Белая лошадь, черные ночи (ЛП) - Марсо Иви. Страница 31

― Некоторым мужчинам нравятся неопытные женщины.

Я медленно провожу пальцем по линиям стеганого узора покрывала, наблюдая за тем, как поднимается и опускается его грудь под одеялом. Я скромно смотрю сквозь ресницы.

― А тебе?

Бастен издает придушенный стон. По его телу пробегает дрожь, словно по нему провели кончиками крыльев. Кажется, он не может подобрать слов. В конце концов он уклончиво отвечает:

― Я никогда не был с девственницей. Я не знаю.

Я чувствую, как с каждым словом он пытается укрепить стены между нами. Он хочет меня, я уверена в этом, но ему больше хочется сохранить верность своему хозяину. Его упрямая преданность подобна железным кандалам на запястьях.

Но я полна решимости завоевать его преданность любой ценой. Поэтому я обращаюсь к своей внутренней бессмертной Алиссанте. Собрав всю свою храбрость, моя нога скользит под одеялом в его сторону, пока большой палец не задевает его лодыжку.

Его глаза закрываются. С его губ срывается еще один стон.

― Но ведь у тебя уже были женщины, не так ли? ― спрашиваю я, притворяясь наивной.

Его горло перехватывает.

― Да.

― И ты знаешь, что делать.

Его голос хриплый.

― Да.

Когда он открывает глаза, его взгляд останавливается на моих губах, словно он не решается посмотреть мне в глаза. Я подношу большой палец к губам, где сосредоточено его внимание, и слегка прикусываю ноготь.

― Может быть, ты мог бы научить меня? Как ты учил меня драться в лесу?

Мое сердце стучит, как кузнечный молот. Неужели я действительно это делаю? Я даже никогда не думала ни о чем настолько смелом, и это одновременно пугает и возбуждает. Я чувствую, что играю с огнем, и не знаю, хочу ли я обжечься или нет.

Бастен отрывает свое внимание от моих губ и пронзает меня тяжелым взглядом. Его веки прикрыты, глаза пылают. Он точно знает, что я пытаюсь сделать, и не готов признать, насколько ему это нравится. Предупреждающим голосом он бормочет:

― Сабина, какого дьявола ты…

Поддавшись импульсу, я прижимаю палец к его губам и торопливо шепчу:

― Я не прошу тебя нарушить клятву, данную твоему господину. Я знаю, что принадлежу ему, но ты мог бы притвориться им. Покажи мне, как доставить ему удовольствие. Ты поможешь ему. И мне. Разве это не настоящая преданность?

В его взгляде сквозит предостережение, даже угроза наказания за то, что я предложила нечто столь непристойное. Но он не отказывается. Матрас стонет от силы его дыхания. В порыве он откидывает одеяло и встает с кровати, шагая по потертому ковру.

― Черт, ― резко ругается он.

Чувствуя его сомнения, я позволяю молчанию сделать работу за меня. Сидя в постели и натянув простынь поверх сорочки, я слегка покусываю губу, пока он расхаживает взад-вперед, буравя меня таким страстным взглядом, что едва не поджигает занавески.

Он ходит взад-вперед, взад-вперед, не сводя с меня глаз. Наконец он останавливается. Его грудь тяжело вздымается, когда он повторяет:

― Притвориться?

Мое сердце подпрыгивает в горле. Клянусь бессмертными, это действительно происходит? Я заставляю себя медленно кивнуть и шепчу тихое заверение.

― Никто никогда об этом не узнает.

Он делает еще один шаг, пытаясь устоять. Затем, наконец решившись, он медленно идет обратно к кровати. Его энергия изменилась. Воздух потрескивает, но теперь это происходит от предвкушения, а не от сопротивления.

Он наклоняется ко мне как хищник, заставляя меня откинуться на подушки. Я смотрю на него снизу вверх, когда он берет меня за подбородок и проводит большим пальцем по нижней губе.

― Я дал клятву. Однажды я ее нарушил, и больше не буду. Но если ты хочешь знать, как мужчина берет женщину, я расскажу тебе. Расскажу тебе, что бы я сделал с тобой, если бы ты была моей невестой.

Его большой палец проникает между моими губами, проводит по твердому краю зубов и задевает мой язык, что кажется ошеломляюще развратным.

― Во-первых, ― говорит он низким голосом, ― я бы поцеловал тебя в губы. Вот здесь. — Его большой палец проводит по моей челюсти. ― А потом я поцеловал бы тебя здесь. Его рука скользит по моему горлу к впадинке у основания шеи. ― А потом здесь.

Стон поднимается по моему горлу и переходит в всхлип. Его прикосновения одновременно грубые и уверенные, когда он проводит по моей чувствительной коже. От предвкушения я замираю, гадая, к чему он прикоснется в следующий раз. Под простынями мои ноги сжимаются, пытаясь подавить нарастающий жар. Я еще глубже погружаюсь в подушку, пока он не оказывается прямо надо мной, упираясь одной рукой в изголовье кровати.

Я сглатываю.

― И что дальше?

Его глаза вспыхивают желанием.

― Дальше, ― говорит он, перемещая руку к шнуровке на моей груди, ― я бы сделал что-нибудь с этой сорочкой. ― Его грубые пальцы перебирают шнурки, не развязывая их, а просто тянут туда-сюда, и это так возбуждает, что кажется почти пыткой. Он так близок к тому, чтобы распустить их, но не делает этого.

Он так решительно настроен не нарушать свою клятву.

― Как только сниму ее, я поцелую тебя здесь. ― Он проводит большим пальцем по моему родимому пятну — крестному поцелую. ― И здесь. ― Его рука опускается к вырезу сорочки. ― И здесь. ― Подушечка его большого пальца надавливает поверх сорочки на твердый бутон моего соска.

Ткань между моим соском и его пальцем создает трение, которое наполняет меня желанием. Я задыхаюсь, выгибая спину. Когда я наконец перевожу дыхание, то хрипло спрашиваю:

― И что дальше?

Бастен опускает голову к моему уху так, что его распущенные волосы ласкают мою щеку, словно перышки. Его голос становится зловеще глубоким. ― Затем я бы снял с тебя всю одежду. Я бы прижался ртом к каждому изгибу. Я бы облизал каждую веснушку. Я бы поклонялся каждому сантиметру тебя, к которому мог бы прикоснуться губами.

О, Боги. Я теряю дар речи.

― Поскольку это будет твой первый раз, ― продолжает он, ― я не буду спешить. Я сделаю так, чтобы твое тело было готово, истекало соками, как спелый персик, умоляя, чтобы его сорвали.

Мои мысли замирают. Как будто мой разум ― это свеча, которую кто-то задул, а вместо нее разжег костер в моем теле. Дрожь желания, пронизывающая меня, ― чистая пытка. Я мучаюсь от того, что его губы так близко к моему уху, но он не хочет меня целовать.

Больше. Мне нужно больше.

Каркас кровати скрипит, когда он смещает свой вес, чтобы еще ближе наклониться ко мне. Одна его рука стягивает покрывало до моей талии, а другая медленно ласкает мой живот, пальцы сжимают сорочку, словно он хочет сорвать ее.

Это уже зашло слишком далеко. Я знаю, что это так. Я хотела соблазнить Бастена, чтобы он помог мне сбежать, но не ожидала, что сама испытаю такую изысканную потребность. Еще не поздно все прекратить, но каждый раз, когда я думаю о том, чтобы повернуться к нему спиной и лишиться его горячих ласк, мое тело настойчиво противится. Моя кожа еще никогда не ощущала мужских прикосновений. Легким не хватает воздуха, дыхание неглубокое и такое же яростное, как когда я на бешеной скорости мчалась на Мист через лес.

Внезапно я понимаю, что дело больше не в соблазнении. Я не уверена, что вообще это было причиной. Дело не в том, чтобы использовать Бастена для каких-то своих целей.

Дело во мне.

Речь идет о том чувстве, которое я испытала, когда скакала на Мист по лесу. Сейчас я чувствую ту же жажду свободы. Будь то прогулка на лошади или выбор мужчины, с которым я хочу лишиться девственности, ― это одно и то же: я сама определяю свою судьбу, а не позволяю другим делать это за меня.

И я хочу выбрать Бастена.

Очень, очень сильно.

Он смотрит на меня с вызовом. Мы оба ждем, что другой остановит это. Но ни один из нас этого не делает. Я чувствую, как момент затягивается, пока не выходит из-под контроля, и понимаю, что назад дороги уже нет. Я двигаю бедрами под его ладонью на моем животе. Свободной рукой я провожу пальцами по декольте.