Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами - Купер Джеймс Фенимор. Страница 25

— Хорошо, хватит: что он приказывает своим молодым людям делать? — нетерпеливо перебил бортник.

— Не будь скво, Бурдон, — скажу, понемногу. Говорит воинам — а если у него есть каноэ, он может взять наши каноэ и уведет — а если он плавает, этот дьявол чиппева поплывет вниз по реке и возьмет наши каноэ — лучше кто-нибудь беги назад, стереги наши каноэ — вот что они говорят молодым воинам.

— А ведь это мысль! — воскликнул Бурдон. — Давай-ка живей, доберемся туда первыми и перехватим их каноэ. Водой туда раза в два ближе благодаря этой излучине, а по болоту им брести вдвое дольше.

— Хороший совет! — заметил Быстрокрылый. — Ты греби — я следом.

Сказано — сделано, и каноэ снова двинулись вперед. Ночная темнота служила им надежной защитой, но будь хоть и самый полдень, густые заросли риса надежно скрыли бы их путь. Костер в хижине послужил им маяком и помог Бурдону обнаружить каноэ. Подходя к стоянке, он слышал вдалеке лай собак и голоса сопровождавших их индейцев, которые громко окликали двоих дикарей, оставшихся в хижине за часовых.

— Что они там кричат? — спросил бортник чиппева. — Орут во все горло, видно, хотят, чтобы те двое, у дверей хижины, их услыхали. Ты разбираешь, что они там орут?

— Говорят двум воинам — иди, смотри каноэ — вот и все — пусть идут — тут нас двое — возьмем два хороших скальпа, двое негодяев — два скальпа!

— Да нет же — нет, Быстрокрылый, — на сегодня хватит с нас этой работы — надо увести их каноэ от берега как можно скорее. Можешь зацепить те два?

— Крепко зацепить — крепко, можно тянуть, — отвечал индеец, все еще не желая расставаться с мыслью нанести удар своим врагам, но при этом исправно помогая брать на буксир вражеские каноэ. — Теперь хорошее время два негодяя терять свои скальпы!

— Два негодяя, как ты их зовешь, поняли, что им кричат с болота, и проверяют курки своих винтовок. Поспешим, а то как бы они нас не увидели да не принялись палить. Отчаливай, чиппева, да греби на середину залива.

Бортник говорил очень серьезно, и Быстрокрылый неохотно повиновался. Будь у него при себе винтовка или хотя бы нож, он бы, пожалуй, выскочив на берег, сумел исподтишка подкрасться к кому-нибудь из врагов и добыть еще один трофей. Но бортник был непреклонен, и чиппева был вынужден волей-неволей послушаться его, потому что Бурдон не только держал под рукой винтовку, но и предусмотрительно припрятал свой нож и томагавк — орудие, которое он обычно носил с собой, как и краснокожий.

Перед ними стояла довольно трудная задача. Ветер все еще не улегся, и каждому из легких суденышек, и без того перегруженных, предстояло силами одного гребца вести на буксире еще две такие же лодки, притом прямо против ветра. Однако вес груженых лодок и легкость пустых несколько облегчали это дело. Минуты через две все лодки были уже настолько далеко от берега, что индейцы, сбежавшие вниз «посмотреть» на свои лодки, ничего не увидели. Дикари разразились оглушительными воплями, не только выдавая свое разочарование, но и сообщая о размерах обрушившегося на них несчастья своим товарищам, все еще пробиравшимся по болоту.

Было понятно, как много выиграли беглецы, завладев всеми лодками. Теперь их враги, хотя бы на некоторое время, были прикованы к северному берегу реки, а ширина устья в этом месте служила надежной преградой между ними и теми, кто достиг южного берега. Лодки к тому же давали слабейшей партии возможность двигаться куда угодно, увозя с собой весь груз, который был на борту, а именно все имущество бортника; а враги, потеряв каноэ, теряли главное средство передвижения и, вероятно, будут вынуждены продолжать путь в пешем строю. О цели их похода бортник только догадывался, пока не расспросил чиппева, и сделал он это тотчас же, как только все лодки оказались в безопасности, у южного берега реки. Здесь наши беглецы и высадились, пройдя протокой в зарослях риса и причалив к твердой земле. Марджери принялась разводить костер, чтобы отгонять комаров, в укромном местечке за небольшим холмом, скрывавшим огонь от противоположного берега. Утром придется гасить костер, чтобы не выдать дымом свое укрытие. Позаботившись о том, чтобы для костра прелестной Марджери топлива было в избытке, бортник приступил к расспросам и прежде всего спросил чиппева, как тот угодил в плен.

— Ладно, расскажу все, — ответил, не увиливая, чиппева. — Скрывать тропу от друга — не хорошо. Помнишь, как прощались на прогалине с Бур доном?

— А как же — помню как сейчас. Потаватоми пошел своей тропой, а ты — своей. Я был рад, потому что видел — ты его другом не считал.

— Да; хорошо идти своей тропой, а не одной с твоим врагом — можно подраться, — спокойно ответил индеец. — Этот раз тропа опять стала одна — потаватоми потерял скальп.

— Все это я знаю, Быстрокрылый, и очень хотел бы, чтобы этого не случилось. Я наткнулся на тело Большого Лося, прислоненное к дереву, вскоре после того, как вы от нас ушли, и понял, от чьей руки он пал.

— Скальп не нашел, а?

— Нет, скальп с него сняли; но для меня это уже ничего не значило — ведь он был убит. Какой смысл вести войну так, что ни в лесу, ни на прогалинах, ни в прериях не уйти от смерти? Погляди-ка, какую беду навлекла на эту семью ваша индейская манера воевать!

— Как вы воевать, говори — хочу знать. Идешь целовать, кормить олениной врага — или брать его скальп? А? Как лучше всего делать, чтобы он боялся и признал — ты хозяин?

— Всего этого можно добиться, не убивая одиноких путников и не трогая женщин и детей. Оттого что ты снял скальп с Большого Лося, мир между Англией и Америкой не приблизился.

— Скальп нет, жалко — потаватоми отняли, говорят, похоронили его. Ладно, пускай прячут в яму, глубокую, как колодец белого человека, — не могут спрятать славу Быстрокрылого Голубя! Она вот тут — зарубка хранит ее!

Зарубки на палочках — нечто вроде дикарского способа производить воина в следующий чин: определенное количество зарубок — все равно что официальное представление к повышению в чине, не уступающее процедуре производства в Вашингтоне. Ни в том, ни в другом случае, по-видимому, это не приносит ни денег, ни командирского поста, разве что в редких случаях, да и то когда это выгодно правительству. У почестей есть свои особенности. Как и у всех прочих человеческих интересов, в военных действиях имеются известные моральные градации. Например, гражданин, который одобряет оккупацию Алжира note 56 и Таити note 57 или нападение на Кантон note 58, а также и многочисленные войны с индейцами, обагрившие полуострова Восточного побережья кровью коренных жителей, видит чудовищное преступление в нападении на Веракрус note 59, брешь в стенах которого открыла прямой путь на Сан-Хуан-де-Улуа note 60. В глазах того же глубокомысленного моралиста гаритас note 61 в Мехико следует одобрить, как будто это двери, открывающиеся в будуары прекрасных сеньор этой великолепной столицы; а ведь нет ничего более чудовищного, чем стрелять на улицах города в кого попало. Поэтому мы не без удовольствия пользуемся возможностью добавить некоторые элементы философии Быстрокрылого Голубя к воззрениям мудрых голов Старого Света, дабы дополнить кодекс интернациональной морали касательно этого интересного вопроса, при изучении которого не знаешь, отдать ли предпочтение тому, который составлен в университетах, или тому, который пришел прямо из диких и глухих лесов.

— Все к лучшему, — отвечал бортник. — Хотелось бы мне убедить тебя выбросить и этот отвратительный трофей, что привязан к твоему поясу. Помни, чиппева, ты теперь среди христиан и тебе подобает делать так, как хотят христиане.