Палач, или Аббатство виноградарей - Купер Джеймс Фенимор. Страница 66

Когда наконец решено было двинуться в путь, Пьер шепотом возблагодарил небо. Одной рукой он перекрестился, а другой взмахнул кнутом, чтобы расчистить дорогу в толпе собравшихся вокруг мальчишек-зевак и пускающих слюну кретинов. Прочие его спутники были, однако, настроены бодро. Добравшись до гостиницы, голодный и придирчивый путник обычно покидает ее веселым и довольным. Подкрепить силы, или, как это называется во Франции, перекусить запасами из кладовой и дать покой утомленным членам — обычно означает и то, что подкрепляется дух; возвращению душевной безмятежности могут помешать только либо уж очень сварливый характер, либо на редкость плохая еда. Подопечные Пьера не составили исключения. Оба старика-аристократа, словно забыв об утреннем разговоре, выказывали бодрое оживление; вскоре и их спутницы, несмотря на тяжкую заботу, неотступно их угнетавшую, начали смеяться над некоторыми их шутками. В самом деле: наши чувства причудливы — непрерывно горевать так же трудно, как и быть постоянно счастливым; довольная хозяйка, получившая за неважный обед щедрую плату, сделала, стоя на грязном пороге, книксен: по ее мнению, более жизнерадостные постояльцы к ней еще не заглядывали.

— За эту кислятину, что нам здесь подали, мы отыграемся вечером, из бочонков славных августинцев. Так ли, честный Пьер? — спросил синьор Гримальди, устраиваясь в седле поудобнее. Путники миновали неопрятные закоулки деревушки с ее остроугольными крышами и вновь выбрались на извилистую дорогу. — Наш друг отец Ксавье оповещен о нашем визите, и так как нам уже немало пришлось претерпеть, я потребую от него вознаградить нас за сегодняшнее жалкое угощение.

— Отец Ксавье — гостеприимный, благодушный клирик, синьор; все здешние погонщики мулов, проводники и странники молят небо, чтобы он подольше оставался хранителем монастырских ключей. А нам пора бы уже подниматься на вершину, господа: хорошо, если последний отрезок пути окажется столь же благополучным, как и тот, что мы миновали.

— Ты предчувствуешь какие-то трудности, приятель? — поинтересовался итальянец, подавшись вперед: от его острой наблюдательности не ускользнул испытующий взгляд, каким проводник окинул небосклон.

— Горцам не привыкать к трудностям, синьор; меня они волнуют меньше всего. Однако благоприятный сезон на исходе, подъем труден, а наши спутницы — что нежные цветы на вересковом поле в снежную бурю. О тяжких трудах приятнее вспоминать, когда они позади. Что тут еще скажешь?

Замолчав, Пьер остановился. Он стоял на небольшом возвышении, откуда была видна расселина, с которой начинается долина Роны. Вглядывался он долго и вдумчиво, потом повернулся и зашагал дальше с деловитым видом человека, расположенного скорее действовать, чем гадать о будущем. Если бы не оброненные им слова, эта обычная в пути заминка не привлекла бы к себе ничьего внимания, но и так ее заметил один только синьор Гримальди, который, если бы не слова Пьера, и сам не придал бы случившемуся ни малейшего значения.

Обычно в Альпах проводник идет пешком, ведя за собой путников и двигаясь со скоростью, наиболее удобной для людей и вьючных животных. До сих пор Пьер не торопился, и спутники следовали за ним той же умеренной поступью, но теперь он явно заспешил, и мулов порой приходилось подгонять вперед, чтобы они не отставали. Путники объясняли это свойствами дороги, которая среди верхних альпийских долин становится сравнительно ровной. Спешка к тому же представлялась вдвойне необходимой: нужно было наверстать время, потерянное в гостинице; солнце уже коснулось западного края горизонта, а по температуре воздуха можно было заключить если не о внезапной перемене погоды, то, по крайней мере, о близком окончании дня.

— Мы путешествуем по очень древней дороге, — заметил синьор Гримальди, когда мысли его обратились от проводника к их теперешним обстоятельствам. — Весьма досточтимая тропа, как ее можно по праву назвать, в похвалу достойным монахам, которые так стараются уменьшить ее опасности. В истории много говорится о том, что по этому пути проходили предводители различных армий: она долгое время была столбовой дорогой для всех, кто путешествовал между севером и югом, с вражескими намерениями или с дружескими. Во времена Августа note 141 римские легионы обычно проходили здесь в Гельвецию note 142 и Галлию note 143 — и обратно; войска Цецины note 144 прошли через эти ущелья, чтобы атаковать Огона note 145; точно так же воспользовались ими пять столетий спустя и лангобарды note 146. Здесь нередко бродили вооруженные шайки — во времена войн Карла Бургундского note 147, миланских войн note 148 и завоеваний Карла Великого note 149. Помню рассказ о том, как орда нечестивых корсаров note 150 проникла сюда со Средиземного моря и захватила мост у Сен-Мориса с намерением разбойничать. Поскольку мы не первые, то, вероятно, и не последние, кто вверился этим краям, преследуя свои цели — цели любви или борьбы.

— Синьор, — почтительно вставил Пьер, едва генуэзец умолк, — если вашей светлости угодно поубавить в речах учености и говорить попонятнее, когда приходится так спешить, это будет гораздо уместней.

— Ты предвидишь опасность? Мы запаздываем? Говори начистоту: я не терплю скрытности.

— Опасность для горца, синьор, это действительная опасность; здешняя надежная тропа в долинах показалась бы рискованной: я об опасности не говорю. Однако солнце, как видите, заходит за горы, и скоро мы приблизимся к местам, где оступившийся в темноте мул может причинить много бед. Хорошо бы нам постараться приложить все усилия, пока еще светло.

Генуэзец не ответил, однако — согласно желанию Пьера — принялся понукать мула. Остальные путники без особых раздумий последовали его примеру, пустив животных трусцой, хотя и этого было недостаточно, чтобы не отставать от широких стремительных шагов Пьера, который, несмотря на свой возраст, двигался вперед без малейших, как казалось, усилий. До сих пор было довольно жарко: и в чистейшем воздухе лучи солнца, падавшие в долину, продолжали согревать воздух, но как только дневное светило скрылось за темной вершиной, тотчас повеяло холодом, словно в доказательство того, насколько необходимо животворное присутствие небесного светила высокогорным обитателям. Женщины немедленно закутались в накидки, а вскоре и старшие из мужчин набросили на себя плащи, принимая обычные меры для защиты от воздействия ночного воздуха.

Читателю не следует, однако, думать, что все эти детали путешествия отняли столь же мало времени, сколько потребовалось для рассказа о них. Прежде чем синьору Гримальди и его другу понадобились плащи, позади остался большой отрезок пути и не одно селение. Дневное тепло вытеснила вечерняя прохлада, и это сопровождалось соответствующими переменами в окружающей местности. Последняя деревушка, Сен-Пьер, которую они миновали, представляла собой нагромождение лачуг с каменными крышами, имевших самый негостеприимный вид; правда, у моста Гудри было еще одно селение, состоявшее из нескольких унылых хибар, напоминавших скорее норы зверей, нежели человеческие жилища. Растительность становилась все более и более скудной и мало-помалу исчезала совсем: так тени на картине, постепенно сгущаясь, незаметно сливаются с фоном. Липы и кедры, уменьшаясь в размерах, попадались все реже; раскидистые деревья превращались понемногу в кусты, которые сменились в конце концов клочками бледной зелени в расселинах, похожими на мох. Даже горные травы, которыми по праву славится Швейцария, сделались тонкими и жесткими; а когда путешественники достигли котловины у подножия пика Велан, именуемой La Plaine de Prou note 151, в это наиболее благодатное время года здесь оставались только отдельные клочки между скалами — пропитание, достаточное лишь для небольшого стада готовых рисковать жизнью голодных коз.