Палач, или Аббатство виноградарей - Купер Джеймс Фенимор. Страница 15

Но, к радости наименее облагодетельствованной части человечества, все обстоит совершенно иначе. Богатству сопутствуют особые горести, даже почестями и привилегиями можно пресытиться; и, как правило, то вынужденное довольство, что приводит непосредственно к состоянию блаженства, к которому стремится наше неустойчивое бытие, реже всего можно встретить среди тех, кому завидуют их собратья, нежели среди прочих сословий. Вдумчивый читатель сумеет найти в нашем повествовании верное подтверждение сей морали, ибо, намереваясь изобразить некоторые из зол, проистекающие из заблуждений богатых и знатных, мы также хотим показать, насколько внезапно их настигает расплата, препятствуя достижению того исключительного счастья, к которому стремится весь род человеческий.

Ни барону де Вилладингу, ни его доблестному другу из Генуи, несмотря на то, что оба воспитывались под влиянием сословных предрассудков, не была свойственна низменная спесь. Им было отвратительно разнузданное веселье толпы, и, когда Пиппо перебрался на противоположный конец барка, они вздохнули с облегчением; но как только они заметили скромность и благопристойность незнакомого странника, им захотелось вознаградить его за те унижения, что он недавно перенес, и обойтись с ним с любезностью, которую столь охотно проявляют люди аристократического сословия. И потому, едва только шумная группа удалилась, синьор Гримальди с неотразимой учтивостью приподнял шляпу и пригласил незнакомого странника покинуть свое место и размять ноги на свободной от фрахта части палубы, которая, как подразумевалось, была отведена для благородных пассажиров. Незнакомец вздрогнул, покраснел и вопросительно, как если бы сомневался, не ослышался ли он, взглянул на Гримальди.

— Досточтимые господа будут рады, если вы не откажетесь от возможности поразмяться, — повторил приглашение юный Сигизмунд, протягивая страннику свою мускулистую руку, чтобы помочь ему сойти вниз на палубу.

Однако неизвестный путешественник все еще колебался, опасаясь проявить навязчивость. Взглянув исподтишка на площадку, где расхаживал Мазо, он пробормотал, что, возможно, воспользуется ею.

— Та площадка уже занята, — с улыбкой сказал Сигизмунд, — и навряд ли вас туда пустят. Моряки на корабле не теряются; они всегда пробьются вперед, как кулачный боец сквозь толпу. И потому вы поступите благоразумно, если примете приглашение почтенного генуэзца.

Путник, к которому Батист, раз или два, нарочито громко обратился по имени герр note 55 Мюллер, чтобы подчеркнуть, что ему, капитану, известны все его пассажиры, долее не раздумывал. Он поднялся со своего ящика и со сдержанной неспешностью сошел вниз, всем своим видом показывая, что несказанно благодарен за сделанное приглашение. Сигизмунд за содействие бедняку был вознагражден улыбкой Адельгейды, которая вовсе не находила, что юноша при этом уронил себя. Молодой воин, по-видимому, был втайне польщен сим знаком одобрения со стороны юной особы, ибо даже покраснел от удовольствия.

— Здесь вам будет привольней, — мягко заметил барон, едва только герр Мюллер оказался рядом с ним, — чем посреди ящиков и тюков добрейшего Никласа Вагнера, который — да хранит Господь сего рачительного крестьянина! — загрузил барк продуктами своей молочной фермы по самую ватерлинию. Я рад процветанию нашего бюргерства, но, как пассажир барка, предпочел бы иметь гораздо меньшее количество добра честнейшего Никласа по соседству. Вы из Берна или из Цюриха?

— Из Берна, господин барон.

— Я бы и сам мог догадаться, встретив вас на Женевском озере, а не на Валензе note 56. Много ли Мюллеров в Эмментале? note 57

— Много, господин барон; имя это часто встретишь и в долине, и в Энтлебухе note 58.

— Да, так зовут многих из нашего, тевтонского, племени. Я знавал нескольких Мюллеров, Гаэтано, когда мы стояли под Мантуей. Помню, двоих храбрецов похоронили посреди болот, каковых немало в том низинном краю; лихорадка во время нашей кампании опустошала наши ряды не хуже, чем вражеский меч.

Более наблюдательный генуэзец, заметив, что путник, несмотря на спокойствие, с которым отвечает, тяготится личным характером беседы, поспешил придать ей новый оборот.

— Вы, синьор, как и все мы, отправились в путь, чтобы увидеть знаменитое празднество в Веве?

— Да, намерение посетить празднество, а заодно завершить некоторые дела, привело меня к счастию плыть в вашем обществе, — ответил герр Мюллер, который, несмотря на доброе отношение к нему собеседника, не оставлял своей робкой, застенчивой манеры говорить.

— А вы, отче, — обратился синьор Гримальди к августинцу, — наверное, возвращаетесь в обитель посреди гор, после того как с любовью посетили долину и ее жителей?

Монах признал верность этого замечания, пояснив, что община их ежегодно с упованием обращается к щедрости швейцарцев, поскольку обитель была основана ради блага всех людей, без различия вероисповедания.

— Благословенное братство, — сказал генуэзец и перекрестился — скорее по привычке, чем из набожности. — Всякий путник должен вспоминать о нем с благодарностью. Мне не доводилось пользоваться гостеприимством обители, но я слышал о ней много добрых слов; быть монахом обители Святого Бернарда — значит иметь доступ к сердцу всякого христианина.

— Синьор, — сказал вдруг Мазо, неожиданно останавливаясь и вступая в разговор, однако с достаточной учтивостью, чтобы не произвести на всех впечатления развязности, — кому об этом знать лучше меня! Бродяжничая много лет, я часто находил приют под каменными сводами обители; завидев ее врата, я радовался не менее, чем входя в гавань при неблагоприятном встречном ветре. Доброго и богатого quete note 59 клиру note 60 монастыря за предоставление помощи бедным и приюта уставшим!

Высказав свое мнение, Мазо чинно приподнял шапочку и продолжил свое хождение с усердием тигра в клетке. Вмешательство безродного бедняка в беседу аристократов было настолько непривычно, что все с недоумением переглянулись; однако синьор Гримальди, как житель Средиземноморья, привык к свободному обращению моряков и потому добродушно откликнулся на реплику итальянца.

— Судя по выговору, ты из Генуи, — заметил он, пользуясь правом старшего и высшего по положению в обществе расспрашивать того, кто молод и незнатен.

— Синьор, — сказал Мазо, вновь почтительно обнажая голову, хотя свидетельствовало это скорее об его уважении к собеседнику, чем о приниженности, свойственной простому люду. — Да, я родился в городе дворцов, хотя впервые увидел свет под кровом скромной хижины. Мы, бедняки, гордимся роскошью блистательной Генуи, несмотря на то что слава ее омыта нашими слезами.

Синьор Гримальди нахмурился. Однако он тут же устыдился, что позволил выказать раздражение при довольно неопределенном и явно неумышленном намеке, исходящем от человека совершенно незначительного, и лицо его вновь приняло прежнее доброжелательное выражение.

Соответственно правилам хорошего тона, он решился продолжить разговор, а не прерывать его по столь ничтожной причине.

— Ты, по молодости своей, не можешь иметь отношения к возведению сих великолепных построек, и потому тебе нечем хвалиться и не на что жаловаться.

— Верно, синьор, хуже или лучше от этого было тем, кто умер задолго до моего появления на свет. Но скажу вам: таким, каков я есть, меня сделали заблуждения других, а не мои собственные поступки. Я не завидую богатым и знатным; в жизни я многое повидал и потому знаю, что под яркими дорогими одеждами скрывается высохшая, сморщенная кожа. Хозяева фелюк note 61, которые уже износились, с усердием украшают их; на самых нарядных обычно плавать опаснее всего.