должна признать, что получить признание в качестве бойца — приятно. Тем не менее, я могла бы отказаться.

Мои друзья из ассамблеи называют это похмельем. Что бы это ни было, оно того не стоит.

Я никогда больше не буду пить.

Я вхожу в столовую и застаю Кристал и Алзону за столом. Они обе прижались друг к другу головами. Они поднимают глаза и хихикают над моим внешним видом. Я протягиваю руку и понимаю, что моя прическа — это катастрофа.

— Первая ложишься и первая просыпаешься, — поёт Алзона.

— Итак, — говорю я, вдыхая нарастающую тошноту, — что случилось прошлой ночью?

Я тянусь и заплетаю волосы через одно плечо.

— Что случилось? — смеётся Кристал. — Я надеюсь, что больше никогда в жизни не услышу, как ты поёшь. На твоём месте я бы выпила немного воды.

Я издаю стон и кладу голову на стол. Так проще, чем держать её. Возможно, я даже усну здесь. Я слышу приближающиеся шаги. Проснулись остальные.

— Надеюсь, ты не уснула, — говорит Алзона. — Тебя всё ещё ожидает тренировка.

— Что? — я слышу, как задаёт вопрос Шквал. — Почему?

— Потому что вы халтурите, и это надо исправлять. У вас один выходной в неделю. И всё. И у вас он был два дня назад. Напивайтесь перед выходным, если не можете справиться с похмельем, — огрызается она.

— У меня была только половина дня.

Я поднимаю голову и бросаю на неё обвиняющий взгляд.

Алзона смотрит на меня и пожимает плечами.

— Надо было лучше торговаться.

— Ты говорила мне, что так у всех бойцов.

Она игнорирует меня и поворачивается к мужчинам, которые набивают рты мясом и хлебом. Я подёргиваю плечами, как они могли есть?

Алзона прогоняет их в зал.

— Вперёд. Вы и так уже припозднились.

Она возвращает взгляд ко мне и улыбается. Одной из тех улыбок, которые мне не нравятся.

— Ты тоже.

— На этой неделе у меня не было половины выходного, потому что я сопровождала тебя к Трюкачу.

Это серьёзное преувеличение того, что произошло, но я чувствую себя так плохо, что мне всё равно.

— Вчера я хорошо дралась, и я бы хотела получить половину завтрашнего дня.

Она щурит глаза, а затем удивляет меня тем, что кивает — после подталкивания Кристал. Эта маленькая победа даёт мне колоссальную силу, необходимую для того, чтобы встать и войти в спортзал.

Я начинаю худший день в моей жизни. Я делаю то, что постоянно не одобряю — я работаю недостаточно усердно, чтобы вспотеть. Единственная хорошая сторона происходящего — мужчины тоже с похмелья и не могут собраться с силами, чтобы поддразнить меня по поводу вчерашнего вечера. Зато у них достаточно энергии, чтобы подражать моему пению. Каждый раз, когда они это делают, я повторяю свою клятву никогда больше не пить. Единственное, что меня успокаивает, это напоминание о том, что завтра я займусь поисками стрелы.

Я просыпаюсь следующим утром, с облегчением обнаружив, что похмелье прошло.

— Куда ты сегодня собираешься? — спрашивает за завтраком Осколок.

Я пожимаю плечами.

— Осмотрю окрестности.